Жаль, слишком поздно он торопится рассказать, выразить свои идеи и принципы своему бывшему компаньону. Да и зачем? он не мог ответить на этот вопрос.

- Вы довольно удачно вписались в реалии нашей жизни, - произнес Вагит Тимурович, отбросив в который раз бумерангом возвращающиеся мысли.

- Я готовил себя к ним, - повторил Алексей. Разговор казался ему бессмыслицей, мысль о незваных гостях отвлекала, буравя голову. - К тому же удачно подвернулась ситуация с началом реформ. На этом оказалось возможным неплохо заработать. Вам больше, чем мне. К тому же у вас оказался накопленным опыт и капитал, так что вы развернулись в полную силу.

- Те, кого вы взяли себе на работу, не имели экономического образования. Даже, если бы имели, едва ли оно помогло бы им. Наука учила нас другому, если помните. Единственным учителем была жизнь и более опытные коллеги по работе. - Алексей кивнул. -Во времена, когда мы начинали, законов как таковых не было, да и ни к чему они были. Власть просто не успевала, не хотела успевать, создавать законы, регламентирующие новые провозглашенные подходы. Потому как людям, пришедшим к власти, необходимо было самим успеть сделать то, что делали мы, предприниматели. Это сейчас все сложилось по-иному. Устоялось, можно сказать.

- Период первоначального накопления завершился.

- Да, завершился в нашу с вами пользу. Но Закон Ломоносова остается верен и для нашей ситуации: если где-то что-то прибыло, значит, у кого-то столько же и убыло. Убыло у этих самых людей, которые пошли работать к вам.

- И что же у них убыло в первую очередь? - Алексей не понимал, почему этот диалог ему неприятен, вроде бы обычный диспут, если отбросить сам факт их пребывания в леднике. Нет, не он тревожил сейчас Алексея, но нечто иное, качественно иное, не поддающееся простому пониманию и объяснению.

- Уверенность, решительность, хватка... все, о чем вы говорили только что. Весь накопленный опыт оказался ни к чему, он лишь подсказал многим из них путь к выходу, путь к тому, кто сможет их вывести, хотя бы на первое время. К вам и ко мне. Ведь дальше-то, они не сомневались, все будет лучше, они вернулся к тому, чем занимались прежде, примутся за привычное уже дело и преуспеют в нем - ведь время настало такое - необыкновенно.

- Слишком уж наивно.

- Пожалуйста, не перебивайте, - заволновавшись, что не успеет договорить, Вагит Тимурович продолжил скороговоркой. - Те люди, которые смогли быстро начать жизнь заново, они преуспели; молодым обыкновенно легко дается поворот на 1800. Они сориентировались и приняли изменения как должное. Остальным, кто успел обзавестись какой-либо иной профессией и начать продвигаться в ней от азов к мастерству, было во много крат сложнее совершить что-то подобное: враз переменить свой труд на тот, что прежде считался низким, а ныне внезапно вознесся до вершины Синая. Переквалификация никогда не дает тех же результатов, что и обучение мастерству с младых ногтей; она лишь дает малый шанс удержаться на плаву.

- Я не совсем понимаю, к чему вы...

- Большая часть населения нашей страны держится на плаву, -продолжил Вагит Тимурович, торопясь договорить. - Они бы могли преуспеть в чем-то, но никак не в том, на что вынудила их новая жизнь. Они не могли и представить себе, что судьба обернется именно так. А раз так получилось, то шансов на новом поприще у них не было почти никаких, у одного из тысячи, быть может, если не меньше. У вас он был изначально потому, что вы вступили на этот путь, что лежит перед нами, тогда, когда еще никто ни подумать о том пути не мог. И достигли нынешних высот. Вполне возможно, делаю я допущение, что изначально вас направило на стезю предпринимательства нечто, что я и называю интуицией, некое чувство, помогающее осознать близкие и далекие возможности, что откроются перед вами через какой-то промежуток времени. Воспользовавшись им, неосознанно, конечно, вы и вышли в "новые русские люди", - произнес он с усмешкою. - Ровно, как и я, полагаясь более на интуицию, нежели на прогнозы специалистов, хотя какие специалисты, те же гадатели, сумел достичь тех высот, на которые забросило меня мое шестое чувство.

- И слетели с них, - Алексей решил быть жестким. Он уже ощущал, что не только Бог любит троицу, но и извечный Его противни; чувствовал кожей присутствие того, неведомого, что всегда приходит в конце пути. Сегодня оно, неведомое, пришло за Караевым. И, поняв это, он перестал играть роль почти привычную для последних месяцев общения с Вагитом Тимуровичем роль второго лица - решил перейти в разряд человека стороннего. Ожидающего неизбежного конца того, кто пока еще рядом с ним. - Видимо, интуиция подвела, когда общество устаканилось, и новые законы начали регламентировать предпринимательскую деятельность. Теперь она больше ни к чему. Надо рассчитывать на умение и на накопленный багаж знаний. А тем, у кого это отсутствует, но есть желание как-то преуспеть, необходимо подстраиваться и идти за лидером, иного просто не остается. За мной хотя бы. Правда, если я посчитаю это возможным. И не моя вина в том, что я откажу им от места по причине, которую они сочтут неубедительной. Предпринимательство это не профессия даже, это особое состояние человека, это... - Алексей на мгновение замялся, не зная, как лучше сформулировать свои мысли. Вагит Тимурович не пришел ему на помощь, он просто смотрел и слушал своего молодого компаньона, внимательно, но несколько отстраненно.

- Основа предпринимательства, - меж тем продолжал Алексей, так и не нашедши нужного сравнения, - это умение всегда и везде быть в форме. Умение выдержать удар, сколь сильным и неожиданным бы он ни был. И при всем при этом, при всей стойкости и надежности, необходимо быть еще и гибким и быстрым, чтобы успевать реагировать на все происходящие в стране и в самом деле изменения, помня при этом, что за тобой идут другие, те, кто признают твое бесспорное лидерство, те, кто верят и доверяют тебе не только мысли, но и, что важнее, скопленные потом и кровью капиталы. Надо быть всегда в авангарде событий, опережать их и, главное, не спотыкаться и не сворачивать на обочину, дабы немного передохнуть. Иначе движущиеся следом толпы просто затопчут своего лидера, забыв о прежней его ауре непогрешимого, кто-то тут же выдвинется на его место, и люди пойдут уже за ним. А в этом случае никакая железная воля, никакая решимость и удачливость не помогут выбраться из завала, вернуть прежние позиции. Никакой силы не хватит пройти по головам этой массы.

Вагит Тимурович понял намек. Он лишь усмехнулся уголками губ, ничего не произнеся.

- Быть в форме - самое важное, - продолжил без передыха Алексей. Он чувствовал какую-то настоятельную необходимость высказаться перед Караевым, высказаться до конца, прежде чем они расстанутся. - Везде и всегда, при любых обстоятельствах. Это - прежде всего, без этого нельзя и мечтать преуспеть в нашем деле. Но наши люди этого не умеют в принципе. И не хотят уметь. Им без надобности! Чуть что - немедля раскисают, обижаются на всё и вся, хватаются за бутылку, и - до встречи под столом в своем привычном убежище. Иначе они не могут, не так воспитаны. Богатство им, дескать, без надобности, вроде как нашему человеку оно и не положено, а тот, кто все же заимел его - душепродавец и прислужник Сатаны. И неважно, каким путем оно получилось, ведь всякому русскому человеку от дедов известно, что по-хорошему богатым не станешь.

Вы знаете людей, Вагит Тимурович, гораздо лучше меня. Им хочется одного - работать меньше, жить спокойнее, так, чтобы никто их не трогал. Оттрубил свое - и в сторону, хоть трава не расти. Получать лучше столько, чтобы на выпивку до следующей зарплаты хватало - и пусть не трогают больше. У меня на предприятии через год не осталось ни одного русского, ни одного, у вас, наверное, тоже. Работают только гасторбайтеры, те, кто умеют и хотят работать и зарабатывать и не гнушаются трудом - ах, торговля, это же неприлично, лучше я дома посижу, поголодаю, но златому тельцу не продамся, авось боженька смилостивится и гуманитарную помощь пошлет моему мертвому заводику, уж тогда-то я покажу всем, как надо работать и сколько получать. Вот наши и языки точат, мол, чурки проклятые, понаехали, не сидится им, все только бы нам подгадить норовят. Все так и сидят сиднем, как Ильи Муромцы, по тридцать лет на печи.