Гул подземный и стук.

В электричку вхожу – все правы.

И высок мой каблук.

Сжаты душами! Мчимся в тоннель.

Тыщи дум – в тот проём.

Так же в небе – толпою теней! –

мы на свет поплывём.

Все молчим. Я надменная вновь.

Стон вагонный и всхлип.

Перерезал мне чёрную бровь

чёрной шляпы изгиб.

***

Долго ночью из окна

шла лиловая луна,

снег рождался и мерцал,

фиолетово блуждал,

то ли бледен, то ли ал.

А потом из темноты

вышли бледные цветы

и, качаясь предо мной,

засияли красотой,

закричали немотой.

Из колодца у сосны

поднялись былые сны.

Стало всех ушедших жаль.

Над челом чернела шаль,

и снегов сияла сталь.

Ах, верните жизни те,

землянику в решете,

и на грядках острый лук,

и сердец родимых стук.

Но вокруг из немоты –

лишь алмазные цветы.

***

Помню явь и высоту:

я ушла в волну ночную

и небесную звезду

променяла на морскую.

Помню брызги... тёмный вал...

Дальше – в памяти провал.

Иль царицей водяной

стала, косы распустив?

Или пленницей нагой,

белизну чадрой прикрыв?

Иль бродила, словно сон,

среди рыбок тихо-млечных,

вспоминая лишь о нём,

что давно с другою венчан...

Что стою на берегу?

Трон свой вспомнить не могу...

***

Полынь лунной гривой мерцает:

что мрак поглотил – не зови.

Жестокость – врагов порождает.

Измена – лишает любви.

Купавами куполы храма

плывут по небесной реке.

И Ангел в купели тумана

крылами зовёт вдалеке.

Мелькают вокруг лжеидеи

о том, как нам быть и не быть.

Мне их бы росой в орхидеи

на тёмной заре утопить!

Гоню я гнедого вдоль века,

изломаны нимбы осок.

Надломлена тонкая ветка,

и дождь ударяет в висок.

***

Я росла средь убитой деревни

и на шкуре медвежьей спала.

Волк заглядывал в зимние сени,

иней рос из сырого угла.

Я до тонкостей знала работы

в этих вечных хлевах и полях.

Комаров оголтелые роты

висли шалью на детских плечах.

Одеваюсь в метели и травы,

пробегаю по глади реки,

упадаю в глухие отавы,

чтоб плясали вокруг мотыльки.

Я не славлю убитые сини,

истерично о Прошлом не бьюсь.

Нелюбимый ребёнок Отчизны,

за которую кротко молюсь.

НА БОЙНЕ

Скрутили верёвкой,

рванули до боли,

и в ноздри ударил

чужой запах крови.

Взревел бык и сразу

учуял, что это –

разрыв с росным лугом,

конец его света.

Он вспомнил о тёлке