- Извините, что напугал девушку, - ответил посетитель. - Опыта в подобных делах у меня маловато. Я - Горенко, Семен Андреевич из советского посольства. Я прошу политического убежища в Соединенных Штатах.

- Убежища? - переспросил Шеннон.

- Убежища, - посетитель снял наконец шляпу и снова вытер лицо.

В эту минуту в дверях кабинета, оглядывая всех троих со спокойной неприязнью, появился советник.

- Что здесь происходит?

Первые, отрывочные сведения о советнике Шеннон получил ещё в Варшаве так, например, оказалось, что в тридцатые годы, живя в Европе, тот был чехословацким подданным. Особого секрета из этого не делалось, но знали об этом в посольстве немногие.

Большинству посольских казалось, что этот человек про-сто родился таким - влиятельным, но не слишком высо-копоставленным чиновником внешнеполитического ведомства. И только один-два человека в Лондоне ещё помнили голодного беженца, устроившегося в 1940 году в министерство про-довольствия, да и те вряд ли узнали бы в нем нынешнего дипломата, сохранившего от прошлой жизни только бегающий взгляд. Так или иначе, он был теперь гражданином и патрио-отом Америки.

Этот невысокий, довольно тучный человек с маленькими мягкими ручками, темно-карими глазами под набрякшими веками, землисто-бледным, до синевы выбритым лицом Шеннону всегда напоминал среднеевропейского буржуа коммерсанта или, мо-жет, ювелира? Он рано облысел и зачесывал жидкие остатки волос поперек головы в тщетной надежде прикрыть плешь. Шеннон слышал, что советник, перебравшийся в Штаты только в 1941 году, каким-то звериным чутьем понял саму суть амери-канского общества и то, как внедриться в фешенебельный мир богатых людей, интересующихся политикой.

К моменту его встречи с послом он все ещё был безвест-ным выходцем из Европы, не имеющим ни денег, ни связей, ни влиятельных друзей, а стало быть - и шансов на успех. Однако этот человек был наделен слоновьей кожей и редкостным напо-ром. Не теряя времени на остальных, он проникал к людям важным и сильным и умело внушал им, что лучшего специалиста по европейским делам, в то время привлекавшим всеобщее внимание, им не найти.

Очень скоро он сблизился с богатыми семьями, входившими в вашингтонскую и нью-йоркскую элиту, освоился в их среде и теперь уже без остановки начал прокладывать себе путь на-верх. Он стал вхож в дома многих видных американцев, умело ссоря и стравливая людей, получал приглашения на уикэнды, а потом и сам стал приглашать тех, на кого хотел произвести нужное впечатление, туда, где бывал сам, говоря, что "хозя-ева устраивают коктейль в его честь". Ему верили или просто не вдавались в подробности.

Обладая умом и отличным политическим чутьем, он отнюдь не чурался и женщин, используя и их как средство достижения цели, а его манера говорить мягко и негромко, с осторожными округлыми жестами, невольно завораживала: казалось, он до-верительно делится с вами чем-то очень важным. Карманы его всегда были набиты записными книжечками, блокнотиками и карандашиками, а глядя на его улыбку, открывавшую мелкие, редко посаженные зубы, Шеннон всегда вспоминал какую-то хищную рыбу.

В 1945 году он получил наконец американское гражданство, а вслед за тем - должность в Государственном Департаменте, после чего быстро двинулся по служебной лестнице, перепры-гивая через несколько ступенек, и теперь занимал в по-сольстве один из самых высших постов. Совершенно безжалостно он расставался с людьми в ту самую минуту, когда они больше не могли ему пригодиться. Его фамильярная манера многим в посольстве действовала на нервы, но с ним предпочитали не связываться - кто из чувства самосохранения, кто из простой брезгливости.

Шеннон подозревал, не имея, впрочем, на то никаких оснований, что посол предпринимал попытку избавиться от советника, и это ему не удалось. Он, разумеется, не мог не видеть его низкопробность и не чувствовать, что в медовых устах таится ядовитое жало. Известно было, что отпуск свой советник проводит в Европе, неофициально встречаясь с мини-страми и влиятельными политиками, после чего в обход посольства присылает донесения своим вашингтонским друзьям - иногда и прямо госсекретарю.

Шеннон был уверен, что советник подставит ножку послу - как и любому другому - при первом удобном и сулящем выгоду случае, что он поддерживает с французами контакты, о ко-торых никому ничего не сообщает, что верность и людям, и делу не входит в число его добродетелей.

С тех пор, как Харви Чернас уехал домой лечиться, со-ветник фактически стал вторым лицом в посольстве, пере-тасовывая сотрудников, наводя свои порядки и закручивая гайки, и Шеннон ни секунды не сомневался, что через своих вашингтонских друзей активно добивается формального назна-чения на пост заместителя посла.

Телефонный звонок Сью-Энн застал Фрэнка Даннинджера, старшего офицера безопасности, на месте - в его кабинете на первом этаже. Выслушав сообщение, Фрэнк - крепко сколо-ченный, с коротким рыжеватым ежиком волос над грубоватого склада лицом - положил трубку, пересек вестибюль и почти взбежал по главной лестнице. Входя в кабинет N 232, он ус-лышал раздраженный голос советника:

- Как вы сюда попали? Кто вас провел? - и сразу понял: неприятности.

Спиной к дверям стоял плотный человек в синем костюме и в шляпе, а перед ним - советник и Шеннон.

- Входите, Даннинджер, - пригласил советник.

Когда Фрэнк закрыл за собой дверь, человек в синем на мгновение развернулся к нему всем телом, показав широко-скулое, бледное, мокрое от пота лицо. Шеннон приветливо кивнул ему. Даннинджер зашел спереди. Человек, переводя пытливый взгляд с Шеннона на советника, нервно облизывал губы. Сью-Энн застыла в напряженной позе у своего стола, и Даннинджера осенило: "Сексуальный маньяк - ворвался и хотел что-то вытворить с бедной девочкой". Он прикинул свои дальнейшие действия - вызвать полицию, санитаров из пси-хушки...

- Похоже, что никто? - услышал он голос советника. - Сью-Энн, будьте любезны, записывайте все подряд, вопросы и ответы. Итак, ваша фамилия?

- Горенко. Горенко Семен Андреевич.

- Вы пришли сюда по собственной воле? Вас не принуждали?

- Нет.

Даннинджер наморщил лоб, пытаясь осознать происходящее. Советник посмотрел, записывает ли Сью-Энн.

- Кто ещё знает о ваших намерениях? Кому вы о них сообщали?

- Да зачем же я стану об этом...

- Не разглагольствуйте, а отвечайте на вопросы! При-чина, по которой вы просите предоставить вам убежище?

- Неужели непонятно? Убежище-то политическое.

- Какую должность вы занимаете в посольстве?

- Вот мои документы.

Он залез во внутренний карман, извлек бумажник и протя-нул советнику. Тот раскрыл его, вытащил несколько книжечек и начал перелистывать. Шеннон из-за его плеча тоже взглянул на документы. Горенко что-то сказал по-русски, и Шеннон начал было ему отвечать, но советник резко остановил его:

- Попрошу вас не вмешиваться!

- Но я хотел только...

- Вы слышали, что я сказал?! - он закрыл бумажник и отдал его Горенко.

Шеннон снова хотел что-то сказать, но вовремя прикусил язык и принялся разглаживать свой галстук. Даннинджер каш-лянул и на шажок отступил к двери. В такой ситуации что ни сделай - все равно останешься в виноватых, а советнику под горячую руку лучше не попадаться.

- Как давно вы находитесь в Париже?

- Вчера прибыл.

- То есть только что получили назначение сюда?

- Вы же документы мои смотрели?

Советник смерил его взглядом и ледяным голосом осве-домился:

- Париж - не лучшее место для предательства, а?

- Не понимаю, о чем вы.

- О том, что при отношениях, сложившихся у вашего правительства с Францией...

- В Швейцарии я обнаружил, что меня пасет советская спецслужба, КГБ. У меня было разрешение приехать в Париж, но я думаю, они и здесь с меня не слезут. Дальше не поеду. Это слишком опасно. Меня насильно вывезут в Союз. А я хочу в Америку.