Мужчина поднялся на ближайший бархан, чтобы осмотреться. Он приложил ладонь ко лбу, чтобы Аттрим, опустившийся к горизонту, не слепил. Горячий воздух равномерно дул в лицо; пустыня была раскаленной печью, а он – дичью, оказавшейся прямо внутри. Он не знал никого, кто в своем уме отошел бы от Утегата на такое расстояние в погоне за призраком, химерой.

Корт поглубже натянул хилт на лицо и обратился к Утагиру, бегавшему неподалеку: «Я ничего не вижу, а ты? Похоже, мы опоздали, и пески уже прибрали к рукам то, что осталось от шаттла и тех бедолаг, что были внутри. Еще одна жертва Ругу была принесена, надеюсь, он останется доволен.»

В два шага мужчина спустился с бархана. Глупо было бежать сюда в надежде найти осколок Вечного Города. Он так быстро принял решение, что даже не успел подумать, зачем ему это. Ну нашел бы он блестящий кусок обшивки или даже что-то, оставшееся от пассажиров: сломанные часы или пряжку ремня. Неужто ему на самом деле нужно это барахло? Неужто он так отчаянно жаждал найти какое-то напоминание о прошлой жизни?

Корт обернулся к точке Красных Гор, маячившей на горизонте. Все, хватит бегать по пустыне, Леда, наверное, уже волнуется. Пора домой.

- Пошли, друг, – обратился Корт к зверю. - Мы возвращаемся.

Утагиру не показывался. Наверное, носится по пескам, отводит душу – давно они не уходили так далеко. Вдруг из-за барханов раздался протяжный вой. Корт не раздумывая бросился на звук. Он нашел Утагиру неподалеку, зверь протяжно взвывал, вскидывая морду к небу, а затем начинал рыть передними лапами песок. Это получалось у него не очень хорошо: песок тут же ссыпался обратно, в только что вырытую ямку.

- Ты что-то нашел?

Корт опустился на колени рядом с животным и начал быстро, но осторожно рыть руками. Он копнул еще раз, и у него в ладони остался кусок ткани. На секунду мужчина опешил, а затем бросился копать со всей силой. Он загребал песок обеими руками, не заботясь о том, что тот уже забил одежду и хрустел на зубах.

Откопав рукав и часть кофты, Корт изо всех сил потянул тело на себя. Пески не хотели отдавать уже принятую жертву, и Корт нехотя подумал о том, что атлурги не одобрили бы его действия: то, что забрала пустыня, принадлежит Ругу, не людям. Но Корт не собирался отдавать кровожадному богу эту жертву, и он потянул на себя изо всех сил, буквально выдирая тело из объятий Руга.

Нехотя пески расступились, и Корт с изумлением понял, что вытащил из песчаной ловушки молодую девушку. Ее лицо было серым от копоти, с черными разводами, под которыми угадывалась белая кожа. Одежда была изорвана, и сквозь прорехи виднелись синяки и ссадины. Корт осторожно откинул с лица девушки спутанные каштановые волосы. Пожалуй, ее можно было назвать красивой: аккуратные маленькие губы на лице в форме сердца, широкие острые скулы, небольшой нос, широко расставленные глаза.

Корт аккуратно положил её на горячий песок, который станет этой девушке и постелью, и саваном. Ему не хотелось оставлять ее здесь, но выбора не было. Он как мог разгладил ее одежду и сложил еще теплые руки на животе. Между ключицами Корт заметил странный кулон. Он взял его в руку, очищая от песка.

Кулон был очень красивым и казался старинным: витиеватый узор скрывал в своем сердце каплю. Она была отполирована до такого состояния, что казалась настоящей каплей воды: прикоснись губами и почувствуешь чистую, прохладную влагу. Корт никогда не видел такого кулона, но почему-то он казался ему смутно знакомым. Так бывает, когда в самый разгар дня какая-то вещь или звук вдруг напоминает о чем-то, приснившемся ночью. Вот только ты никак не можешь вспомнить, о чем был сон.

Корт повернул кулон чуть вбок, и его ослепил солнечный зайчик. Так вот что испустило тот отблеск, который он поймал за десятки километров отсюда! Мужчина аккуратно положил кулон в выемку между ключицами – он был уверен, что было бы неправильно забрать его у девушки. Каким-то непостижимым образом он чувствовал, что кулон является ее частью, и снять его с ее тела – то же самое, что отрезать покойнику пальцы ради драгоценных колец.

Корт поместил кулон на место, его рука на миг легла девушке на грудную клетку. И уже третий раз за день его прошиб озноб, словно в лицо плеснули ледяной воды: он почувствовал, как ее сердце чуть слышно трепыхается в груди. Настолько слабо, что ее грудь не поднималась и не опускалась, но все же она была еще жива.

***

Юта не знала, где она и кто она. Мир распадался на осколки, как в детском калейдоскопе. Ей было страшно, хоть она и не понимала, почему. Ее разум мучительно пытался вспомнить что-нибудь о том месте, где она находилась, но натыкался на преграду из света, такого яркого, что Юта не могла даже думать.

Свет сменялся тьмой, и она решала, что, возможно, умерла и попала в какую-то другую реальность. Но потом приходила боль, и Юте начинало казаться, что она оказалась в темнице, где-то глубоко под землей. Сверху над ней находятся тонны земли и камня, которые смыкаются над головой, стискивая в смертоносных объятиях. Она пыталась вздохнуть, но у нее не получалось, она не могла даже пошевелиться. Паника охватывала ее, а затем она проваливалась во тьму – такую черную и густую, что в ней не было уже ничего, даже самой Юты.

А потом снова пришел свет. Он дробился на части, как отражение в воде, и в одном из отражений она увидела лицо. Это был ее отец. Он смотрел на нее с волнением и говорил успокаивающим голосом. Юта улыбнулась ему. Ее снова ослепил свет, и она прикрыла глаза. Интересно, почему у отца такие синие глаза? – почти безразлично подумала она. Разве у него были синие глаза?

Но вскоре это стало неважно, потому что отец держал ее в объятиях, и ей было уютно и надежно в его руках. Он укачивал ее, Юта чувствовала, будто плывет по воздуху. Она засыпала.

Отец ушел. Она не хотела, чтобы он уходил, но не смогла вымолвить ни слова. Она даже не смогла открыть глаз: веки стали тяжелыми, как будто весили тонну, и так упорно не хотели открываться, как если бы их зашили. Юта перестала бороться и уплыла в небытие.

Потом пришла мать. Она баюкала Юту. Девушка слышала, как она поет детскую считалочку, которую часто пела Юте в детстве:

Кто считает: раз, два, три –

В закатном пламени горит,

Скажет кто: четыре, пять шесть –

Хвост ящерицы должен съесть,

Посчитай: семь, восемь, девять –

Качает ветер дитя в колыбели,

Десять всему исчисляет предел –

Ты тот, кто последним остаться сумел.

Юта открыла глаза. Она была у себя в комнате, а мама сидела за столом, спиной к ней, и пела. Юта успокоилась и прикрыла глаза. Она слушала мамин голос, но постепенно стала осознавать, что что-то не так. Она не понимала смысла слов песни. Пели на незнакомом языке.

Юта собралась с силами и сбросила оцепенение. Она снова открыла глаза. Комната плыла перед ней, отчего-то все вокруг казалось одноцветным, золотисто-желтым. Юта попыталась привстать и охнула от боли.

Песня оборвалась, и девушка, сидевшая за столом спиной к ней, обернулась. Она отложила ткань и иголку, которые держала в руках, и подошла к Юте. Та смотрела на нее во все глаза.

Девушка была очень красива. У нее была гладкая кожа красивого бронзового оттенка. Это сразу бросилось Юте в глаза, потому что за всю свою жизнь она не видела такого загара. Конечно, некоторые девушки в Лиатрасе любили искусственный загар, но он был скорее коричневым, а не медно-золотым, как кожа этой девушки.

Длинные волосы, рассыпавшиеся по плечам, были заплетены в мелкие косички и тоже были необычного песочного цвета. Но больше всего Юту поразили ее глаза. Они выделялись на точеном овальном лице чистым золотом, круглые, огромные, как две монеты. В тусклом освещении комнаты казалось, они излучают собственный свет.

Лишь спустя несколько минут Юта поняла, что просто пялится на незнакомку, в то время как та со сдержанной улыбкой сидит рядом, позволяя рассматривать себя. Юта открыла рот, чтобы что-то сказать. В горло словно насыпали песка. Она откашлялась и прохрипела: