Караев замолчал на полуслове, - Алексей не заметил, что перебил его, нахмурился. Эта мысль уже приходила ему в голову, приходили и варианты ответов на нее. Но на сей раз, он решил сказать правду.
- Увы, нет. Было что-то отдаленно напоминающее грозу, но мне кажется более из-за вашего недолгого опоздания. Я решил, что Андрей Георгиевич передумал и.... Одним словом, ничего. А вы?
- Я... пожалуй, тоже нет.
- Быть может, ваше опоздание... нет, я говорю, что вы, неосознанно, сами того не подозревая, отодвигали момент поездки.
- Нет, я... - он не знал, как лучше сказать. - Дело в Серафиме, я задержался из-за нее. В некотором смысле.
- А она, не удерживала ли вас?
- Нет, кажется, нет, - он попытался вспомнить последние минуты перед приездом машины. Все как обычно, но может быть его неожиданно возникшая страсть к Симе и есть то самое...
Все же это случалось частенько и раньше. Сима сама провоцировала, или он пытался таким образом немного разрядиться перед важной встречей? Точно уезжал не на деловую встречу, а за полярный круг. Она никогда не сопротивлялась, не уходила, непременно соглашаясь. И его ни разу не удивила подобная сговорчивость, которую он считал нормой, а все прочие знакомые и друзья по работе - исключением, удивительным по своей природе. Только сейчас он подумал о ней, как о каком-то феномене.
Интересно, а что же она испытывала на самом-то деле?
Он попытался вспомнить, чтобы отогнать неожиданно пришедшую на ум мысль, но вспомнить не получилось. Вагит Тимурович задал новый вопрос:
- А может, таким образом она удерживала вас от поездки?
- Нет... это моя инициатива, - немного смутившись, произнес Алексей. Мысль ушла, он тщился вспомнить, о чем думал мгновение назад, но не смог.
- Значит, интуиция подвела нас обоих. А что вы, Иван?
Телохранитель вздрогнул, не ожидав, что до него снизойдут в разговоре. Он не прислушивался к нему, занятый своими мыслями, потому вынужден был, чуть покраснев, переспросить.
- Нет, ничего такого не припомню, - наконец, ответил он. - Я как раз завтракал, когда позвонила Вероника, сказала, что мое присутствие на предстоящей встрече не помешает. Я возразил, сказав, что от непосредственного начальника инициатива не исходила, что я могу оказаться лишним. Вероника сказала, что так будет лучше, и что день мне зачтется, Иван говорил быстро, чувствуя, что от него ждут чего-то другого, более важного, но не мог оторваться от этого перечисления подробностей сегодняшнего утра. - Я спорить не стал, спросил, когда надо выехать. Решил, что ей виднее. Она сказала, что машина подъедет за мной, - и тут только сообразил. - Нет, ни во время звонка, ни после, при встрече, ничего не почувствовал. Разве что Герман Архипович более обычного жаловался на переменчивую погоду. Это все.
Вагит Тимурович выдохнул.
- Жаль. А Вероника как-то мотивировала свой поступок?
- Да. Она сказала, что телохранитель нужен для солидности или чего-то в таком духе, не помню в точности. Что-то подростковое... Хотя ей уже двадцать...
Алексей замолчал и вновь взглянул в мутное окошко. Все по-прежнему, тусклый свет едва пробивается сквозь заросшее пылью стекло, почти исчезает, когда небо закрывают плотные облака. Может быть, скоро снова пойдет снег.
- И больше ни от кого ничего я не слышал. А зачем это вам?
Караев пожал плечами.
- Просто привык доверять интуиции, она меня редко когда подводила. И как, скажите на милость, в нашей стране без шестого чувства на страже своих интересов, успеха или влияния? - никак не возможно.
Алексей недоуменно поднял глаза.
- Я над этим не задумывался. Но не уверен, что все дело в интуиции. Скорее, в неких собственных качествах, той же работоспособности, например.
- Вы забываете, что работоспособность, это еще далеко не залог успеха. Слава Богу, страна наша богата людьми неленивыми. На их энтузиазме, почти бескорыстном труде, да на глубокой, почти слепой уверенности в том, что "все образуется" и жива еще страна. Их заботами мы еще что-то производим, экспортируем, не даем окончательно загубить производство. Наше с вами производство, хочу уточнить. Именно наше с вами, не их. Они трудятся на нем, создают все необходимое, отрабатывают взятые под них кредиты, выплачивают собственных из карманов налоги производства, взятки, акцизы, подати. И при этом стараются быть довольными жизнью; иной раз им это даже удается. Но труд этот ни в коей мере нельзя сравнивать с нашей работой ситуация совсем иная. Они работают, чтобы прокормить себя и свои семьи, мы же... сами знаете, для чего. Ведь посмотрите, где мы и где они. Меж нами пропасть, глубину которой и представить - и нам, и им - невозможно.
- Вы явно через край хватили, - заметил Алексей, снова занятый изучением окошка.
- Отнюдь. Вы говорите о трудолюбии, а как сегодня без него тем, кто находится под вами и не имеет, несмотря на все старания, даже надежды выкарабкаться из той пропасти, в которой живут. Получать - вот едва не предел их мечтаний - не тысячу с хвостиком, а пять тысяч... рублей, мой дорогой друг, рублей. А ведь начинали и вы и они примерно с одного и того же: с пустых прилавков, обесцененных денег да надежды на лучшее в новой стране. Только потом разошлись. Они спустились вниз, где и копошатся до сих пор, вы двинулись вверх. И вы утверждаете, что все дело в трудолюбии.
- Разумеется, да. Я и сейчас уверен в этом. Кроме трудолюбия, конечно, необходимы знания, решительность, уверенность, какая никакая хватка. Да, собственно, я могу явить именно такой пример.
- Вы можете, спорить не буду. Но скажите, Алексей, отчего же те люди, о которых мы говорим, да ваши подчиненные хотя бы, не могут похвастаться десятой долей доходов, что получаете вы, их непосредственный начальник?
- Вы еще спрашиваете, - холодно произнес Алексей, поворачиваясь к Вагиту Тимуровичу. - У части моей команды, я говорю о той команде, что была со мной, когда я создавал свою челночную фирму, все еще впереди. Пока они молоды, как и я, но уже успели неплохо продвинуться по службе. Мой главбух, к примеру, сейчас пошел в гору...
- Я говорю не совсем о тех людях, - терпеливо возразил Караев. - О тех, кто непосредственно ездил в ту же Турцию за шмотками и торговал ими в ваших магазинах.
Алексей недоуменно взглянул на Вагита Тимуровича.
- Подождите, но я их не нанимал, этим занимался Анатолий... - он замолчал, но спустя какое-то время, показавшееся его собеседнику очень долгим, произнес: - Не могу сказать, что их жизнь пошла наперекосяк оттого, что я позвал этих людей к себе. Думаю, они неплохо заработали на торговле.
- Вашей карьеры они не сделали.
- Вы лучше бы спросили их, хотели ли они того или нет, - он раздражился.
Караев положил руку ему на плечо. Алексей вздрогнул.
- Да не кипятитесь вы, Алексей, - просто сказал он. - Ни в чем я не думаю вас упрекать. Вы человек молодой, активный, много знающий и понимающий. Свои знания вы научились претворять в жизнь, добиваться с их помощью значительного успеха. Простите, что вы заканчивали?
- Плехановский, экономический факультет.
- Да, я так и полагал.
- Я готовил себя к предпринимательству, - произнес Алексей, с некоторым даже холодком в голосе. - В отличие от большинства тех, кто не пожелал заниматься этим изначально, но все же перешел в экономический сектор.
- Не без причин, надо полагать.
- Их дело.
Вагит Тимурович проигнорировал его слова. Ему хотелось сказать молодому человеку очень многое в эти оставшиеся минуты, потом - он интуитивно понимал это - никаких минут для бесед у них быть уж не может. Разговор этот больше не состоится именно по причине невозможности в будущем каких-либо разговоров меж ними. Конечно, этот диалог бессмыслен, будущее стремительно сужалось, не давая времени на беседы, выбирая одного из них, но не по личным качествам, а по прихоти человека. Того, кто захотел снова разобраться с ним, именно с ним, Вагитом Тимуровичем, и ни с кем иным.