IV

Старый город обнажил свое истинное лицо. Он был геенной огненной во всех смыслах – и горящей зловонной свалкой на окраине, и покрытыми нагаром инструментами преисподней. Офицер Гуччи не замедлял шаг, но, постоянно настороженно озираясь, замечал, как ему казалось, распятые обезображенные мертвые деформированные тела за многослойными ширмами решеток. Наконец, Томас вернулся к переправе. Черная громадина маяка, безглазая и немая, следила за городом подобно палачу в остроконечном железном шлеме. Сердце человека, севшего в лодку и отчаянно схватившегося за весла, нездорово трепетало, возмущенное изнурительной нагрузкой без отдыха и неодолимой навязчивой тревогой. И все же несколько сбавить темп Гуччи позволил себе лишь на середине озера, миновав непроглядную пасть рогатых руин на мертвом острове Толука. Полисмен дал себе время, чтобы дыхание и сердцебиение могли вернуться в норму, глотнул воды из фляги, едва удержав себя от алчного порыва выпить все до последней капли, и с новой силой взялся за греблю.

Черное стекло озера все чаще пестрело крошечными вкраплениями ржавчины – плывущие по поверхности палые листья сбивались в скопления и кучи на мелководье. Причаливая к родному берегу, освещенному пылающими руинами южной части Сайлент Хилла, Томас почувствовал щемящую горечь. Он вышел на берег и, тяжело дыша, поплелся вверх по алеющему склону. И здесь, под обрывом усталость одолела его – навалившись грузом на спину, свалила с ног. Мокрые травы и тонкие лепестки маков коснулись разгоряченного лица. Впервые офицер не почувствовал зла в снотворных цветах – мягкая прохлада травянистых растений утешала, возвращала чистоту, снимала с лица и с души копоть испорченного мира. Гуччи погладил тускло-зеленый ковер мозолистой саднящей ладонью, видя, как к ней прилипло несколько рдяных, полупрозрачных лепестков и угольно-черных тычинок мака. «Если я буду топтать, срывать, мять их, зло все равно не выйдет из меня, - заговорил с самим собой в своих мыслях Томас. – Оно есть во мне, конечно. Но с ним ли я борюсь? До саморазрушения, до смерти… Или же оно меня ведет? И мне не стоит ему сопротивляться?». Это была очень странная мысль. Может, ее нашептали цветы зла, примятые тяжелой черноволосой головой. Но она была губительно манящей – мысль о необходимом зле. Как и о необходимом отчаянии, о котором было сказано на страницах рукописи, вложенных в окропленную кровью Библию. Офицер Гуччи, упавший в объятья прохладной земли, еще не был готов всецело принять эти скорбные необходимости, однако что-то в его душе приоткрылось в тот миг для нашептанной умирающими маками идеи.

Еще долго Томас не мог, да и не хотел преодолевать сморившее его оцепенение. Кровь остыла, разум прояснился, и лишь тогда вернулось состояние готовности к действиям. И все же встать на ноги далось не так просто. Полицейский вспомнил, что уже не первый день был лишен нормального сна, но вместе с тем он забыл и о своих кошмарах. Можно было рассчитывать на то, что беспокойные сны уже никогда не вернутся, но не хотелось бы и того, чтобы их заменили повторяющиеся воспоминания о кошмарах, пережитых наяву.

С обновленными силами Гуччи вскарабкался на обрыв и вернулся на дорогу, пролегающую вдоль озера. Параллельно вытоптанной пешеходной тропке разбитое шоссе Плезант Ривер тучной неповоротливой змеей подползало к жилым районам. Здесь неподалеку был поворот к личному ритуальному месту Томаса, где он привык совершать прогулки после смены, оставаясь наедине со своими мыслями, такими же туманными и не мирными под поверхностью, как озеро Толука. До чего же захотелось ему теперь свернуть, пойти хоть с закрытыми глазами выученным наизусть незамысловатым маршрутом, чтобы оказаться в том сокровенном месте, принадлежащим ему одному! Однако офицер полиции не мог позволить себе этого. Не сейчас. И так же отчаянно хотелось верить, что вернется прежняя жизнь, и что он сам еще вернется сюда. Но сейчас Гуччи ступил на израненную кожу змеи Плезант Ривер и быстрым шагом направился на восток через тлеющие темные кварталы.

Осенняя ночь, дрожащая в горячке пожаров, замедляла мужчину, отправившегося в одиночный поход через полгорода. Томас невольно испытывал сомнения, не свернул ли он где-то с намеченного пути. Даже с прекрасным знанием города в столь исковерканном, извращенном мире тьмы он был не застрахован от такой ошибки. Как и от того, что можно было упустить нечто, просто минуя с быстротой зловещие улицы. Полисмен зашагал чуть медленнее, внимательно оглядываясь, силясь подметить что бы то ни было значимое в смоляном дыму с солено-терпким запахом горящей плоти. Смрад уже не настораживал, но тень, ползущая по закопченной, переплетенной окровавленной «колючкой» стене… Отчетливо узнаваемая парящая над землей тень с шестью обрубками широко расставленных конечностей. Оборачиваться Томасу не хотелось, он собирался в этот раз просто броситься в бег. Что и сделал с невольным выкриком, как только нечто холодное и липкое скользнуло по его плечу.

Мужчина знал, что плыло по воздуху за его спиной. Он заставлял себя преодолевать противоречивые, необъяснимые порывы и не смотреть. «Дорога. Нужно знать, куда бегу. Не заплутать! Нельзя!». Приходилось тратить бесценное время, приходилось озираться по сторонам в поиске ориентиров. Может, эти доли утраченных секунд, сложенные вместе, привели к тому, что произошло в один миг – парящий над землей монстр вторгся в поле зрения Томаса. Тварь выскочила слева, как всегда бесшумно и неожиданно, и уже начала выворачивать свою рассеченную плоть и разматывать кишкообразные щупальца. Гуччи метнулся за ближайший поворот справа и ускорил бег до предела, до чувства удушья и боли в груди. Он осознавал, что не выдержит долгой дистанции в таком темпе, что скоро даст о себе знать угнетающая тяжелая боль в голове, но все же рассчитывал оторваться. А тварь снова обставляла человека на поворотах, угрожая щупальцами, в конвульсивной насмешке тряся головой с болтающимся окровавленным языком. Томас петлял улицами, где завалы и новосозданные тупики норовили вогнать его в отчаяние, и все же он не собирался сдаваться. Надежда оправдалась, когда постройки начали расступаться перед убегающей из города Уилтс-Роуд, немного извилистой лилией стелящейся вдоль узкой ленты безымянной речки. Копоть, распространяющаяся от горящего Сайлент Хилла, застилала зрелище того, куда вела дорога, но это все равно было известно. Здесь, без поворотов и других препятствий Гуччи мог распрощаться с преследователем. Боль в затылке уже побеспокоила Томаса первыми тупыми предупредительными ударами, сухой прокопченный воздух резал горло, но мужчина твердо сказал себе, что еще сможет бежать. Уилтс-Роуд уже уводила его от оставшегося позади во мгле из гари развернутого блестяще-красного цветка из плоти.

Вскоре все, что могло напоминать о южном районе Сайлент Хилла и его монструозном обитателе, растаяло в густом насыщенном дымчато-пунцовом ночном мраке. Офицер с непередаваемым облегчением вернулся к спокойному шагу. Разбитая загородная дорога принесла долгожданную прохладу. Еловые леса подступали к Уилтс-роуд частокольными стенами, но в воздухе пахло лишь мокрой пылью, а не хвоей. Томас вглядывался в чащу рьяно, силясь распознать малейшие признаки возможной опасности. С очередным удивлением, отдающим горечью печали, Гуччи заметил, что лес теперь был мертв. Рыжая хвоя частично осыпалась с сухих ветвей, словно дождь из мелких заржавевших гвоздей. Близ города траву вдоль дороги еще усыпали маки, но чем дальше уходил полицейский от Сайлент Хилла, тем желтее, гнилостнее становилась трава, и тем реже рдели на ней мелкие цветки. Казалось, шоссе вело его к эпицентру смерти, к некой страшной ране на теле земли. По сути шахты всегда можно было сравнивать с ранами, но с ними рядом никогда не было таких ярких признаков страдания. Тревожное ожидание схватки с химерами вспыхнуло с новой силой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: