Мысль о том, что пересмешник мог написать сообщение мылом на зеркале, казалась еще нелепее и надуманнее, чем теория о призраках.

«Но тогда какое еще остается объяснение этой чертовщине?

Отбросьте все, что не могло иметь места, и останется один-единственный факт, который и есть истина».

Она закатила глаза, осознав, что мысленно цитирует сэра Артура Конан Дойла.

– Я не верю в подобную чепуху, бабуля! – крикнула она в потолок. Никогда не верила. Паранормальные явления, черные пересмешники, ци-нукс, духи и прочие… дешевые сказочки.

«Я – ученый и верю лишь в то, что могу увидеть, попробовать, потрогать, понюхать и услышать.

Измерить.

Остальное – ерунда для писателей и Голливуда. Лишь плод воображения и снов.

Всего этого не существует».

На туалетном столике что-то скрипнуло. Катери резко повернула голову.

На зеркале появлялись все новые и новые слова.

Тем не менее, я верю в тебя, Валейли. Не подведи меня. И самое главное, не подведи себя.

Полдень

Записав дату со временем на образце грунта, Катери не покидало чувство, будто она толчется на месте и ничего не успевает. Ее окутала какая-то вялость, руки и ноги налились свинцом, и двигалась она со скоростью черепахи. И, как не старалась, она не могла вписаться в свой привычный ритм жизни. Сосредоточиться на работе никак не выходило, ведь мыслями она то и дело возвращалась к своим безумным снам.

«Что я вчера ела на ночь?

Банановое мороженое.

Точно.

Отныне оно под запретом».

После нескольких часов внутренних споров она засомневалась в собственной вменяемости и стала корить себя в бескрайней глупости за то, что на секунду приняла плод своего больного воображения за реальность. Но, в конце концов, перед тем как отправилась в ванную приводить себя в порядок, Катери удалось убедить себя, что это все было плодом ее воображения. Кошмаром, вызванным большим стрессом, мороженым и…

Ретроградной планетой[7]. Нужно будет позже с кузиной проверить. Санни всегда следила за этими странностями. Только Санни наверняка могла сказать, какая планета и знак зодиака внес хаос в ее жизнь.

Однако как ни старалась, Катери не могла выкинуть из своей головы образ темноволосого воина. Одевай он рубашку всякий раз, как заявлялся в ее подсознание, это безусловно бы упростило дело. И как у мужика хватало наглости являться в ее сны полуобнаженным?

Немного скоромности не помешало бы.

«Да, но одежда на таком потрясающем теле сошла бы за оскорбление.

Угомонись, подсознание, вспомни о приличиях».

Но как бы тяжело ни было видеть полные боли темные глаза, когда он держал ее в своих нежных и таких надежных объятиях. Когда его дыхание щекотало щеку. Даже сейчас Катери могла почувствовать его сердцебиение у своего плеча и ощущать легкую дрожь рук. Почти в каждом сне он прижимался к ней своей щекой, будто действительно наслаждаясь близостью. В такие моменты Катери окутывала безмятежность. Счастье.

Пока он не убивал ее.

«Это просто глупый сон».

Теперь Катери в это верила. Когда она вернулась в спальню одеться, на зеркале уже не было никаких посланий или признаков кукол, черных пересмешников, в общем, ничего из ряда вон выходящего.

Вот и доказательство, что у нее чересчур разыгралось воображение.

«А друзья еще удивляются, почему я никогда не пробовала наркотиков».

С ее семейной историей Катери на такое не решилась бы. У нее без галлюциногена и так не все дома. Ей для полного счастья не хватало сдуреть окончательно.

После смерти бабушки ее преследовали «видения», которые она не могла объяснить. Пещеры в пустыне и древние иероглифы, написанные на каменных стенах. Животные, нападающие на нее. Но неизменным оставался темноволосый мужчина, который либо сражался на стороне Катери, либо...

Вонзал в нее нож.

Внезапно дверь распахнулась, и в лабораторию зашел ее ассистент Энрике Мартинес с огромной коробкой в руках. В свои двадцать три он был великолепен и прекрасно об этом знал, чем пользовался на полную катушку каждый раз, когда студентка нуждалась в «репетиторе». Список его постоянно меняющихся подружек был невероятно длинным, и Катери перестала пытаться уследить за ним.

– Hola[8], доктор Авани.

Он поставил свою ношу рядом с ней на стол.

Откинувшись на спинку стула, она улыбнулась Энрике. Не единожды она просила называть ее Тери или Катери, но он почему-то придерживался формальностей.

– Привет, дружок. Как прошло вчерашнее свидание?

Он цокнул с несчастным видом.

– Не так хорошо, как я надеялся. Она спихнула меня в реку. Не беда. Меня это не сильно расстроило. Она не та, которую я ищу.

– Почему?

От его улыбки на щеках заиграли ямочки.

– Она предъявила официанту такую кучу претензий насчет еды, что я побоялся притрагиваться к тарелке. Никогда не знаешь, когда разгневанный повар решит приправить мясо чем-то особенным. Мне гарпия ни к чему, если вы понимаете, о чем я?

Катери со смехом потянулась к коробке, намереваясь открыть ее.

«Проклятие, тяжеленая штука. Кто-то по почте отправил мне кучу кирпичей?»

Учитывая вес, Катери по-новому взглянула на Энрике.

– Док, вы смеетесь над моим несчастьем, но это ничто в сравнении с местью Монтесумы[9].

Она окинула его раздраженным взглядом.

– Ты никогда не простишь меня за тот случай в Гватемале?

– Вам никогда не приходилось жить в туалете три дня кряду. Кстати, спасибо за такой подарок ко дню рождения.

Она фыркнула.

– Ну что ж, по крайней мере, ты его запомнил на всю жизнь. Зато ты не скажешь, что я не умею произвести неизгладимое впечатление.

На этот раз они рассмеялся вместе. Энрике вытащил из заднего кармана нож-бабочку, взмахом руки обнажил лезвие и разрезал скотч на коробке.

У Катери брови на лоб полезли от его навыков обращения с холодным оружием. Даже думать не хотелось, откуда у выпускника геологического факультета такие познания.

– Разве это законно?

Выражение лица Энрике убедило бы ангела со слезами на глазах уверовать в его невинность.

– Это?

Ей нравилось, что он отвечал вопросом на вопрос, когда его что-то не устраивало. Такой метод уклонения не редкость, но Энрике был просто знатный манипулятор. Качая головой, Катери открыла коробку. Груда пенопласта скрывала что-то завёрнутое и обклеенное словно из принципа.

«Великолепно. Все как по заявке. Сломанный ноготь и ожог от ленты».

Энрике убрал нож в карман, а потом взял ее блокнот со стола.

– Отличный рисунок, Док. Это ваш парень или просто знакомый?

В его глазах промелькнул странный блеск. Если бы Катери не знала, то подумала бы, что Энрике узнал ее темного воина.

На щеках вспыхнул румянец от осознания того, что держит в руках ее ассистент.

«Почему я не закрыла блокнот?»

Да потому, что была занята, пытаясь внушить себе, что мужчина, которого она нарисовала, бред, вызванный частым просмотром романтических комедий.

– Нет. Я рисую иногда, когда мне нужна ясная голова.

Таким образом она пыталась изгнать из своих мыслей таинственного воина, чтобы потом нормально заняться исследованиями и испытаниями.

Не сработало. Все ее героические усилия обернулись для нее боком. Она не только не выкинула его из головы, теперь каждая черточка точеного лица и твердого, словно камень, тела безраздельно царила в ее мыслях.

По какой-то причине она изобразила его в профиль. Взгляд устремлен влево, свет падает на лицо, подчеркивая каждую черточку, а голая грудь настолько сексуальна, что стала бы под запретом в большинстве штатов. Катери оставила длинные волосы распущенными, обнажив шею с ожерельем из бирюзы, костей и серебра, которое он неизменно носил в ее снах. В руках он держал огромную боевую дубину. Она напоминала весло для гребли на каноэ, только края были усеяны осколками стекла. Об этом забытом оружии современный человек мог узнать лишь из доисторических глифов. У дубины была плоская сторона, позволяющая племенам майя вырубить жертву, а обсидиановое стекло могло разрезать плоть и кости быстрее скальпеля или медицинской пилы. Катери не знала, почему видела его с оружием племени майя, но он несколько раз пользовался им в ее снах.