Я очнулась в пустыне вдали от дома и поняла, что это одновременно и сон, и явь. Это мне снилось, но место, где я стояла, было реальным, как и все, что произошло здесь сегодня. Небо было так усыпано звёздами, словно электричество еще не изобрели, и света от них было достаточно, чтобы осветить мне путь по грунтовой дороге, изрытой воронками от бомб, отчего идти по ней было практически невозможно. Самодельные взрывные устройства чудовищно перепахали дорогу, подрывая солдат на бронемашинах и делая её непроходимой для всех, кто шел за ними. Я стояла и дрожала на холодном пустынном ветру, желая, чтобы на мне было ещё что-то кроме тонкой шелковой ночной рубашки, обтягивающей мой огромный беременный живот. До рождения близнецов оставалось всего несколько дней, и главную часть моего тела составляли малыши. Я медленно ступала по холодной земле босыми ногами. У дороги стояла небольшая хижина, и кто бы ни призвал меня из моей постели в Лос-Анджелесе, он был там. Откуда я это знаю? Богиня поведала это мне, но не словами, а тем внутренним голосом, который почти всегда звучит в наших головах. Богиня и Бог говорят с нами все время, но мы обычно думаем слишком громко, чтобы услышать их, а во сне «внутренний голос» лучше различим.
Я знала, что мое тело все еще спит за тысячи миль отсюда и не было случая, чтобы я поранилась в своих путешествиях во сне, но сейчас под ногами я ощущала скользкие камни, а мое чувство равновесия, как у любой беременной, оставляло желать лучшего. На мгновенье я задумалась, что будет, если я упаду, но продолжала идти к хижине, потому что уже знала, что, пока не помогу призвавшему меня, я не смогу проснуться.
Это был мой сон, но в то же время это была чья-то кошмарная реальность. Меня никогда не призывали, если только ситуация не оказывалась на грани жизни и смерти. Так было всегда. Тот, кто в своё время спас мне жизнь, рискуя собственной, и был исцелен моими руками, сейчас находился где-то рядом и нуждался во мне. До сих пор я отзывалась на молитвы ко мне, только если спала, и только в своих снах могла оказаться так далеко. Не знаю, исчезла бы я из своей реальной жизни, если бы кто-то воззвал ко мне ночью во время бодрствования. Надеюсь, что нет. Мои сны итак стали чересчур тревожными, а если бы это распространилось ещё и на мою реальную жизнь, то не знаю, что бы я делала.
Ко мне с молитвой обращались солдаты, собравшие в своё время окропленные моей кровью осколки, которыми я была обстреляна как шрапнелью. Затем они подвесили эти осколки на кожаные шнурки и носились их так, как другие носят крестики. Кровь вынесла из моего тела осколки, и магия исцелила меня. Богиня подарила мне в ту ночь способностью исцеляться, а те солдаты, собравшие и носившие осколки, стали в далекой войне лечить раны наложением рук. Иногда положение этих солдат было так опасно, что меня переносило к ним, чтобы помочь найти выход из засады или укрытие от снежной бури в горах.
Я принцесса Мередит НикЭссус, принцесса плоти и крови, и, лишь отчасти, человек, но я — не богиня, и мне не по душе эти ночные прогулки. Я любила помогать людям, но так как сейчас была глубоко беременной, то беспокоилась о своих малышах, как и мои любимые мужчины, но все, что они могли сделать — лишь наблюдать за моим телом, пока я не очнусь.
Однако, это поручение Богини, и ничего нельзя изменить, поэтому я осторожно ступала по скользкой грязи и грубым камням, чувствуя зов. Призывали меня, словно я, и впрямь, была каким-то божеством и в состоянии откликаться на молитвы. На самом деле, я больше склонна сравнивать себя с человеческими святыми, о которых в сказаниях говорилось, что они могли перемещаться во времени и пространстве. Некоторые из них я читала, особенно кельтские, порой, это были весьма странные истории. Довольно многие святые были в прошлом кельтскими божествами, которых приняла человеческая церковь. Ранняя церковь предпочитала заводить друзей среди местных божеств, а не вести с ними войну. Было намного легче приобщать людей к своей религии, если дни её торжеств совпадали с праздниками в честь местных богов.
Некоторые святые являлись людям во снах, другие обеспечивали безопасность, или даже участвовали в сражениях, при этом существовали свидетели того, что они в то же время спали или были ранены. Но ни в одной из историй нет упоминания о беременной принцессе фейри, правда, тогда церковь, как правило, подвергала цензуре все предания.
Ветер разметал мои волосы вокруг лица, превратив их в облако слепящих рыжих кудрей, хотя цвет в звездную ночь должен быть больше коричневый, чем багряный. С мгновение я ничего не видела, кроме всполохов моих волос, а когда ветер успокоился, заметила фигуру в дверях хижины.
Я не узнала ее сначала, а потом очень темная кожа подсказала мне, что под пустынным камуфляжем скрывалась Хейс. Она была единственной афроамериканкой среди моих солдат.
Я шла к ней с улыбкой, и она робко улыбнулась в ответ, оседая при этом на пороге. Я устремилась к ней и тут же оказалась рядом, не преодолевая пешком разделявшее нас расстояние. Правила сна иногда позволяют такие перемещения, а иногда нет.
Я опустилась около неё на колени, для этого мне пришлось опереться о дверной косяк. С малышами было тяжело настолько, что вопрос, смогу ли я снова подняться на ноги, был спорным, но мне нужно было прикоснуться к Хейс, посмотреть, что с ней.
Она отняла руку от шеи, и я заметила тусклый блеск осколка, который она носила на кожаном шнурке. Это был мой символ. Я взяла ее за руку, она была скользкой от крови. Чтобы призвать меня, нужно было окропить осколок кровью, таковы были правила.
— Хейс, — позвала я.
— Мередит, я молилась — и вот — ты здесь. Ух ты, какая ты огромная. Неужели и правда близнецы, как говорят в новостях?
— Правда. Где ты ранена? — спросила я.
Она похлопала себя рукой по другой стороне тела. На ней был бронежилет, но весь влажный, и когда я попыталась нащупать рану, хлынула свежая кровь. Я поняла, что она свежая, потому что была теплее, чем та, которую остудил ночной воздух.
— Глубоко, — сказала она полным боли голосом, когда я пыталась прощупать рану сквозь ее одежду и обмундирование.
— Что случилось? — спросила я. Не уверена, что Хейс стоит разговаривать, но мне нужно было чем-то занять мысли, лишь бы не думать о том, что она может истечь кровью до смерти, пока я искала рану и соображала, что с ней делать. Верно? Всего несколько месяцев прошло, как я начала отвечать на молитвы, и все еще изучала свои способности. Я верила, что Богиня знает, что делает, но я… насчет себя я не была так уверена.
Я помолилась, нащупав рану. Она была почти с мою ладонь, и из нее кровь била ключом. Было повреждено что-то очень насыщенное кровью. Я изучала в колледже человеческую анатомию, но ни ради собственной жизни, ни жизни Хейс, не могла вспомнить, что за орган был в этой части тела. Я понятия не имела, что было повреждено, но знала точно, что Хейс умрет, если я не смогу ей помочь.
— Мы просто собирались взять кое-какие припасы из школы, но они устроили засаду. Симпатичный маленький мальчик напал на меня, и я заколебалась, я не могла убить ребенка или думала, что не могла. А они убили Дикерсона, Брека и Саншайна, и когда он попытался убить меня, он вдруг перестал быть ребенком. Он просто стал еще одним ублюдочным убийцей, — она зарыдала, и это заставило ее застонать от боли.
Моля о помощи Богиню, я пыталась зажать рану, но поняла, что без аптечки или дара исцелять наложением рук, мне не спасти Хейс. И тогда я вспомнила, что она сама исцеляла других раненых, она рассказала мне об этом, когда была последний раз в увольнении. А это было всего два месяца назад?
— Хейс, исцели себя, — велела я.
Она покачала головой.
— Я убила того маленького мальчика, Мередит. Я убила его. Убила его и не могу простить себя. Мы убили мужчин, прежде чем остальные погибли, но мальчик… Ему было не больше десяти. Ровесник моего младшего брата. Господи, Мередит, как я могла убить ребенка?
— Он пытался убить тебя, Хейс, и если ты не исцелишься, у него это получится.
— Может, я заслуживаю смерти.
— Нет, Хейс, не заслуживаешь.
Я продолжала зажимать рану, пытаясь замедлить кровотечение, и помогала ей простить себя, потому что поняла, что именно для этого я и оказалась здесь.
Ее рыдания усилились, отчего рана открылась сильнее, и из-под моих ладоней брызнул фонтан крови. Хейс завалилась в проеме дверей, собираясь умереть от кровопотери прямо передо мной.
— Богиня, прошу, подскажи, как помочь ей.
Я ощутила запах роз и поняла, что Богиня рядом, а затем почувствовала/увидела/знала, что она стоит над нами. Для меня она была фигурой, облаченной в плащ, Богиня приходит ко всем в разных обличьях или во всех сразу.
Хейс подняла взгляд и проговорила:
— Бабуля, что ты здесь делаешь?
— Позволь этой женщине исцелить тебя, Анджела Мэй Хейс. Не борись с ней.
— Ты не знаешь, что я натворила, бабуля.
— Я слышала, но Анжела, если мальчик вырос настолько, что взял оружие и попытался убить тебя, он уже не ребенок, он такой же солдат, как и ты. Ты сделала то, что должна была.
— Он был ровесником Джеффри.
— Твой брат никогда никого не обидит.
— Джеффри был младенцем, когда ты умерла, откуда тебе знать?
Я ощутила улыбку Богини, словно солнце, выглядывающее из-за туч после грозы. И не сдержалась, улыбнулась в ответ.
— Я все еще приглядываю за своими детьми. И видела, как ты окончила колледж. Я так горжусь своим ангелом. И я хочу, чтобы ты жила, Анджела. Хочу, чтобы ты вернулась домой и помогла маме, Джеффри и всем остальным, слышишь меня, Анджела?
— Слышу, бабуля.
— Ты должна исцелиться. Однажды ты по-настоящему станешь моим ангелом, но не сегодня. Ты поправишься и вернешься домой, к нашей семье.
— Да, бабуля, — сказала она.