Корт задержался дольше остальных, стоя за пустым столом, пока голоса из коридора не вывели его из размышлений. Тогда он медленно двинулся к выходу, дождавшись, пока голоса стихнут вдалеке, и бесшумно выскользнул за полог.

Корт возвращался домой окольной дорогой, чтобы подумать. Он понимал, что они правы, но все же не мог принять то решение, какое от него ждали. Последнее время обстановка в Утегате накалялась, и Корт не знал, как оказался вовлечен в самый центр водоворота.

Ноги сами привели его к дому. Мужчина очнулся, уже стоя на пороге. Интересно, вернулась ли уже она? Он отодвинул полог и прошел в комнату. В помещении было тихо, Корт сел за стол и опустил голову на руки.

Напряженных плечей коснулись мягкие пальцы. Мужчина выпрямился и обернулся. Девушка с золотыми волосами, заплетенными в косички, - та, что говорила на собрании, - стояла над ним. Ее большие глаза обеспокоенно искали его.

- Я опять не слышал, как ты подошла, – усмехнулся мужчина. – Никто не может подкрасться ко мне незаметно. Никто, кроме тебя.

- Может, это потому, что ты не ждешь от меня удара в спину?

Леда обошла стол и села напротив.

- Я знаю, все это тяготит тебя. Все мы.

Корт отрицательно мотнул головой:

- Дело не в этом. Возможно, я просто не способен принять верное решение. Возможно, я не тот, кто вам нужен.

Леда смотрела на него грустно. Она протянула через стол руку, и он взял ее.

- Что-то назревает в Утегате, – проговорила она. - Грядет буря, и мы все окажемся в нее вовлечены, но ты – больше других. Ты не можешь просто отвернуться от этого.

- Но почему я? – с каким-то надломом в голосе спросил мужчина.

- Потому что у тебя особенная судьба, – не колеблясь, ответила Леда.

– Это потому что я – ругат? – скептически произнес Корт.

– Нет, это потому что ты – мой муж, – ответила она, улыбаясь.

***

С усилием раскрыв дверь на треть, Юта протиснулась в квартиру. Больше дверь не открывалась из-за коробок с обувью и клюшек для игры в «Флорбол», составленных в углу. Они пылились тут еще с тех времен, когда Бабли несколько месяцев учился этой игре в надежде сбросить вес. К своему удивлению Юта обнаружила, что в тесной прихожей горит свет.

Держась за стену, - от пережитого ноги ощутимо подрагивали, девушка вошла в небольшую гостиную, больше, правда, похожую на перевалочный пункт или временное пристанище для беженцев.

Два рабочих стола – ее и Бабли – расположены по обе стороны от окна, завешанного полупрозрачной шторой. Она затеняет комнату от ослепительного сияния Тауриса в те часы, когда он заглядывает внутрь.

Противоположную стену занимает стеллаж с папками, книгами, подшивками газет и чертежами. Посреди гостиной доживает свой век старый диван и такое же, низкое, продавленное на сиденье кресло, рядом с которым примостилась древняя тумбочка. Среди всего этого допотопного старья существами из далекого будущего смотрятся два мощных компьютера, работающих практически круглосуточно.

Все же остальное, не занятое мебелью пространство в живописном беспорядке завалено следами жизнедеятельности двух не очень опрятных и крайне занятых молодых людей.

За вычетом мебели и высящихся вокруг груд хлама, учитывая более чем скромные размеры гостиной, свободного места остается – только протиснуться в кухню и ванную по узкому тоннелю.

Но несмотря на тесноту и вечный бардак, Юта любила свою квартирку. Любила возвращаться сюда после работы и знать, что дома ее ждет Бабли с бутербродами, большой кружкой горячего кофе и вечерними телепередачами. Для нее выражение: «Мой дом – моя крепость» не было пустым звуком. И более всего его делало таковым неизменное присутствие лучшего друга.

Сейчас Бабли сидел за левым столом, спиной к ней, скрючившись на невысоком табурете. Он внимательно изучал таблицу, раскрытую на компьютере, и был так поглощен этим занятием, что не услышал, как Юта вошла в квартиру.

- Как хорошо, что ты дома.

Бабли вздрогнул и обернулся на голос. Юта без сил опустилась в кресло, на секунду прикрыв глаза. А когда открыла, Бабли стоял над ней, рассматривая с хмурым видом. Небольшие глазки, прячущиеся за толстыми стеклами очков, привычно ощупали ее лицо, после чего брови сползлись к переносице.

Бабли еще не понял, что произошло, но не сомневался, что случилось что-то плохое. Он слишком давно и хорошо знал Юту, чтобы не прочесть этого по ее лицу.

– Сейчас я заварю тебе мятный чай, и ты мне все расскажешь, – без предисловий заявил Бабли и скрылся на кухне.

– Что бы я делала без тебя, Фински? – спросила Юта со вздохом облегчения. В ее вопросе крылась лишь часть иронии.

– Проиграла все деньги в техасский покер, влезла в долги и лишилась квартиры? – раздался голос из кухни. – Из-за преследований бандитов уволилась с работы и попала в плохую компанию? В конце концов, сделалась подружкой главного гангстера, набила себе ужасные татуировки и начала пить шнапс из пластиковых стаканов?

Несмотря на все пережитое, на лице Юты появилась улыбка. Бабли знал, что делать, чтобы отвлечь ее.

– Как ты мог подумать обо мне такое?! – в ужасе воскликнула она, подыгрывая. – Я бы сама стала главным гангстером!

Дома, в привычной, безопасной обстановке Юте сразу стало дышаться свободнее. Пережитый страх потихоньку отступал. Журналистка слышала с кухни шарканье тапочек Бабли и звяканье ложечки о чашку, - привычные, домашние звуки успокаивали.

Она знала Фински столько, сколько помнила себя. Это был добродушный, пухлый парень с редкими, очень кудрявыми волосами, липшими ко лбу. Небольшая, курчавая бородка была призвана придать Бабли хоть немного более серьезный, мужественный вид, но это слабо помогало. Маленькие карие глаза за стеклами круглых очков смотрели на мир так же наивно, как в детстве.

Словом, Бабли выглядел этаким ребенком-переростком. К тому же вечно витал в облаках, за что еще в школе над ним смеялись все, кто не знал об остром уме, скрывающемся в этом неуклюжем теле. И о добрейшем, чутком к страданиям других сердце, прячущемся за складками просторной мятой рубашки.

Бабли внес в комнату чашку с чаем, расплескав на блюдечко, и поставил на тумбочку рядом с креслом. Юта подобрала под себя ноги и принялась сбивчиво рассказывать о случившемся. К концу повествования лицо друга стало белым, как накрахмаленная простыня.

Бабли был добрым, умным и отзывчивым, но он не был смельчаком и авантюристом. Самое яркое и волнующее событие, случившееся с ним в жизни, произошло, когда он потерял ключи от квартиры, а Юта несколько дней пропадала в редакции, работая над срочным материалом. Тогда, после двухчасовых колебаний, Бабли пришлось звонить к соседям, а затем пробираться в квартиру через их смежный балкон, оказавшись на узком карнизе, на высоте в двадцать восемь этажей.

Так что услышав историю Юты, Бабли на время потерял дар речи. Было видно, что в нем идет внутренняя борьба в попытке понять, правда ли то, что рассказала ему журналистка, и как такое вообще может произойти с человеком.

Юта терпеливо ждала. Она знала, что надо дать Бабли время на осмысление – он плохо переносил не укладывающиеся в рамки его представлений о мире истории, в которые зачастую попадала Юта. Но в конце концов все же взял себя в руки и вышел из ступора. Его лицо оставалось бледным, а узкий лоб прочертили глубокие морщины, - Бабли напряженно о чем-то размышлял.

- Ну раз ты попала в такой переплет, тебе не кажется, что надо идти в полицию? Все это звучит очень серьезно. Что если те жуткие типы тебя найдут?

«Когда жители города в опасности, они имеют право узнать об этом. Это мой долг, сегодня я расскажу правду о строительстве нового Лиатраса и об уровне песка за стеной, и вы не сможете мне помешать!» - крутилось в голове. О чем говорил мэр? Что все это значит?

- Юта? Юта!

Она обнаружила, что Бабли зовет ее.