Странный жар поднимается вверх по моей шее, от того, что он наконец-то заговорит со мной.

— Луна уже ваша? — спрашиваю я.

Он хватает бутылку с водой из небольшого бара сбоку, откручивает крышку и делает большой глоток.

— Еще нет.

Он улыбается вопросу, затем хмурится и тянется за еще одной бутылкой воды, протягивая руку, чтобы передать ее мне.

— Вот.

Когда я беру ее, он откидывается назад на мгновение, поворачивает голову в сторону... стучит пальцами по подлокотнику... и я нервничаю из-за этого. Что-то не так?

Я больше не в комбинезоне. На мне... Я полностью переоделась, ведь его взгляд заставляет меня нервничать. Черные брюки, белая блузка на пуговицах, милый белый жакет, мои волосы собраны черной заколкой. Я выгляжу профессионально и опрятно, готовой вести дела. Разве нет?

— Ничего, если теперь я задам вам несколько вопросов?

— Валяйте, — отвечает он равнодушно.

Пока я достаю свои заметки, он делает глоток воды, и его взгляд останавливается на мне. Его лицо ужасно отвлекает, и я перевожу взгляд, то изучая свои заметки, то смотря прямо на него в профессиональной манере.

— Когда пришла идея создания Interface?

— Когда Facebook проебал свою систему.

— Их слабость стала вашим успехом?

На краткий миг, его взгляд стал оценивающим, свет в его глазах окружала странная, однако, пьянящая тьма.

— Любая слабость является чьим-то успехом. По факту, их система могла быть сильно улучшена. Игры получше, доступ получше, более быстрые загрузки и я владею самой эффективной командой на континенте, чтобы сделать это.

— Сколько работников в деле на данный момент?

— Четыре тысячи.

— Не слишком ли это высокие расходы для стартапа?

— Беря во внимание, что мы уже добились первоначальной задачи подписки пользователей — нет, совсем нет.

Я улыбаюсь и листаю свои заметки, только чтобы хоть ненадолго избежать его проницательного взгляда. Когда я поднимаю глаза, он пьет воду из своей бутылки, все еще смотря на меня.

— Вы, должно быть, в курсе, что являетесь самым желанным мужчиной в городе. Это удивляет вас?

— Самый желанный, — он повторяет это, словно его забавляет само понятие, легкая улыбка появляется на его губах. — Желанный кем? — он раздвигает ноги и усаживается поудобнее, оставив бутылку с водой в держателе для стаканов сбоку, потом кладет ладонь на колено, и смотрит на меня с любопытством, широко открытыми глазами.

У него огромные руки. Такие можно увидеть у баскетболистов и пианистов.

— СМИ. Поклонницы. Даже инвесторы, — перечисляю я.

Он, кажется, молча, обдумывает это, но так и не отвечает.

— Вы выросли под вниманием общественности. Не могу представить, как это может кому-либо понравится. Вы когда-нибудь устаете от этого?

Он проводит ладонью по колену, шире расставляя пальцы. Его большой палец безостановочно постукивает по ноге, но взгляд от меня он не отводит. Ни на секунду. Даже когда снова тянется за водой.

— В моей жизни так было всегда.

Его взгляд сбивает весь мой настрой.

— Все случаи вашего бунтарства, — начинаю я, стараясь быть профессионалом и также удерживая взгляд на нем. — Вы пытались показать, что вас нельзя контролировать? Вы ожидали, что это заставит общественность сильнее полюбить вас?

Секунда. Две.

И снова он слегка улыбается.

Его взгляд все еще устремлен на меня.

— Я не очаровываю людей, мисс Ливингстон. Я бы сказал, что люди реагируют на меня четырьмя способами и только четырьмя: они хотят молиться мне, быть мной, трахнуть меня или убить меня.

Удивленная его резкой прямотой, я хмыкаю, улыбнувшись, затем, я краснею из-за того, как темнеет его взгляд, когда он слышит мой смех.

— Простите меня за личные вопросы. Меня интересует Interface и разум, который за ним стоит, хотя статья будет сосредоточена на Interface.

Машина замедляется, подъезжая к зданию. Быстро выглянув, я вижу, что мы притормаживаем у подъездной дорожки элитного бизнес-центра, и до меня доходит, что мы, возможно, достигли места назначения. Неееет. Так быстро? Я оборачиваюсь обратно к нему, но он, кажется, не разделяет моей тревоги. В данный момент, он воплощение полного расслабления, откинувшись на своем сидении, он продолжает смотреть на меня.

— Думаю, мы приехали, а ведь я хотела спросить у вас о стольких неуместных вещах, — поддразниваю я.

Он улыбается мне искренней улыбкой, из-за которой выглядит моложе, доступнее.

— Вот, что я вам скажу, — он подвигается ближе на своем сидении, с озорным выражением на лице. — Расскажите мне что-то о себе, и я расскажу вам еще одну вещь о себе.

Я соглашаюсь на сделку, даже не задумываясь.

— Я единственная дочь в семье.

— Я единственный сын.

Мы снова смотрим друг на друга, так же, как смотрели в его офисе.

Внезапно мне хочется получить еще тысячу и один ответ вроде этого. Личный. Ясный.

— Могу я предложить еще один факт из своей жизни в обмен на один из вашей? — спрашиваю я.

— О, да передо мной тут делец, — он отодвигается на сидении, низко посмеиваясь.

— Это «да»? — я тоже смеюсь.

— Видите ли, смысл торговли в том, что у вас должно быть что-то, что хотят другие.

Я смотрю на него в упор, неуверенная, дразнит он меня, или нет.

Его глаза темные, но на губах улыбка.

Его глаза — кажется, я никогда не смогу в них насмотреться. Его пульсирующая энергия бушует в их глубинах. Он темная личность. Темная, как его волосы. Темная, как грех. Темная, как то, что вихрем окружает его. Что-то притягательное. Что нельзя остановить. Против чего нельзя устоять. Он сидит здесь, оценивая меня, и я не знаю, что делать, как реагировать, что ему надо от меня. Он влиятельный бизнесмен, который получает, что захочет и привык, что все происходит по его желанию. Он хотел знать что-то обо мне, и я сглупила, ухватившись и предложив больше. Но он хотел знать лишь что-то одно, не более.

— Я подумаю над этим, Рейчел. — говорит он, когда я не отвечаю, словно смягчая удар, его взгляд темный и неожиданно плавный, когда он смотрит на меня.

Боже! Так бы и стукнула себя.

— Похоже, я все время порчу свои интервью с вами, — даже не знаю, почему, шепчу я, но он так внимателен, что кажется, будто говоря громче, я оглушу кого-то настолько наблюдательного, как он.

Я наклоняю голову, чтобы скрыть румянец на лице. Когда я рискую бросить на него еще один взгляд, он рассматривает меня в тишине.

Стараясь не пялиться на его отвлекающее лицо больше необходимого, я перевожу взгляд на окно и выдыхаю, потирая ладони о брюки, пока машина, наконец-то, припарковывается перед входом в здание.

После моего идиотского косяка, в машине повисает новое напряжение. Пока его водитель выходит и кажется, подзывает PR-команду Сента, тот постукивает рукой по колену, бегло просматривая телефон, набирает один номер, говоря низким голосом в микрофон: «Эй, давай соберемся бандой в пятницу вечером. Отдохнем в «Айсберге». Разошли приглашения через интернет по обычному списку.» Он выглядывает в окно в ожидании сигнала от водителя, и хотя я хочу спросить еще об Interface, я уже вижу, что потеряла его.

Я нахожусь в полнейшем смятении, когда он выходит из машины, говоря, что водитель с радостью отвезет меня, куда захочу.

— Спасибо за потраченное время, мистер Сент, — вот и все, что я умудряюсь сказать. Кажется, он говорит что-то в ответ, что звучит как «Удачи», но его команда подхватывает его и он уходит так быстро, что, если бы не пустая бутылка из-под воды в том месте, где он сидел, вы бы не поверили, что он был здесь.

По дороге домой я наконец-то замечаю прочие окружающие меня вещи, теперь, когда его нет. Тихий, красивый интерьер автомобиля напоминает мне, что это не моя жизнь, это не я. Мой взгляд все время возвращается к теперь уже пустой бутылке там, где он сидел. Почему я вдруг так одержима пустой бутылкой из-под воды, я не знаю. Я заставляю себя отвести взгляд и пытаюсь записать некоторые впечатления на телефон, набирая письмо самой себе.