– Сегодня банк обслужит двадцать человек.

Очередь заволновалась еще больше, зашумела, ее "голова" стала уплотняться, раздуваться, как капюшон кобры… счастливчики по одному проскальзывали в дверь. Когда внутрь прошел двадцатый, мужики в униформе попытались закрыть створку. Очередь напирала. Звучали возмущенные голоса, охрана отпихивала людей дубинками… смотреть на это было противно. Гурон выплюнул сигарету и отвернулся.

И тут раздался крик… злой матерный крик. Гурон стремительно обернулся, увидел: охранники молотят дубинками группу мужчин, пытающихся прорваться в банк.

Гурон остолбенел. Он не верил своим глазам… А в воздухе висел густой мат, мелькали дубинки. Банковская охрана избивала офицеров!

…О-о, тебе сейчас много интересного откроется!

Мордовороты в униформе успешно "отразили атаку" и заперли двери изнутри. Гурон сплюнул на пыльный асфальт и пошел прочь.

* * *

Самолеты в Санкт-Петербург (Гурон никак не мог привыкнуть к этому новому старому имени родного города и продолжал говорить "Ленинград") почти не летали – не было керосина. Это обстоятельство искренне его удивило: в нефтедобывающей стране нет керосина? Он купил билет на поезд и пошел бродить по столице.

Его многое удивляло в Москве: разномастные ларьки (по-московски: палатки), в которых открыто торговали спиртом… бабушки, приторговывающие с рук сигаретами… дорогие иномарки, мелькающие в потоке "волг" и "жигулей"… пикеты с плакатами "Гайдар – наемник сионизма!"… "Чубайса – на фонарь!"… пункты обмена валюты… какие-то типы с плакатиками на груди: "Куплю ваучер!"…

Его изумили цены в кооперативном кафе, куда он зашел пообедать и выпить пятьдесят граммов коньяку… Его представления о сумме, которая лежала в полиэтиленовом пакете, сильно изменились.

* * *

На Арбате торговали всякой всячиной: матрешками с лицами первых лиц СССР… советской военной атрибутикой… балалайками в яркой аляповато-лубочной росписи… валенками… порнографией… газетами… портретами Сталина и Николая II… иконами… "живописью"… самоварами… шапками-ушанками. На Арбате, где пели белогвардейские романсы – "Раздайте патроны, па-а-ручик Га-алицын", наяривали "Кумпарситу" и матерные частушки… где с завыванием читали стихи безвестные поэты… На Арбате он вдруг увидел мужичка, торгующего наградами! Сначала он не поверил своим глазам… он подошел ближе – на груди у мужичка висела обтянутая красным бархатом фанерка. А на ней – медали и ордена: "За боевые заслуги"… "За оборону Сталинграда"… Одессы… Кавказа… "За освобождение Варшавы"… "За взятие Берлина"!.. "За отвагу"! Ниже – ордена в ряд: Ушакова… Александра Невского… Отечественной войны… Красного Знамени!.. Славы!..

И – "Красная Звезда"! Точно такой, какой лежал сейчас у него во внутреннем кармане. Только на том, "продажном", эмаль была темнее от времени.

Он смотрел несколько секунд… не понимая, что происходит… не спит ли он? За спиной кто-то надрывно пел под аккордеон:

Ма-асква златаглавая, звон калакалов…

Ца-арь-пушка державная, разлет сидаков…

– Интересуетесь или желаете приобрести? – прозвучал голос.

– Что? – спросил Гурон, поднимая глаза на продавца.

– Я говорю: желаете купить, господин? Или, может быть, есть что продать?

У продавца были сальные волосы и глаза тоже – сальные.

– А вы покупаете?

…Ка-анфетки-бараночки, словно лебеди саначки…

– Покупаем. И цену даем хорошую… а что у вас, господин?

– За "Звезду" сколько даете?

– В каком, позвольте полюбопытствовать, состоянии? С документами?

– В отличном состоянии, – сказал Гурон чужим голосом. – С документами.

– Э-э… двадцать пять сразу.

– Двадцать пять рублей? – спросил Гурон, вспоминая свою поездку на такси и обед в кооперативном кафе.

– Хе-хе… что ж я – не человек, что ли? Долларов, господин, долларов.

Гурон посмотрел в глаза продавцу… тот улыбнулся… Гурон смотрел в глаза, в глаза! И продавец понял вдруг, что этот дурной мужик запросто может убить его. Прямо здесь и сейчас. И никто – ни братки, которым он отстегивает бабки, ни менты, которым он тоже отстегивает, – не сможет этому помешать. Продавец отодвинулся, пискнул: ты чего, ты чего? Ты чего, мужик?

…Э-эх! Гимназистки румяныя, от мороза чуть пьяныя…

Гурон повернулся и пошел прочь.

Страна, в которую он вернулся, была очень сильно не похожа на страну, из которой три года назад он улетел в последнюю командировку…

* * *

Гурон долго не мог заснуть, лежал на верхней полке плацкартного вагона, слушал храп соседа и смотрел на пролетающие за окном огоньки. Там было темно, шел дождь и лежала огромная страна – Россия… капли дождя размазывались по стеклу, размывали то немногое, что можно разглядеть ночью – худо освещенные станции, слепенькие поселки, шлагбаумы на переездах, темные пакгаузы, товарные вагоны. Иногда мимо пролетали встречные поезда, наполняя купе желтым мелькающим светом, воем и колесным перестуком.

За стенкой слева скрипучий женский голос долдонил: да когда уже ты напьешься, наконец, паразит? Да когда уже ты подохнешь, наконец, пьянь ты несчастная, сволочь ты последняя? Ведь всю кровь ты мою уже выпил! Ведь сколько лет я уже с тобой мучаюсь, с алкашом проклятым? В ответ невнятно мычал что-то мужской голос.

За стенкой справа другой женский голос говорил: четвертый месяц зарплаты не видим. Четвертый, Тоня, месяц! А что на книжке лежало – все прахом пошло… мы ведь на машину копили, в очереди за "жигуленком" стояли… шесть триста стоил. Вот – накопили! Теперь на эти деньги только велосипед купить можно… ой, не знаю, Тоня, как и жить-то дальше.

Гурон уткнулся лицом в тощую подушку, приказал себе: спать, – но уснул только через полчаса. Раньше он засыпал почти мгновенно.

Он уснул и сразу накатило: светила африканская луна, они шли по ручью…

Глава вторая

…КАК УТРЕННЕЕ ОБЛАКО

…Светила набирающая силу луна. Они шли по широкому ручью, прижимаясь к затененной стороне, держали интервал метров пятнадцать. Первым двигался Цыган, за ним – Доктор, замыкающим шел Гурон. Началось все с того, что информатор из деревни сообщил: "львы" ушли. Информатор был сыном местного колдуна и законченным алкоголиком – от него всегда разило зудаби.[4]


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: