На должность старшего преподавателя, фактически своего заместителя, он приглашает младшего научного сотрудника кафедры ОТМС кандидата медицинских наук подполковника медицинской службы К.В.Лашкова. На должность "гражданского" доцента был переведен старший научный сотрудник Военно-медицинского музея Министерства обороны кандидат медицинских наук Б.И.Игнатович. Начальником опытно-вычислительного центра кафедры назначили доцента полковника медицинской службы К.Я.Журкович. Лев Евгеньевич был весел, горд, полон энергии и замыслов. Однако проза жизни брала свое. Теперь перед ним встали многочисленные хлопоты по формированию коллектива, учебных планов, определению материальной и технической базы кафедры. Кроме того, надо было просто "выбивать" себе помещения. Несколько комнат было выделено на первом этаже главного здания академии, рядом с рентгенотделением центральной поликлиники. Здесь кафедре удалось оборудовать один учебный класс, кабинет начальника кафедры, преподавательскую, лаборантскую, складское помещение. Начальнику опытно-вычислительного центра досталась комната с установленным в ней рентгеновским аппаратом, убрать который начальник поликлиники категорически отказался.

... Забот было много, но это были приятные заботы! Свободного времени не прибавляли, и все-таки при любой возможности он мчался домой. Ребята подросли, меньше болели, сказались-таки его с Кларой Ивановной усилия, все эти дачи, купания, вылазки в лес, пробежки и парилки. Пока Лев Евгеньевич занимался теорией управления, Клара Ивановна взяла управление их семейным кораблем на себя. Кибернетика происходит от греческого слова кормчий. Дома кормчим была она, с той лишь разницей, что она сама же и выполняла большинство своих замыслов. Домашняя кибернетика оказалась не менее сложной, чем научная. Она продумывала и бюджет, и ежедневное меню, закупала продукты, готовила, мыла посуду, контролировала уроки, подталкивая и распекая ребят. Она подумала, раз они мало видят отца, хорошо ли будет, если в эти редкие часы, он ещё и будет их ругать. Поэтому все неприятные элементы воспитания: наказания и выговоры она взяла на себя. А он остался добрым папой: приносил им книги, привозил из командировок марки и диковинные значки. Женя был филателистом, а Андрей - нумизматом, так она решила, чтобы ребята не ссорились. Он учил их плавать, боролся с ними на берегу, при этом стоял такой визг и шум, что Клара улыбалась и думала: да ведь у неё трое детей, как же она не замечала раньше - два мальчика и один доцент.

К сожалению, 1961 год был омрачен большим горем - 13 мая в Москве на 56 году жизни скоропостижно скончалась мама Клары Ивановны, Елизавета Ивановна Лукьянова. Мы почти не встречались на страницах нашей повести с этой женщиной, поэтому расскажем о ней. После войны в 1945 году Елизавета Ивановна поступила в аспирантуру московского Института общей неорганической химии АН, закончила её и осталась в этом институте старшим научным сотрудником. Она была химиком по призванию, любила свою профессию и была увлечена открывшейся перед ней работой. Любила она и внуков - сыновей своей дочери и Льва Евгеньевича. Так она и разрывалась все время - между работой и внуками, между Москвой и Ленинградом. Она приезжала к ним при первой же возможности, а отпускное время целиком проводила у них. Заветной мыслью её теперь стал переезд в Ленинград после ухода на пенсию. Лев Евгеньевич, бывая в командировках в Москве всегда останавливался у тещи, в её небольшой однокомнатной квартире на Ленинском проспекте. В 1960 году 9-летний Андрей заболел астматическим бронхитом, врачи рекомендовали поездку в Крым. Елизавета Ивановна немедленно отправилась в Ленинград и увезла обоих внуков в Гурзуф. После Крыма она уговорила Клару Ивановну и Льва Евгеньевича, чтобы Андрей пожил у неё в Москве. Когда он окончательно выздоровел. Лев Евгеньевич привез его в Ленинград. Елизавета Ивановна чувствовала необыкновенную радость, ведь внук наконец, был здоров, и это она помогла ему. Мысли о переезде в Ленинград возникла с новой силой. Клара Ивановна уже строила планы на новое лето... И вдруг - страшное известие. Лев Евгеньевич искренне любил свою тещу, она была умной, тактичной женщиной, кроме того, она всегда вставала на его сторону при возникновении семейных проблем.

Ее похороны невольно напомнили об отце. Ведь могилы отца он так и не знал. Ему вдруг пришло в голову, что теперь, вероятно, он сможет отыскать место его гибели. Теперь он - подполковник, сотрудник академии, имеет знакомых и в Ленинградском военном округе и в военно-морской базе и через них сможет дотянуться до секретных архивов. Он поехал на Петроградскую, в их старый дом, к матери. Она только что вернулась с работы - продолжала трудиться, несмотря на возраст. Они долго сидели, обнявшись, перебирали старые фотографии, вспоминали. Через две недели он уже знал некоторые подробности. Ему выяснили и маршрут, по которому полетел самолет, и время потери связи с ним, и возможный район падения - недалеко от станции Мга. Он отправился туда в ближайшее же воскресенье. Местные жители провели его на опушку березовой рощи, к неглубокой - время заровняло - воронке, заросшей лебедой и лопухами. Они же рассказали, что произошло в тот августовский день 1941 года. Над лесом появился транспортный самолет, с красными звездами на крыльях. Его преследовали три "Мессершмита". Безоружная тихоходная машина представляла собой прекрасную мишень. Самолет расстреливали в упор, загоревшись, как факел, он упал на землю на краю березовой рощи. Никто не спасся, у них не было не только вооружения, но и парашютов... Война снова опалила его страшным своим огнем. Лев Евгеньеви достал из рюкзака короткую саперную лопату, начал копать у края воронки и почти сразу же обнаружил несколько черных изъеденых временем металлических обломков: земля ещё хранила следы войны. Он сложил осколки вместе с землей в рюкзак и, поблагодарив провожатых, отправился к электричке. Наконец, он сделал то, о чем мечтал много лет - ему удалось точно установить место гибели отца и перезахоронить его останки в семейную могилу на Серафимовском кладбище в Ленинграде. Теперь нужны были надгробия - и отцу, и Елизавете Ивановне. Помог случай. Однажды возвращаясь с дачи (они снова сняли для ребят дачу) Лев Евгеньевич опоздал на последнюю электричку. "Придется ждать на платформе до пяти утра", - вздохнул он и огляделся. В конце платформы в сумерках белой ночи отчетливо проступала темная человеческая фигура. "Еще один потерпевший... Хоть одна живая душа", - обрадовался он и двинулся в сторону незнакомца. Массивная, почти квадратная в полутьме фигура заговорила густым приятным баритоном:

- Тоже опоздали? Меня зовут Анатолий. Можно просто Толей, - он протянул руку. Ладонь была широкая и твердая, ладонь землекопа или молотобойца.

Лев Евгеньевич представился.

- Давайте выпьем, а? Не торчать же здесь трезвыми, - новый знакомый сбросил рюкзак и присел на край платформы. Лев Евгеньевич согласился и начал развязывать свой рюкзак. Оказалось, что у каждого есть по бутылке водки, огурцы, хлеб, помидоры, ещё какая-то зелень. Закуску разложили на каких-то черновиках Льва Евгеньевича, ели накалывая её каждый своим походным ножом. Через несколько минут они уже были на "ты" и наперебой произносили тосты.

Они ничем не походили друг на друга: Лев Евгеньевич - стройный, спортивный, с добродушной улыбкой, с гладкой речью профессионального лектора, эмоциональный, однако умеющий себя сдержать, и Анатолий Гордеевич Дема - резкий и непосредственный, крупный, с мощными плечами и крутой грудью, яростно жестикулирующий тяжелыми руками, в горячую минуту пересыпающий речь изощренным российским матом. Он оказался скульптором, его страстью было море, корабли и российский флот.

- Лева, зачем ты ушел с флота? Это нехорошо... Я тебе этого никогда не прощу, - сверкая в рассветных сумерках глазами и размахивая блестящим ножом, рыдающим голосом говорил Толя.

- Думаешь я не жалею? Еще как, - оправдывался Лева.

- Что может быть красивей парусного фрегата? Ты можешь мне сказать? вопрошал Толя.