Заруба, запершись в гриднице с Дуболомом, Воротом и ещё пятью-шестью старшими воинами своего полка, серьёзно запил. Он пил много и молча, не обращая внимания на парней, которые, посчитав, что их позвали на пир, галдели вовсю. А Зарубе было не до веселья. Просто он не любил напиваться в одиночестве, а теперь, растворившись среди дружинников, заливал в глотку ковш за ковшом и почти не закусывал.
Воевода всё больше мрачнел, и воины скоро это заметили. Прежние весёлые разговоры как-то сами собой угасли, заговорили о серьёзных вещах, но Заруба не обращал внимания и на них. Он пил как последний пропойца, самозабвенно и без стыда.
Князь вызвал Зарубу, когда тот едва вязал лыко. В гридницу примчался посыльный и шепнул на ухо несколько слов. Лицо воеводы сразу стало пугающе трезвым. Воины, невзирая на хмель, замолкли, ожидая разъяснений. Не война ли? Не поход, какой? А может Сокол что-то, наконец, раскопал? Заруба встал и подозвал рукой Дуболома.
— Пойдешь со мной, — сказал он, остальных же успокоил:
— Дело небольшое, нужды нет всех поднимать. Так что угощайтесь, а мы, может быть, и вернемся скоро.
— Что случилось? — спросил Дуболом, как только они вышли из гридницы
— Мне князь не доложился, — рыкнул Заруба.
Верного воина Заруба оставил за дверью, а сам вошёл, предварительно испросив позволения. Ук ходил по комнате, а возле него непринужденно сидел Сокол. Заруба слегка поклонился обоим и спросил обычным своим ровным голосом:
— Что-то срочное, князь?
— Садись, — предложил тот, показав рукой на свободный стул, но сам продолжал ходить.
Время текло в полной тишине.
— Печатник мой, — тихо начал князь и взорвался криком. — Предал нас, гадёныш!
— Так это он, — Заруба провел пальцем по горлу. — Попа к богам спровадил?
— И не только, — добавил Сокол, не вставая с места. — Это он донёс о посольстве Варунка и о цели того посольства. И он же успел подбить свищевских на бунт. Помнишь, я тогда хозяина особо спрашивал, когда ему нас перехватить приказали? Тогда ещё заподозрил неладное. Так вот, всё сходиться. Только он и мог читать переписку князя, только он и мог доносить. Больше некому.
— И где он теперь? — спросил Заруба, сильно дыша перегаром. — Схватили подлеца?
— Мы ему ещё не открылись, тебя вот сперва вызвали, — сказал Сокол.
— Сидит у себя, — усмехнулся князь. — Квасит, как и ты. Но за ним наблюдают, чтоб не сбежал.
— Что и за мной наблюдали? — обиделся воевода.
— А ты чего хотел? — разозлился князь. — Тебе ведь тоже многое ведомо было.
— И чего теперь? — спросил Заруба.
— Сейчас вызову его, да пожалуй, начнём. Откладывать не будем, а то, как бы и этот язык на небеса не утёк.
— Я Дуболома с собой взял, за дверью стоит, может позвать его в помощь? — предложил воевода.
— Зови, — разрешил князь. — Лишним не будет.
Печатник всё понял, как только переступил порог. По лицам понял, по глазам, по взглядам. Он не попытался бежать, не стал вымаливать себе жизнь, даже не посчитал нужным, как это водится за обречёнными, высказать, наконец, хозяину всю правду, все накопившиеся обиды. Химарь просто стоял, покачиваясь на нетрезвых ногах, и смотрел на своих врагов без ненависти или злобы.
Князь не стал ничего говорить предателю. Лишь взглянул мельком и приказал Дуболому держать Химаря покрепче. Дружинник, сжав локти печатника железной хваткой, свёл их у него за спиной, а Сокол уже подносил к губам Химаря дымящуюся варевом чашку. Тот выпил довольно спокойно. Казалось, он нисколько не боялся быть отравленным и, как скоро выяснилось, не боялся и колдовства. Предатель не произнёс ни слова, лишь ухмылялся, глядя на чародея. И Сокол и Заруба были поражены. Оба хорошо помнили, как быстро развязался язык свищевского хозяина. Но у печатника даже дымки в глазах не наметилось.
Князь вопрошающе посмотрел на чародея. Тот, немного подумав, произнёс:
— Судя по всему, травы на него не действуют, — Сокол развёл руками. — Значит либо он сам способен к ворожбе, либо его хорошо подготовили. В любом случае здесь я бессилен.
— Малк! — коротко распорядился князь.
Лицо воеводы просветлело. Наконец-то и ему выпала возможность применить способности и хоть в малости, но утереть нос чародею.
— Не всё, значит, с помощью колдовства сделать можно, — довольно пробурчал, чуть ли не промурлыкал он, направляясь к печатнику. — Кое-что и нам, грешникам безнадёжным, приходится доделывать…
То, что происходило в последующие два часа, Сокол вспоминать не любил. Заруба и вправду знал толк в пытках. Крови вышло много, но даром не пролилось ни капли. И прежде чем печатник потерял сознание, им удалось немало выведать.
Первым делом узнали они, что и монахами, и слухами заправляет Алексий — викарий, заведующий судебными делами московской церкви. Причастен к этому митрополит или нет, Химарь не знал. Монахи, по словам печатника, использовались Алексием лишь в случае крайней нужды. Он считал их своим главным оружием в тех вопросах, которые нельзя было решить обычными средствами. Сколько всего воинов у викария, печатнику было неизвестно. Как неизвестно и где они орудовали ещё. Зато, он знал достоверно про двух или трёх монахов подосланных к рязанскому князю. Они пробирались на Рязань окольным путём, через Мещеру, и печатник оказывал им содействие.
Многое сказал Химарь. Главного не сказал. Где скрывают Варунка, да что за напасть грозит княжеству. Узнали только, что на сей раз затевается против Мещеры нечто особенное. Такое, что способно начисто смести и князей, и простой народ, и крепости, и деревеньки. Ни глухой лес, мол, не поможет, ни высокие стены не упасут. Москва потом на пустое место явится.
— Чары, какие? — предположил Сокол.
Но даже пытки смогли выдавить из печатника только два слова:
— Серая орда…
— Что за орда? — встрепенулся князь. — Степь? Почему серая?
Печатник не ответил. Истерзанное его тело лежало на полу, и по всему было видно, что долго он не протянет.
— Добей гадёныша, — распорядился Ук.
Вытащив из ножен меч, Дуболом точным ударом остановил сердце предателя. Князь принялся кружить по комнате:
— Где же они сына-то прячут? И для чего он им? Не зря ведь живым оставили? Чего-то удумали, значит. Непонятно. И Серая орда эта…
— Будет нелишним отправить гонца к рязанскому князю, — предложил Заруба. — Олег — мальчишка. Не опытен он ещё. Может с этими монахами и не совладать. А так, глядишь, и другую их задумку расстроим.
— Верно, — согласился князь, отвлёкшись от стенаний. — Тарко вон послать. Или Вияну.
Он потеребил бороду.
— А что ты думаешь, чародей?
— Гонца послать можно, — ответил Сокол. — Почему бы и не Тарко… он скоро вернуться должен… да и Вияна справится не хуже, а то и лучше. Княжна всё же.
Чародей помолчал.
— Я вот что думаю. Дело нужно до конца довести. Человека в Москву отрядить, чтобы вызнал всё и про монахов, и про викария. Нашёл бы, где там гнездо они свили, кто за ними стоит, ну, в общем, всё что сумеет. Может получится у него и друзей там найти. Своих слухов заиметь, кто бы докладывать смог, чего там готовится и против кого. Про Серую Орду особенно узнать надо. Недоговорил Химарь, а может, и сам не знал толком. Но узнать надо…
Сокол прошёлся, стараясь не смотреть на мёртвое тело.
— У тебя, князь, знаю, есть на Москве человек верный, да и у меня, не скрою, тоже имеется. Но им сейчас высовываться не след. Они со своих мест что смогут и так узнают. А тут новый человек нужен, упорный.
— Эка хватил, — присвистнул воевода. — Своего подсыла викарию? Кто же такое осилит?
— Думаю Романа можно попросить, — предложил Сокол. — Он ушлый малый. Если кто и справится, так только он. Есть у него к таким делам способности.