Анализ К. Луомала был опубликован только в 1951 г., а в 1938 г. П. Бак выступил со своей теорией двух потоков [168], сходной с теорией Хэнди. П. Бак полагал, что полинезийцы имели смешанное кавказоидно-монголоидное происхождение и что они мигрировали из Индонезии через Микронезию двумя волнами. Первая позже растворилась во второй (доминирующей) аристократической волне, укрепившейся на о-ве Раиатеа (о-ва Общества). Пожалуй, несправедливо, что именно эта работа, вышедшая в 1938 г., чаще всего связывается с именем П. Бака, ведь в 1944 г. он опубликовал гораздо более основательный труд, где уточнены отдельные положения. Ниже я вернусь к нему.
Сейчас совершенно ясно, что ученые первой половины XX в., оживленно обсуждая, сколько миграций было в Полинезии и откуда они направлялись, не сумели выработать сколько-нибудь убедительную теорию о происхождении полинезийцев. Одни рассматривали полинезийцев как относительно однородную группу, другие выискивали среди них негроидов, кавказоидов и монголоидов, и почти все говорили о том, что было не менее двух четких слоев. Среди тех, кто сумел опровергнуть устоявшиеся взгляды, был этнограф Р. Пиддингтон.
В 1939 г. Пиддингтон обрушился на получившие широкое распространение идеи диффузионизма и концепцию, в соответствии с которой культуры изменяются только под внешним влиянием [1098]. По его мнению, концепция культурного ареала (район распространения какого-либо элемента или комплекса прямо соответствует его возрасту), предложенная впервые американским этнологом Э. Сэпиром, была неверно использована исследователями Полинезии для обоснования будто бы четко различных периодов заселения. Еще в 1916 г. Сэпир высказал предостережение, на которое никто не обратил внимания. «Представление о культурном слое, будто бы состоящем из большого количества независимых друг от друга элементов, передвигающихся без существенной утраты содержания, словно они находятся в герметически закупоренной бутылке, из одного конца мира в другой, невозможно и противоречит всему историческому опыту», — писал он [1167, с. 49].
Р. Пиддингтон следующим образом резюмировал свой обзор Полинезийской исторической этнологии: «Самое наибольшее, на что способна историческая этнология, это предложить множество альтернативных решений, не оставляя надежды на выяснение, какое из них самое верное. Это обнаруживается при беглом взгляде на исторические рассуждения, продолжавшиеся более 40 лет и породившие лишь крайне противоречивые теории о происхождении полинезийской культуры и безосновательные аналогии ее с культурами других этнографических районов. Если когда-нибудь что-то и прольет свет на проблему происхождения полинезийцев, так это будет скорее археология, чем этнология» [1098 с. 335].
В 1944 г. П. Бак дал детальный анализ культуры Центральной Полинезии [169, с. 473–477] и оспорил упрощенную теорию двух слоев, выдвинутую Э. Хэнди. При этом он опирался на то же положения, что и Э. Сэпир в приведенной выше цитате Другими словами, элементы культуры могли возникнуть в самой Полинезии, а не приплыли с какой-то экзотической прародины в герметически закупоренной бутылке. Теория самого Бака, изложенная в этом труде, была, пожалуй, лучшей для своего времени, она базировалась на обширнейших, основательно изученных данных о фольклоре и материальной культуре. Он разумно воздержался от категорических утверждений относительно происхождения и хронологии, настаивая только на том, что первые поселенцы, не имевшие еще культурных растений и домашних животных, пришли в Полинезию через Микронезию. Это была единственная крупная миграция в Полинезию извне; исходя из появившихся у него антропологических данных и особенностей культуры, Бак считал меланезийский путь невозможным. Эти ранние мигранты заселили всю Полинезию, кроме о-ва Пасхи, а некоторые из них смогли создать на о-ве Раиатеа социально дифференцированное общество с развитым жречеством (и поклонением божеству Тангароа). Это общество, имевшее сильных вождей, сумело подчинить себе Таити и другие острова архипелага Общества и в конце концов распространило свое влияние на остальную Восточную Полинезию, включая о-в Пасхи, что произошло путем миграций в XII–XIV вв. Тонга и Самоа, однако, не подверглись воздействию культуры Раиатеа, культурные[119] растения и домашние животные попали на этот остров с Фиджи через Самоа до того, как он стал господствующим в Восточной Полинезии.
Позже идея П. Бака о микронезийском пути миграции нашла поддержку Э. Спера [1331], а затем У. Хауэллса и Р. Даффа, хотя новейшие археологические и лингвистические данные все более ей противоречат. Но 20 лет назад она была очень популярна и продержалась до начала 60-х годов, когда этнологическим теоретизированиям пришел конец. В 1952 г., например, Р. Хайне-Гельдерн писал о трех слоях в Полинезии: ранняя волна изготовителей валикового топора достигла Новой Зеландии; на рубеже I в. до н. э. и I в. н. э. произошла следующая миграция из района Филиппин и Тайваня через Микронезию, и, наконец, последней была индо-буддийская волна, следы которой он видел в некоторых аристократических обычаях [695]. В 1961 г. К. Шмитц выдвинул еще одну теорию двух слоев [1190]. По его мнению, первая, южноавстронезийская, волна пришла из Восточной Индонезии в Меланезию, где смешалась с предшествующим неавстронезийским населением, образовав «австромеланоидную» культуру, носители которой и заселили Полинезию. Позже через Микронезию в Полинезию попала другая самостоятельная волна, названная им североавстронезийской. Теорию К. Шмитца, будь она выражена в менее крайней форме, можно было бы увязать с той картиной развития в Меланезии, которую рисуют современные лингвисты и археологи.
Членение полинезийской культуры (по Э. Барроузу)
В 1960 г. уже большинство специалистов приняли идею о едином происхождении полинезийской культуры. Лингвисты и археологи потеснили этнологов, что было закономерным. Но мне бы не хотелось, чтобы у читателя создалось впечатление, будто я намеренно порочу историческую этнологию; она сыграла значительную роль, подготовив поле деятельности для полинезийской археологии, и, несмотря на заблуждения, была нормальным продуктом своего времени. Одно достижение исторической этнологии стало, как мне всегда казалось, фактически основой современной полинезийской археологии. Это схема, опубликованная в 1938 г. Э. Барроузом [187].
Э. Барроуз решил детально изучить распространение характерных этнографических особенностей (и социальных, и материальных) во всей Полинезии. Он выяснил, что различия в их распространении позволяют выделить две главные культурные области — Западную Полинезию и Центрально-Окраинную Полинезию. В Западную Полинезию входят Тонга, Самоа и соседние группы; в Центральную — Гавайи, о-ва Общества, южная часть о-вов Кука, Тубуаи и Туамоту; в Окраинную — Маркизские острова, о-в Пасхи и Новая Зеландия. Современные исследователи предпочитают объединять Центральную и Окраинную Полинезию под общим названием — Восточная Полинезия, и ниже я часто буду использовать этот термин в культурно-историческом смысле. Э. Барроуз выделил еще одну группу, которую назвал промежуточной Полинезией. В нее он включил атоллы северной части о-вов Кука, Токелау и о-ва Тувалу. Как отметил позже Э. Вайда, немногочисленное население этих атоллов не имело сил сопротивляться влияниям, приходившим как с востока, так и с запада Полинезии.
Хотя деление, введенное Э. Барроузом, основывается на этнографических критериях, оно имеет большое значение и для современных археологов, изучающих доисторическое прошлое Полинезии. Барроуз был прав, предположив, что западнополинезийские культуры развивались независимо от центрально-окраинных и наоборот. Некоторые изделия, широко распространенные в Центрально-Окраинной Полинезии, в Западной практически отсутствовали. Это черешковые тесла, простые раковинные рыболовные крючки, каменные песты и вырезанные из камня и дерева человеческие фигуры. Техника изготовления тапы, строительства домов и лодок, терминология родства и религия в обеих областях также различались. Еще более важен с археологической точки зрения тот факт, что храмы Центрально-Окраинной Полинезии состояли из открытых дворов с платформами и колоннами (их обычно называют марае), тогда как храмы Западной Полинезии представляли собой большие дома, иногда на земляных или каменных платформах. Схему Барроуза нельзя воспринимать как абсолютную в Центрально-Окраинной Полинезии, например, иногда встречались дома богов, а на западе — черешковые тесла и резные человеческие фигуры. Но деление на запад и восток до сих пор сохраняет большое научное значение. Э. Барроуз подверг также сомнению теории нескольких слоев; распространение культурных элементов, по его мнению, отражает скорее процессы диффузии, местного развития и забвения, чем существование разновременных культурных слоев, накладывавшихся друг на друга. Он считал, что полинезийцы имели единое происхождение, но утверждал, что восточные полинезийцы находились под сильным влиянием из Микронезии, а западные — из Меланезии. Как будет показано ниже, в пользу этого мнения говорит большое сходство восточнополинезийских рыболовных крючков с микронезийскими [22].
119
Впервые близость полинезийских и малайских языков подметил испанский энциклопедист Эрвас-и-Пандуро в конце XVIII в. Позже независимо от него этот взгляд обосновал немецкий ученый А. Шамиссо, участник русской экспедиции в Южные моря. Он-то и ввел понятие «малайско-полинезийская языковая семья».