Вот в таком приблизительно диапазоне мнений. Несомненно, Крусанов, будучи исходно по художественной природе своей ярко выраженным постмодернистом, играет. Но — играет по своим правилам, и правила эти, судя по всему, действительно меняются в сторону от присущей постмодерну толерантности. Достаточно сопоставить два следующих высказывания автора, разнесенных во времени приблизительно на год.

"Писатель ничем не отличается от человека, который делает из спичек кораблики, например... Это прикладное занятие, и смотреть на слово писателя как на прогноз или руководство к действию совершенно нелепо. Всё это — игра и организация досуга, ничуть не более того..." (из интервью Алле Борисовой).

"Тот строй духа, о котором идет речь, вожделеет Небесной Империи — она еще тщетно ждет своего создателя. Вместе с тем носитель духа, конечно же, осознает, что Небесная Империя, как и всякий трансцендентный объект, скорее всего недостижима. В этом смысле я "имперец" леонтьевского, что ли, толка, потому что в первую очередь меня привлекает не порядок, не могущество, не "железная рука", а эстетика Империи..." (из интервью Владимиру Ларионову и Сергею Соболеву).

Казалось бы, вот он, вектор развития крусановского творчества: от постмодернистской игры к имперской эстетике. Однако всё не так просто, "игра в Империю" идет на тончайшей грани, где путинской политической игре в "державность" вполне аккомпанирует (и пародирует ее) культурно-политическая игра в "державную литературу", осуществляемая кругом литераторов, в которую входит и Павел Крусанов.

"Мы разыгрались до того, что опубликовали Открытое письмо Президенту..." (из интервью Алле Борисовой). Это "неоязыческое имперское письмо", в котором заявлялась необходимость "расширить границы империи" (имелись в виду, разумеется, "духовные границы"), вызвало полное недоумение в либерально-постмодернистских кругах. "Меня поразило открытое письмо моих друзей Александра Секацкого и Павла Крусанова — письмо к президенту с призывами вроде того, чтобы он обратил внимание на литературу, а уж литература государству послужит. Мне это кажется дико странным. Если это шутка, то она не кажется мне удачной…" (Елена Фанайлова, "НЛО"). Ладно поэтесса Елена Фанайлова, но и гораздо менее простодушные либеральные критики весьма всерьез восприняли такие, например, пассажи "носителей коллективной беззаветной санкции Объединенного петербургского могущества": "Империя, озабоченная лишь чечевичной похлебкой, обречена на поражение" (из открытого письма Владимиру Путину)? То есть игра Крусанова очевидно вышла за принятые в либеральных кругах рамки политкорректности, хотя кому еще брать идеологическое "шефство" над нынешним российским президентом, как не развеселой и разудалой "манежной" компании, состоящей из олицетворенных Марса, Бахуса, Эроса и Логоса? Что ж, "какой демос, такая и кратия".

Хорошо высказался Дмитрий Ольшанский: "помести Крусанов свою эпопею в очередное "междуземье", половина претензий к его творению была бы снята". Добавлю в том же духе: произносись Павлом Крусановым гордая фраза "Я — имперец" всерьез, за ней бы непременно, в той или иной форме, последовало разъяснение, какой конкретно подразумевается "перец" и кому это "им". Не случайно в упомянутом уже "имперском" интервью Павла Крусанова с особенной гордостью звучит следующая фраза: "Каждое четвертое издание ("Амфоры".— В.В.) становится интеллектуально-игровым бестселлером".

"Эстетический вклад Лимонова в "банк" толерантной и многополюсной современной русской культуры перевешивает и его политические амбиции, и его идеологический радикализм",— это цитата из открытого письма президенту РФ В.Путину в защиту Э.Лимонова. Среди его подписантов значится и фамилия Крусанова. То есть Крусанов предельно последователен в своем постмодернизме, только не политически, а культурно-эстетически, — последователен до выхода за общепринятые границы "постмодерна". Это и вызывает сомнения.

"Отличительной особенностью Павла Крусанова так и остается строгое умение удерживать свою прозу на том поп-уровне культуры (или уровне поп-культуры), на котором самого автора не относят к "попсе", но заботливо окружают "резонансом" (Евгений Иz). Как говорится, есть и такой момент, но он далеко не главенствующий.

"Оказалось, что "преодолеть" постмодернизм легче всего, обращаясь к наиболее мрачным модернистским сюжетам, главнейший из которых — сочинение "шинельных од", воспевание всевозможных тоталитарных режимов" (Дмитрий Ольшанский). Суждение интересное и, что важно, вполне укладывающееся в русло известной концепции "русского фашизма". Однако дело в том, что "Бом-бом", в отличие от "Укуса ангела", оказался практически свободен от неоязыческих, а тем более — сугубо фашистских идей, и "воспевание тоталитарного режима" к нему при всем желании не "пришьешь". То есть Павел Крусанов не "преодолел" постмодернизм по хорошо известному и проработанному на Западе выходу в неоязычество (фашизм), а действительно преодолел его, высказав (со всеми погрешностями, о которых здесь речи нет) "антитезис" созданному ранее образу "некитаевской Империи", а "незаметный герой" Андрей Норушкин выглядит в художественном отношении гораздо убедительнее, чем "великий император" Иван Некитаев по прозвищу Чума.

Вот в этом обстоятельстве и заключается, на мой взгляд, уклонение Павла Крусанова с определенной для него орбиты воспевателя "сокрушительных сапог" Империи — то самое уклонение, из-за которого "Бом-бом" получил в целом гораздо меньший резонанс, чем "Укус ангела". Россию давно и упорно толкают в тупик фашизма, чтобы там впоследствии проделать над нашим народом операцию, подобную той, которая была проделана после 1945 года с немцами на территории ФРГ. Иными словами, лишить его собственной сущности. Но для этого нужно, чтобы наш народ сначала сам от нее отказался — в пользу неоязыческого фантома фашизма. Здесь самый важный и труднодостижимый для операторов данного уровня момент. Сколько ни говорят русскому Ивану: "фашистская свинья!", — Иван в ответ всё равно не хрюкает. Тот же Дмитрий Ольшанский, рецензируя "Укус ангела", специально, едва ли не на уровне детского сада ("А вот и не ударишь!"), провоцировал Павла Крусанова на пресловутый "антисемитизм": "У создателя гордых этнических типов остались некие смутные подозрения о том, какие печальные последствия может иметь критика евреев... Такие тексты пишутся обыкновенно обиженными людьми в "обиженных" псевдовеликих державах — наподобие Германии 1933 года или современной России..."

Создается впечатление, что очень многим в современной России хочется, чтобы она стала похожей именно на Германию 1933 года — в этой связи достаточно вспомнить нашумевшее телешоу министра культуры Михаила Швыдкого с участием Бориса Немцова и Глеба Павловского "Русский фашизм хуже немецкого". Извините, необходимо уточнение: хуже — для кого? Для немцев, для евреев или для русских? Или для всех сразу?

"По глянцевой беллетристике можно прочертить структуру молодой языческой религии, кажется, начинающей овладевать бывшим христианским миром..." (Валерий Шубинский). Господа, да что вы так торопитесь выдать желаемое вами за действительное?!

В образе Лёни Циприса, сына аптекаря и социалиста, в спорах с ним одного из рода Норушкиных, Ильи, звучит весьма аристократическая и православная нота: "Да мне, если хочешь знать, само понятие "гуманизм" как результат отрицания всего сверхчеловеческого и, значит, в первую очередь Бога не только чуждо, но и глубоко противно". Фашизм? Тоталитаризм? Но ведь убийцей и революционным комиссаром в романе становится вовсе не "антигуманист" Норушкин, а "гуманист" Циприс.