В этом пунктуально-кокетливом хаосе, если присмотреться, можно обнаружить все же несколько устойчивых примет, о которых стоит упомянуть. Одна из них очень хорошо иллюстрирует неповторимую работу гусевской мысли. Два примера:
Светлоглазая ты моя.
Свежий лепет лесного ручья…
Белое с красным!
Это "Спартак"
--------------------------------------
А Дорога будет виться
И мечта в Дороге млеть.
Налоги-то дерут,
А денег не дают.
Мысли автора скачут непредсказуемее блох. От глаз милой к "Спартаку", а от лирической Дороги к поношенью правительства.
Ни в коем случае нельзя сказать, что автор традиционалист. Наоборот, экспериментатор, словотворец.
От этого камня.
Он лунный и солний —
Сразились светила
--------------------------------
Там небская, а там земная сила.
Хотя тут, по логике, после очень талантливо выдуманной "небской" силы, должна была бы идти "земская", ан, нет, Гусев мудро решил — хватит с вас.
Модерново, не слабее какого-нибудь Вознесенского, шпарит автор про главного национального гения.
Пушкин
Белый свет, он весь простой, как утро,
А вобрал в себя всю радугу, все "ультра".
Сплю с тобой, представляя ТЕБЯ.
Извините, тут я должна остановиться. Ну ладно, за этих "ультра" достаточно просто надавать линейкой по пальцам, но за то, что автор тянет Александра Сергеевича к себе в койку… Я дама, вполне ныне свободная, и то не позволяю себе таких снов: я с Пушкиным в постели.
Полно в книжке и просто самодовольных банальностей
Устаревает БЕЛЛЕТРИСТИКА,
А Дума, Исповедь — живет.
Да кто ж этого не знает, дорогой!
Есть и просто нелепости, например: "В гробу видал" такую ловлю, Я лучше разгрызу оглоблю". Очень любопытно было бы посмотреть.
Или вот:
В столице пожары
Один за другим
А Скарлетт О`Хары
Отчалили … К НИМ.
Какая столица имеется в виду? Столица России, или столица Конфедерации Атланта? Изрядно горело и там, и там, хотя и в разное время. Знаменитая Скарлетт имеет отношение к Атланте и не имеет отношение к Москве. Никакого. Еще меньшее имеет отношение к Атланте Гусев. Речь идет, скорее всего, о московских пожарах. Ну, и какая связь между полыханием Манежа и поведением толпы этих внезапно размножившихся О`Хар? Граждане, если кто в состоянии, объясните, что же все-таки тут имеется в виду!
Ну, ладно, это всё формальные мелочи. Ну, не владеет автор, даже в минимальной степени, искусством построения связного поэтического текста, ну и пусть. Что поделаешь...
Поговорим теперь о другом виде свободы, о свободе чувств.
"Зимняя весна" — книжка о любви. Более того, о любви и сексе. Драматизм ситуации обнажается еще в первой трети книги: "Вот я старик", "Шагренев клок уж зрим едва". Что же следует вслед за этой трезвой, мужественной самооценкой?
У поэтов — секция,
У меня — э……
Неужто — эрекция? Тогда непонятно, для чего эти стыдливые точки во вполне цензурном слове. Тем более, что ниже Владимир Гусев будет без всяких там точечек сообщать читателю такое... Разве лишь — предположим — автор боится произнести это заветное слово, сам не веря собственному счастью. Чтобы не спугнуть.
Важно отметить, что этим упоминанием о поэтической "секции", автор лишает себя возможности спрятаться за спину так называемого "лирического героя". Героем откровеннейшей книжки является не выдуманный персонаж, а конкретное должностное лицо.
Итак, эрекция. Но она ведь понуждает что-то предпринимать, а профессор — не юноша, чтобы за юбками гоняться. Судьба идет навстречу лирическому герою. Сердитый, всем недовольный старичок обретает большое, возвышенное чувство. Появляется героиня с распространенным русским именем Оленик-Джанечка. Она приветствуется энергическим текстом, где более-менее банальные красивости, вроде "Снова, о, снова очей ожидание" (у Пушкина, помнится, всё же было "очей очарованье"), "Что ж сохранит меж безумьем и верою?" — нанизаны на шампуры заунывного рефрена: "Только любовь! Только любовь!"
Кстати, и тут Гусев не изменяет своему любимому приему. Отблеяв сколько положено: "Только любовь!" — он тут же спохватывается: "Голодовки, да голодовки, хоть бы раз за автоматы взялись".
И тут же показывает пример того, как "браться за автомат".
Лирический сюжет книги развивается с перипетиями. "Кристаллизация" чувства по Стендалю и обожествление предмета происходит не сразу. Время от времени из бездонных глубин гусевского духа всплывают обломки прежнего опыта.
Женщина? Ей вечно МАЛО.
И не секса, а презренного металла.
Но дорога к счастью проложена. Время его величества СЕКСА настает. И всё в мире преображается, как положено:
Когда я Сисечку целую,
Ты ж отвечаешь "Мальчик мой"
Происходит чудо духовного омоложения, и нам становится понятно, почему сия Сисечка пишется именно с большой буквы. Ведь перед нами не просто какой-нибудь вульгарный женский бюст, олицетворенный в любовном имени, а волшебный орган омоложения. Похоже, что здесь налицо римейк знаменитой сказки Петра Ершова, эдакий "Гусёк-Горбунок". А Сисечка играет роль котлов-преобразователей. В новом варианте "литературный царь" (не будем забывать о статусе Владимира Гусева) обманывает всех: облобызал Сисечку — но не сварился от избытка температуры и темперамента, а обернулся мальчиком.