Утром его нашли мертвым. Лицо его было спокойно и светло; истощенные черты с тонкими губами и глубоко впавшими закрытыми глазами выражали какое-то горделивое счастье. Когда его клали на носилки, попробовали разжать руку и вынуть красный цветок. Но рука закоченела, и он унес свой трофей в могилу».

Как только Гуччи дочитал текст, телефон в кабинете врача умолк. В ушах еще стоял колкий звон, делавший тишину в темном помещении особенно напряженной, неприятной, таящей нечто враждебное. Луч фонаря освещал небольшое пространство перед лицом Томаса, так что тьма словно сконцентрировалась, собралась в самый плотный клубок у него за спиной. Непрошенные мысли сами вползали в сознание, нашептывая о том, что нечто высится позади, за плечами, наблюдает и ждет… но не удобного момента для нападения, нет – оно может атаковать в любую секунду и не промахнется. Нет, нечто там, за спиной, в концентрированной непроглядной темноте ждет, когда сидящий на стуле человек обернется, чтобы ввергнуть его, взведенного, изнуренного, ослепленного мраком, в тот неописуемый, доводящий до безумия ужас, что преждевременно красит волосы в седой цвет. Мысли лезли из всех темных углов комнаты, и сопротивляться их навязчивому шепоту становилось все труднее. Мышцы спины начинали застывать от напряжения, в котором они пытались съежиться под взором неизвестной сущности, скрывающейся в тени. Да, в глубинах подсознания каждого человека живут первобытные монструозные страхи - тревожные детские переживания, знакомые каждому, являются тому доказательством, но, сколько бы Гуччи ни думал об этом, до конца убедить себя в тщетности собственной тревоги офицеру не удавалось. За перенапряжением мышц спины и шеи явилась и «старая знакомая» - головная боль. Томас напряг пальцы, взъерошивая идеальный строй черных волн своих волос, и, стиснув зубы, едва не взвыл: «Неужели это точка? Неужели я теряю рассудок?! Нельзя, нельзя!... Как же, за что?!... Впереди ведь жизнь!... Нет, не сдаваться! Боевой офицер не должен! Это все ерунда, чушь, и ничего там нет». С этой мыслью мужчина обернулся, и в тот же миг ноги, похолодевшие, словно отнявшиеся в один момент, подкосились, заставив его упасть навзничь. Крик ужаса застрял в горле, вырвавшись лишь невнятным поперхающимся хрипом. Перед Гуччи в углу около рабочего стола врача парил разлагающийся монстр с шестью растянутыми в стороны культями вместо конечностей – тот самый урод с кровавым языком, загнавший его позапрошлой ночью до обморочного состояния. «Только видение, лишь видение… - в своих мыслях лихорадочно причитал Томас, вытягивая руку вперед, чтобы убедиться, что там, где он видит мерзкую тварь, окажется только воздух. – Это галлюцинация и только! Если я понимаю это – не все потеряно…». Пальцы полисмена почти дотронулись до лоскута гнилой кожи, свисающего с пояса монстра, но не только не прошли через него насквозь, но были чем-то остановлена. То, что коснулось кожи человека, пронизало его нервы и мускулы от кисти до локтя жгучей болью. Офицер резко одернул руку. Вскинув голову, мужчина увидел, что вскрытая брюшная полость чудовища, разрезы от которой проходили в шесть сторон по его несуразным конечностям, раскрывается, выворачивая гнилостно-красные пласты кожи наизнанку, расправляя их подобно лепесткам страшного мясного цветка. Из темнеющего центра кровавой раффлезии выдвигались, корчась и извиваясь, черно-коричневые щупальца. Одно из них прошло мимо лица Гуччи, «лизнув» щеку быстрым прикосновением, от которого кожа разгорелась огнем так же, как в тот момент, когда нечто коснулось кисти. Боль помогла собрать все силы, вскочить на ноги и спешно, спотыкаясь, покинуть кабинет дежурного врача.

Томас по-прежнему не мог стоять твердо на похолодевших ногах, ему казалось, что и все его тело в один миг ослабело. Выбежав за дверь, он застыл на месте, вновь оторопев. Госпиталь изменился в один момент до неузнаваемости. Полисмен уже наблюдал подобный феномен – чуть больше суток назад, в отцовской парикмахерской. Если то, что происходило там, действительно было реально – верить своим глазам Гуччи отказывался до сих пор. Пол в коридоре теперь был усыпан крошкой побитого и покрытого ржавчиной цемента и залит застоявшейся грязной водой. В ней плавали клочья чего-то блестящего, неровного, грязно-розового, мало похожего на разбухшее от влаги покрытие стен. Подняв голову, мужчина понял, откуда взялась жидкость на полу – под потолком теперь проходили многочисленные проржавевшие текущие трубы. Внезапно Томас вспомнил то, что привиделось ему в полубреду в кошмарной яме на месте памятника Кровавому Болоту – адская конструкция внизу. «Там тоже были трубы! Что же текло по ним тогда? И сейчас… Что за дрянь?!». Почти разрушенные до одной лишь арматуры стены протравились ржавчиной и заросли непонятными темно-красными склизкими образованиями, не похожими на известные виды плесени. Кое-где на прохудившихся решетках стен висели неровные обрывки тряпья, заменяющего ширмы, и дырявая ткань их была пропитана коричнево-красной жидкостью. Казалось, грозное булькающее бормотание слышалось время от вереи в темноте за заграждением из ржавой арматуры и рваных простыней. Учитывая, что изменившееся здание являлось госпиталем для душевнобольных, подобные звуки не могли не приводить в смятение.

Гуччи сделал несколько неторопливых, осторожных шагов прочь от кабинета дежурного врача и оглянулся назад. Опасения оказались оправданы – парящий монстр вновь был за спиной. Томас бросился бежать. Наплечной кобуры, которая придавала хоть долю уверенности в ненормальных ситуациях, с собой у полисмена не было, о чем он жалел при всем понимании, что не имел никакого повода являться в больницу с оружием. Офицер Гуччи продолжал предпринимать попытки снова вырастить в своем сознание чахнущую мысль о том, что происходящее не является реальностью и что галлюцинация не может причинить реального вреда, но древнее чувство самосохранения сейчас было определенно сильнее, и оно кричало, что новой боли нужно избегать любой ценой. И Томас бежал, потеряв контакт с собственным телом, превратившимся в некий автомат, механизм, выполняющий программу, в то время как тонущее сознание барахталось на поверхности экзистенциального ужаса. В таком состоянии мужчина, гонимый тварью, которая вовсе не должна была существовать в нормальном мире, пробежал по коридору до конца, затем по лестнице вниз и споткнулся на скользком пороге сырого подвала. Он опомнился, едва не растянувшись ничком на грязном полу, в последний миг ухватившись за ржавую трубу. Возобновившееся единство разума и тела поставило реальность на место, когда в быстро сработавших для удержания равновесия мышцах бешено пульсировала кровь. Ржавая труба действительно существовала, темный подвал с мокрыми от потеков ржавчины красными стенами – тоже. «Значит, вопреки здравому смыслу, существует и монстр за спиной?» - поставил вопрос в никуда Томас и настороженно покосился назад через плечо. Уродливый враг с обнаженным, словно в гротескной насмешке, языком снова распускал адский цветок своей коричнево-бордовой плоти и тянул к человеку блестящие черные щупальца, подобные разматывающимся кишкам. Одно из них уже обвило плечо полисмена, сжимая кольцо все сильнее и тем самым перекрывая кровоток в руке, которой тот отчаянно пытался выломать трубу. Гуччи вцепился второй рукой в прогнившее железо и уперся ногой в стену, налегая со всей силы. Через толстую кожу куртки он все равно отчетливо ощущал, как щупальца твари ползут по его спине, словно толстые осклизлые черви. С яростным выкриком офицер еще раз рванул трубу на себя и, обретя, наконец, не самое плохое оружие, развернувшись, воткнут ржавый обломок в сердцевину цветка из плоти. Висящая в воздухе тварь не издала ни звука, когда труба с глухим чавканьем прошла через нее и уперлась во что-то твердое. Однако монстр начал сматывать проклятые щупальца-кишки и отдаляться от жертвы. Увидев это, Томас устало выдохнул и, закрыв глаза, прислонился к стене.