Посетитель поджал губы, и Гэмбл представил себе, какой злобой вспыхнули его глаза за темными стеклами. Он молча проводил его до дверей и постоял в коридоре, глядя ему вслед.

- Джей, - сказал он. - Знаешь, кто это был?

- Конечно, знаю, "ecce homo" *), наш брат во Христе.

*) "Се человек" (лат.) - слова Пилата о Христе.

- Верно. Он раскрыл тайну убийства президента Кеннеди и может предоставить комиссии Гаррисона неслыханные материалы. ФБР ходит за ним по пятам, поэтому ему пришлось бежать в Ев-ропу...

- ...а теперь он просит о вспомоществовании, чтобы перед возвращением в отчизну немножко отдохнуть на Лазурном Берегу.

- До чего ж ты у нас догадливый, - сказал Гэмбл. - Госпо-ди, кто только сюда не ходит... Святая вера во всемогущество прессы.

- Еще бы, - сказал Остин, долговязый, худой, с костистым, узким лицом и белокурыми, тщательнейшим образом расчесанными

на прямой пробор волосами. Столь же выхоленными были и ногти на державших сигарету пальцах. Все крупные газеты и журналы держали в Париже специальных корреспондентов, освещавших ход вьетнамо-американских переговоров.

- А у тебя нет ничего об этом выводе?

- О каком выводе?

- Прошел слушок, будто французы убирают свои войска из Германии.

- До меня этот слух ещё не дошел. Как дойдет, я проверю и, если угодно, сэр, дам вам знать.

- Вы меня чрезвычайно обяжете, сэр.

- Но я уже сейчас могу сказать - это полнейшая брехня.

- И я так считаю, - сказал Остин и, нервным, порывистым движением поднеся к губам сигарету, глубоко затянулся. - Да, я тут повстречал одного приятеля... Сто лет не виделись. Очень славный парень. Из Коннектикута. Вот что он мне рас - сказал. Он всегда останавливается в маленькой гостинице на берегу Сены - не роскошно и даже не очень комфортабельно, но зато расположена в дивном месте. Содержит какой-то француз с женой. Ну, как-то раз он их спрашивает: "Слушайте, говорит, почему бы вам не поставить ещё ванн, не привести в порядок сортиры, не увеличить число мест в ресторане, непристроить ещё террасу? Надо расширять дело." Те говорят: "Не потянем, расходов много". Я, говорит, могу вам одолжить, у меня сейчас есть немного свободных денег. Уехал, потом опять приезжает - долг ему выплачивали по частям - смотрит: все перестроено, расширено, и постояльцев пускают с большим разбором, да и не всякому там теперь жить по карману. Если бы хозяин не отдал ему остаток денег, и моему приятелю бы там не жить.

Ну, парень, конечно, в восторге, остается ещё на не-дельку. Приходит день отъезда, он просит подать ему счет,а пока мадам подсчитывает, выходит на террасу выкурить сигару. Берет у хозяина спички и ведет с ним задушевный разговор о том о сем. Приезжает такси, выносят его барахло, грузят в багажник, а тут и счет наконец готов. Дли-и-инный такой счет, тысяча пунктов, и все написано яркокрасными чернилами и чуть ли не готическим шрифтом - половину не разобрать. Слева услуги, справа - сумма, и все в столбик. Он достает бумажник, смотрит - а там, перед "Итого", ещё добавленьице, ещё один маленький последний пунктик: "Коробок спичек - 10 сантимов", - Остин снова затянулся. - А? Как вам эта история?

- История замечательная, ей сносу нет, а от повторения она только выигрывает, - сказал Гэмбл.

- Да он только вчера мне это рассказал!..

- Он её вычитал в "Ридерз Дайджест" или ещё где-нибудь, пока сидел у дантиста в приемной. Есть такая рубрика: "Самое занятное происшествие". Нет, Остин, жизнь несколько сложней.

- Теперь ты станешь меня убеждать, что французское сквалыжничество это всего лишь проявление духа незави-симости и силы личности? Знаем, слыхали.

- Да нет, это тоже чушь, Джей, и я вовсе не собираюсь молиться на французов. Повторяю: все сложней. И французы - вовсе не сборище вшивых лягушатников, и англосаксы Бога за бороду не держат.

- Просто ты здесь слишком долго прожил.

- А вот это верно.

Человек в синем костюме появился в вестибюле посольства примерно в четверть одиннадцатого. Под расстегнутым пиджаком угадывались очертания пистолета на поясе. Ступив за порог, он секунду помедлил, словно ожидая, что его остановят или обратятся к нему с вопросом, а потом уверенно двинулся налево.

Салли Морхаус, которая была занята другими делами, видела, как он прошел к лифтам, и тотчас забыла о нем.

Миновав лифты, он поднялся по ступенькам, ведшим к отделу печати, потом свернул в боковой коридор и оказался на широкой открытой площадке главной лестницы. Здесь было тихо и безлюдно, если не считать мраморного Вашингтона и чуть поодаль - бронзовых бюстов Джона-Пола Джонса и Лафайетта. Направо находилась библиотека-приемная, выдержанная в зе-леных тонах - три окна, шелковые зеленые шторы, высокие книжные шкафы, зеленоватый рассеянный свет. Сюда, в прото-кольный отдел, приходили те, кому была назначена встреча с послом. Посетитель заглянул в приемную, но заходить не стал, а прошел мимо дверей посольского кабинета, на которых не было ни номера, ни таблички, в конец коридора, к двери, где висел белый указатель "Джон С.Торелло, референт посла", помедлил возле неё и двинулся дальше, к кабинету cоветника-посланника.

Эту дверь он открыл, оказавшись в светлой, залитой солнцем комнате, где сидела в это время одна только Сью-Энн, секретарша советника. Полуобернувшись от пишущей машинки, она увидела посетителя и подумала, что следом войдет кто-то из сопровождающих его сотрудников посольства. Однако когда он закрыл за собою дверь и шагнул вперед. - поднялась и поздоровалась, произнеся "Доброе утро" с чуть вопросительной интонацией. Вошедший быстро и внимательно оглянулся по сторонам, и это немного смутило Сью-Энн.

- Слушаю вас, - сказала она.

- Мне нужно видеть советника, - посетитель говорил с акцентом.

Сью-Энн заметила, что ему явно очень жарко и неловко - пот катился с него градом, и воротник рубашки совсем промок. Не сняв шляпу, он выдвинулся на середину комнаты, чуть наклонился вперед и теперь стоял совсем близко темноволосый, широкоплечий, лет сорока пяти.

- Простите, ваша фамилия?

- Советник...

- Нет, сэр, вы не поняли. Как ваша фамилия? Вам на-значена встреча?

- Ничего мне не назначено, я к нему по важному делу.

- К сожалению, сейчас он на совещании, - сказала Сью-Энн, однако ответа не дождалась. - Если вы хотите запи-саться на прием к сотруднику посольства, вам придется спуститься в центральный холл, в справочную, там вам помогут. Пойдемте, сэр, я вас провожу, - она вышла из-за своего стола, но посетитель заступил ей дорогу:

- Время теряете. Позовите советника. У меня личное дело.

Он сделал резкое движение, и Сью-Энн испуганно отша-тнулась. Однако он вытащил носовой платок и принялся утирать залитое потом лицо. Сью-Энн подумала, что перед нею сума-сшедший, которого почему-то не задержали на входе. Она чувствовала себя беспомощной рядом с этим коренастым и, видимо, очень сильным мужчиной и решила, сделав вид, что исполняет его требование, сбежать вниз и поднять тревогу. Но тогда придется оставить его в кабинете одного... Нельзя...

- Сейчас, я выясню, - сказала она.

В эту минуту зазвонил телефон, и она, не спуская глаз с посетителя, схватила трубку.

- Да! Ах, мистер Шеннон! Пожалуйста, зайдите сюда, как можно скорей! Да, сейчас же! Я...прошу вас, - и опустила трубку, по-прежнему глядя на посетителя. Господи, хоть бы Дик не застрял где-нибудь по дороге...

- Сядьте, - произнес мужчина. - Не надо так волно-ваться. - Он снова достал платок, быстрым кругообразным движением вытер мокрое лицо.

В эту минуту в кабинет вошел Роберт Шеннон и остановился, переводя взгляд со Сью-Энн на незнакомца. Тот резко обернулся к нему.

- Что случилось? - спросил Шеннон.

- Да вот, мистер Шеннон, этот джентльмен пришел и... Я... - залепетала Сью-Энн, испытывая огромное облегчение от того, что Шеннон - рядом.

- Что вам угодно? - спросил Шеннон, сделав шаг вперед. - Вы по какому вопросу?