- Кто же знал, что он будет действовать нестандартно. Его чип обнулен...

- Феликс! Молчать!

Агата Грейс молниеносно вскочила с кресла, быстрым уверенным шагом подошла к нему и звонко ударила ладонью по щеке. Наконец-то. Краснолицый облегченно выдохнул.

- Разве я спрашивала, что вы там хотели?! Разве я это спросила?!

Она стояла перед ним, вытянувшись как струна и до боли сжав кулаки, такая же раскрасневшаяся, как и его налитая кровью щека, и дышала ему прямо в грудь как лошадь после скачек.

- Вы чуть не провалили всю операцию. Он - наша единственная зацепка. Наконец-то, после стольких лет поисков один из "иных" раскрыл себя. Наконец-то к ним, к этим "иным" появилась хоть какая-то тоненькая ниточка. А вы эту ниточку в огонь!

Индивидуальный чип Марка со стертыми его личными данными лежал у Феликса в кармане пальто, но сейчас ему совсем не хотелось оправдываться перед Агатой. Какая разница, почему сорвалась операция, важен результат. Ему искренне хотелось ее успокоить, сказать, что он все исправит, что сделает для нее все возможное и невозможное.

- Сейчас все под контролем...

- Феликс, пожалуйста, молчите, - еле слышно перебила его Агата, - помолчите, пожалуйста, так будет лучше.

Она повернулась к нему спиной, и он понял, буря стала утихать. Он давно и очень хорошо знал "хозяйку". Знал, что она все понимает. Знал, что считает его своей "правой рукой" и никогда, и ни при каких обстоятельствах не отрубит эту руку. И она знала, что если кому и можно доверять в этом враждебном для нее мире, так это только ему, полковнику Феликсу. Они познакомились давно, в конце войны, в годы "чисток". Она была тогда совсем еще юным инструктором Управления Безопасности по работе с молодежью, а он бывшим демобилизованным разведчиком особого карательного рейдерского батальона, только-только пришедшим по разнарядке в шестой отдел контрразведки УБ. С тех пор настырная, всегда идущая по головам сослуживцев, подчиненных и начальства, и потому быстро сделавшая головокружительную карьеру Агата все время держала Феликса, точно сторожевого пса возле себя. И он верой и правдой служил ей как единственной своей хозяйке. У Агаты Грейс был уникальный дар подбирать в свою команду самых верных людей. Два основных правила усвоила она еще в начале службы в Управлении - "Кадры решают все" и "Незаменимых людей нет". И эти правила ее никогда не подводили.

Агата Грейс села в большое кожаное кресло, уперла локти в стол и, скрестив пальцы рук, положила на них подбородок.

- Значит так, - голос ее стал одновременно мягким и властным, - из больницы забрать, как только это станет возможным. Ограничить все контакты - это, по-моему, и так понятно. До конца "прокачать" легенду о самоубийстве или о несчастном случае, на ваше усмотрение. Мне докладывать обо всем немедленно. Повторяю, не просто сразу, а немедленно. Держать под контролем лично. Феликс, отвечаешь головой.

- Понял, Агата. Все понял.

- Ты не можешь всего понять, Феликс. И не обижайся. Я сама еще до конца не понимаю, насколько это важное дело. Но поверь мне, такого дела у нас с тобой еще не было.

Когда Феликс ушел, по-кошачьи бесшумно прикрыв за собой дверь, Агата еще долго сидела, не шевелясь, приковав пустой взгляд к старинному канцелярскому прибору в виде морских раковин с золоченой гравировкой: "Лучшему сотруднику". Она любила старые вещи, сейчас такие уже не делали. Ее кабинет, выполненный в викторианском стиле, дышал прагматизмом, роскошью и материализмом одновременно. Он был скорее похож на музей эклектики второй половины XIX века, чем на рабочий кабинет Председателя Управления Безопасности СОТ (Совета Объединенных Территорий).

Она тяжело встала, упершись руками в массивную столешницу рабочего стола, и так держась за нее, стала растягивать затекшую от напряжения шею, медленно наклоняя голову то вперед-назад, то из стороны в сторону. Сказывалась усталость. Последние сутки она вся была "на нервах". И не смотря на это, Агата понимала - положение не такое мрачное, как она пыталась представить Феликсу. Да, именно пыталась представить, намеренно "сгущая краски". Но делала она это скорее для профилактики, прекрасно понимая, что и старый волк Феликс это понимает тоже. На самом деле все шло, хоть и с некоторыми нестыковками (а куда без них на такой-то работе), но все же по ее плану. Сейчас парень находится у нее в руках, и все, включая маразматиков из Совета, уверены, что он погиб. Случайно. "Пришелец" же вне досягаемости. Да, он объявлен в розыск. Но это только для тронувшихся умом "старцев" из Совета. На самом деле только она владеет полной информацией об "ином", только в ее руках все ниточки к нему. И никто кроме нее теперь не сможет повлиять на ситуацию.

Надо расслабиться и отдохнуть. Она сняла туфли и босиком пошла через весь кабинет, в угол, к маленькой двери за бархатной шторкой. По пути она расстегнула жакет и медленно сбросила его. Затем на пол упали юбка и белая шелковая блузка. Так постепенно она, оставшись в одном нижнем белье, подошла к двери за шторкой, открыла и вошла в нее.

За дверью, в центре полутемной овальной залы чернел круглый бассейн и холодные редкие лучи света, кое-где прорываясь сквозь густой черный небосвод и пронзая куполообразный стеклянный свод потолка, купались в его прозрачной воде. Агата Грейс встала на носочки и потянулась руками вверх к черному небу, висящему над прозрачным потолком, затем полностью сняла белье, обнажив идеальную для ее возраста фигуру, и вошла в искрящуюся безмятежность.

Через время Агата лежала в кресле перед бассейном и, казалось, спала. Легкая туника, сандалии. Блаженно прикрытые глаза.

"Fais ce que dois, advienne, que pourra" - большие готические буквы синели на ее правом плече. Эти слова римского императора Марка Аврелия на долгие годы стали девизом. Татуировка была сделана давно, в активе молодежной организации "Смена", в которую она вступила в одиннадцать лет. Актив "Смены" стал началом ее новой жизни. Ее взрослой жизни.

"Делай, что должно, и будь, что будет" - в этом Марк Аврелий был прав.

Стоицизм императора-философа и его логика импонировали Агате Грейс. В сущности, она сама была таким стоиком, презирающим окружающую ее тщеславную чопорность, беспредельное самолюбование и безграничный цинизм правящих "старцев" из Совета. Могучая империя Прогрессоров, казалось бы, созданная ими на века, с недавних пор стала попахивать гнильцой. Агата уже ощущала этот запах. Так пахнут сытость и лень, прелюбодеяние и измена, обжорство и безразличие. Власть не должна так пахнуть, иначе она перестанет быть властью. Агата была уверена, только стоики могут править, и имеют на это право. Император как античный стоик, должен обладать тремя вещами. Первое, душевным покоем и пониманием, что есть то, что невозможно изменить. Второе, мужеством чтобы изменить то, что изменить возможно. И третье, мудростью, чтобы всегда отличать одно от другого. Таким стоиком была она.

Лишь в одном не соглашалась Агата Грейс со своим древнеримским наставником. Не может Закон быть един для всех, и для рабов и для господ. Не может быть "правления, которое уважает более всего свободу управляемых". В этом Марк Аврелий заблуждался. Агата Грейс была уверена - у "управляемых" не должно быть свободы. Как не должно быть свободы у льда, сковавшего вершину скалы. Ведь если солнце, подтопив лед, даст ему свободу, ринувшаяся к подножию горы лавина сметет все на своем пути. Холод всегда должен быть крепче солнца.

Стовосьмиэтажная башня Управления Безопасности - самая высокая из всех админзданий Совета Объединенных Территорий - гордо и величественно возвышалась над остальными. В самом центре комплекса. Матово-черный цвет, символ власти и величия, придавал ей настолько зловещий вид, что те немногие посетители, впервые попавшие в административный квартал либо по своей воле, либо совсем наоборот, все они без исключения испытывали необъяснимый внутренний трепет, глядя снизу вверх на этот могучий символ Победы Прогрессоров. Ее так и прозвали - "Черная Башня". И за цвет, и за те послевоенные годы репрессий, в которых УБ принимало активное участие. Сейчас же, упираясь куполом в серое пасмурное, с редкими солнечными прожилками небо, башня казалась еще более мрачной и зловещей, чем когда-либо.