ПРОЗАИКИ — ВПЕРЕДИ ПОЛИТИКОВ

Писатели в своем творчестве идут не от философии, а от жизни, поэтому реальных политиков нередко опережают. Вот диалог мудрых стариков в романе адыгейского прозаика Юнуса Чуяко "Сказание о железном волке", переведенного на русский язык Гарием Немченко (Майкоп, 1993):

"— Почему ты всё о войне?.. Наши парни прогонят всех этих уголовников... всех наркомов, которых...

— Наркомов уже прогнали, ей!.. Ты хочешь сказать — наркоманов?

— А я что сказал?.. Прогонят этих наркомов, которых выпустил из тюрьмы Шеварднадзе... Загонят всю эту мразь обратно в клетку. И вернутся домой...

— Если бы так!.. Этот костер у нас на Кавказе будут разжигать до тех пор, пока не настанет удобный момент посадить на него задницей Россию. Так, чтобы она больше не встала... Где ты еще разожжешь такой костер? Только тут".

То, что давно поняли аульские старики, долго оставалось неведомым некоторым политикам и даже военным. Вот что пишет об этой же ситуации Леонид Ивашов, генерал-полковник, вице-президент Академии геополитических проблем в статье "Наконец Квашнин ушел" ("Советская Россия", 2004, № 97):

"К тяжелым последствиям привело непонимание Генштабом, руководимым А.Квашниным, военно-стратегической ситуации в Кавказско-Каспийском регионе... По сути дела, не была вскрыта стратегическая концепция Запада по дестабилизации обстановки на Северном Кавказе, ослаблению позиций России в регионе с последующим отторжением ряда субъектов РФ и установлением натовского контроля над всем Большим Кавказом и Черноморским бассейном. Вместо этого был сделан ложный вывод о том, что США и НАТО могут стать союзниками России в наведении порядка на Северном Кавказе".

Это что, изоляционизм? Или военные наконец-то разобрались, что к чему? Вот бы и философам разобраться! Может быть, В.А.Сендерову почитать романы Юнуса Чуяко "Сказание о Железном Волке" и "Милосердие Черных гор, или смерть за Черной речкой" (Майкоп, 2003)? Или последний роман Еремея Айпина "Божья матерь в кровавых снегах", который венгерская ученая Каталина Надь предложила выдвинуть на Нобелевскую премию — это как бы "Тихий Дон" хантов, где осмысливается трагическая революционная эпоха и бурное начало ХХ века: кто для народов Севера союзник, а кто враг? Или пророческий рассказ Гария Немченко "Воспоминание о Красном Быке", написанный в 1994 году и стилизованный под восточную легенду, — о Красном Быке, на которого натравили троих, пятерых, затем семерых быков? Добродушный силач не сопротивлялся их наскокам, зато они его, обессиленного, затоптали копытами. Три дня лежал он неподвижной горой, облепленный мухами; весь четвертый день поднимался, а на пятый, пошатываясь, пошел вверх, к ледникам, где травы и целебные источники вылечили умного бугая. Потом он выследил своих обидчиков: и быков, и людей, и расправился с ними.

Трудно удержаться и не процитировать вновь Николая Трубецкого: "...фактически Россия уже объединила под сенью своей государственности значительную часть туранского Востока... русская культура не исчерпалась восточным православием, а выявила бы и те черты своей основной народной стихии, которые способны сплотить в одно культурное целое разнородные племена, исторически связанные с судьбой русского народа" (стр.135).

P.S. Встряхнула я свою торбочку. Да она, оказывается, уже свободна! Выпустил ее из своих рук оппонент евразийства...

Скажу сразу — книга эта поражает воображение. Такой свободы: и форм, и чувств, — я давно не встречала. И, что очень важно, всё это написано, так я поняла из текста, очень пожилым человеком. В общем, впору кричать: новый Гёте явился! Да не один, а сразу со своей Беттиной.

Да, СВОБОДА — ключевое слово этого мучительного поэтического документа.

Сначала о свободе формальной. На восьмидесяти шести страницах "Зимней весны" нет ни одного стихотворения (за исключением двустишных), которое было бы написано от начала до конца в одном ритме, одним размером, с одним типом рифмовки. А, собственно говоря, зачем?! Зачем, биться-стараться, за формой гоняться. Так задумано!!! Может быть, может быть... Только тут "задумано" и "автор абсолютно не владеет стихотворной формой" лежат слишком рядом. Не хочется говорить банальности, но свобода и небрежность не одно и то же. Подзаголовок "метрический дневник" — просто отговорка. Автор и сам чувствует, что не в состоянии выполнить самые простые требования, обычно предъявляемые к поэтическому тексту, поэтому заявляет — а я и не хотел их выполнять.

Причем интересно, что наплевательски-залихватское отношение к строфике и ритмике соседствует у Гусева с истерическим вниманием к синтаксису и словографике. То есть, товарищ без штанов, но при бабочке. Множество слов начинается с прописных букв: Свобода, Миг, Дума, Жизнь, Мир, Дорога и т.п. Автор наивно (хотя какая уж тут наивность на седьмом десятке?) думает, что этим жеманным, назойливо употребляемым приемом придает словам особый смысл. Не придает, только раздражает. Кстати, таким же образом выделено и слово Сисечка, но про Сисечку эту ниже скажем отдельно.

Есть и более изощренные графические решения: "ВСТАЕТ ли СОЛНЦЕ холодно проверьте". Почему слово ВСТАЕТ набрано просто большими буквами, а СОЛНЦЕ — прописью, да еще и подчеркнуто? Типичный случай шифрования пустоты.

Есть просто шикарные находки на этом пути:

Я в мире Моби Дик

ВКруг — вечный шторм.

Как известно, Моби Дик олицетворяет в романе Мелвилла мировое зло. Конечно, в каждом человеке много грязи, но всё же, по-моему, литератор Гусев в данном случае берет на себя слишком много. И особенно очаровательно здесь выглядит это — "ВКруг". Какой бесконечно тонкий тут уловлен смысловой нюанс! Просто цепенеешь от восторга.

И еще:

Твое поведенье не жЁнское,

Твое поведенье пижонское.

Понятно, что это три совершенно разных вида женскости: обыкновенная женскость, что пишется через маленькое "е"; женскость через "ё", производимая скорее от "жёнки" (супруги), чем от "женщины" вообще; и есть третья, только профессору Гусеву в его сверхъестественных ощущениях данная "жЁнскость".

Но есть слово, для подобающего выделения которого не хватило и всех вышеперечисленных средств. Это слово "хочу", именно в том самом, эротическом смысле примененное. Так вот оно набрано не с большой литеры, и не всё сплошь заглавными буквами. Оно не выделено курсивом, оно не подчеркнуто. Для него, для этого единственного слова введен свой особый шрифт. Вот уж если "хочет" человек, так уж хочет.