Айзек АЗИМОВ

ОБЕЗЬЯНИЙ ПАЛЕЦ

- Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да, произнес Марми Таллин в шестнадцати различных тональностях и ударениях, при этом его кадык на длинной шее конвульсивно дергался. Марми писатель-фантаст.

- Нет, - ответил Лемюэль Хоскинс, непоколебимо глядя сквозь свои очки в стальной оправе. Хоскинс - издатель научной фантастики.

- Значит, вы не принимаете научный тест. Вы меня не слушаете. Я забаллотирован? - Марми приподнялся на цыпочках, опустился, несколько раз повторил этот процесс, тяжело дыша. Пальцами он вцепился себе в волосы.

- За один, против шестнадцать, - сказал Хоскинс.

- Послушайте, - снова начал Марми, - почему это вы всегда правы? Почему неправ всегда я?

- Марми, посмотрите этому в лицо. Мы судим по-разному. Если тираж журнала уменьшится, я буду разорен. Засяду по уши. Президент общества космических издателей начнет задавать вопросы. Он примется изучать цифры. Но тираж не падает. Напротив, он растет. Поэтому я хороший издатель. Что касается вас, то когда издатели принимает ваши рукописи, вы талант. Но когда не принимают, вы бездарь. В данный момент вы бездарь.

- Есть и другие издатели. Вы не один, - Марми вытянул руки, растопырив пальцы. - Считать умеете? Вот сколько фантастических журналов с радостью возьмут рассказы Таллина не глядя.

- Gesundheit [на здоровье, (нем.)], - сказал Хоскинс.

- Послушайте, - голос Марми стал сладким, - вы хотите, чтобы я внес два изменения, верно? Вам нужна вступительная сцена с битвой в космосе. Ладно, сделал. Она уже тут. - Он помахал рукописью под носом у Хоскинса, и тот отодвинулся, как от дурного запаха.

- Но вы хотите также, чтобы в самой середине действия произошла ретроспекция, сцена на корабле, - продолжал Марми, - и вот этого вы не можете получить. Внеся это изменение, я уничтожу концовку, в которой сейчас есть и пафос, и глубина, и чувство.

Издатель Хоскинс уселся в кресло и обратился к секретарше, которая все это время продолжала печатать. Она привыкла к таким сценам.

Хоскинс сказал:

- Вы слышали, мисс Кейн? _О_н_ говорит о пафосе, глубине и чувстве. Что писатель знает о таких вещах? Послушайте, введя вставку, вы усиливаете интерес, укрепляете рассказ, делаете его более ценным.

- Чем я его делаю ценнее? - с болью воскликнул Марми. - Вы хотите сказать, что если я посажу в корабль несколько парней и заставлю их говорить о политике и социологии в ожидании взрыва, рассказ станет ценнее? О, Боже!

- Но иначе нельзя. Если вы дождетесь кульминации и потом начнете обсуждать политику и социологию, читатель уснет над вашим рассказом.

- Я пытаюсь сказать вам, что вы ошибаетесь, и могу это доказать. Что смысла спорить, когда я организовал научный эксперимент...

- Научный эксперимент? - Хоскинс снова апеллировал к секретарше. Как вам это нравится, мисс Кейн? Он считает себя одним из своих героев.

- Я случайно знаком с одним ученым.

- Кто это?

- Доктор Арндт Торгессон, профессор психодинамики Колумбийского университета.

- Никогда о нем не слышал.

- Полагаю, это о многом говорит, - с презрением сказал Марми. - _В_ы о нем никогда не слышали. Вы и об Эйнштейне не слышали, пока ваши авторы не стали упоминать его в рассказах.

- Очень остроумно. Какая гадость! Так что с этим Торгессоном?

- Он разработал способ научной оценки качества рукописи. Это грандиозная работа. Это... это...

- И это тайна?

- Конечно, тайна. Он не профессор из фантастики. В фантастике когда человек разрабатывает теорию, он тут же оповещает об этом все газеты. В реальной жизни так не бывает. Ученый годы проводит в экспериментах, пока не опубликует что-нибудь. Публикация - это серьезное дело.

- Тогда откуда _в_ы_ об этом знаете? Простой вопрос.

- Так случилось, что профессор Торгессон мой поклонник. Ему нравятся мои рассказы. Он считает меня лучшим писателем в этом жанре.

- И он показал вам свою работу?

- Да. Я предвидел, что вы заупрямитесь насчет этого рассказа, и попросил его провести для нас эксперимент. Он согласился, если мы не будем об этом рассказывать. Он сказал, что эксперимент интересный. Он сказал...

- Но почему такая таинственность?

- Ну... - Марми колебался. - Послушайте, предположим, у вас есть обезьяна, которая печатает текст "Гамлета".

Хоскинс в тревоге смотрел на Марми.

- Вы что, розыгрыш тут устраиваете? - Он повернулся к мисс Кейн. Когда писатель десять лет проработает в фантастике, без клетки он опасен.

Мисс Кейн продолжала быстро печатать.

Марми сказал:

- Вы меня слышали: обычная обезьяна, выглядит даже забавнее среднего издателя. Я договорился на сегодня. Идете со мной?

- Конечно, нет. Вы думаете, я оставлю кипу рукописей вот такой высоты, - он резко провел ладонью по горлу, - ради вашей глупой шутки? Думаете, буду подыгрывать клоуну?

- Это не шутка, Хоскинс. Ставлю обед в любом ресторане по вашему выбору. Мисс Кейн свидетельница.

Хоскинс снова сел.

- Вы меня угостите обедом? Вы, Мармадьюк Таллин, самый известный в Нью-Йорке должник, собираетесь оплатить чек?

Марми содрогнулся, но не от упоминания о своей неспособности оплатить чек, а от своего имени во всей его ужасной трехсложности. Он сказал:

- Повторяю. Обед: что хотите и где хотите. Бифштексы, грибы, грудка рябчика, марсианский крокодил - что угодно.

Хоскинс встал и снял со шкафа шляпу.

- Не могу упустить возможность взглянуть, как вы достаете старую большую долларовую банкноту из левого фальшивого каблука, где она пролежала с девятьсот двадцать восьмого. Я иду с вами в Бостон...

Доктор Торгессон был польщен. Он тепло пожал руку Хоскинсу и сказал:

- Я читаю "Космические рассказы" с самого приезда в эту страну, мистер Хоскинс. Прекрасный журнал. Особенно мне нравятся рассказы мистера Таллина.

- Слышите? - спросил Марми.

- Слышу. Марми говорит, что у вас есть талантливая обезьяна, профессор.

- Да, - ответил Торгессон, - но, конечно, это конфиденциально. Я не готов еще к публикации, а преждевременная публикация может уничтожить мою профессиональную карьеру.

- Все сохранится под шляпой издателя, профессор.

- Хорошо, хорошо. Садитесь, джентльмены, садитесь. - Он начал расхаживать перед ними. - Что вы рассказывали мистеру Хоскинсу о моей работе, Марми?

- Ничего, профессор.

- Вот как. Ну, что ж, мистер Хоскинс, как издатель журнала научной фантастики, вы, я не сомневаюсь, знаете все о кибернетике.

Хоскинс позволил сосредоточенно интеллигентному взгляду просочиться за стальную оправу своих очков. Он сказал:

- А, да. Компьютеры... Массачузетский технологический... Норберт Винер... - И что-то еще.

- Да. Да. - Торгессон заходил быстрее. - Тогда вы знаете, что был на основе кибернетических принципов создан шахматный компьютер. Шахматные правила и цель игры встроены в его цепи. Если дать машине определенную позицию, она сможет рассчитать все вероятные ходы с их последствиями и выбрать тот ход, который с наибольшей вероятностью ведет к победе. Она может при этом учитывать даже темперамент противника.

- А, да, - сказал Хоскинс, глубокомысленно поглаживая подбородок.

Торгессон продолжал:

- Представьте себе аналогичную ситуацию, в которой машине дают фрагмент художественного произведения, к которому компьютер может добавлять слова из своей памяти, где сосредоточен весь словарь языка. Естественно, такую машину нужно снабдить чем-то вроде пишущей машинки. И конечно, такой компьютер будет гораздо, гораздо сложнее шахматного.

Хоскинс беспокойно заерзал.

- Обезьяна, профессор. Марми упоминал обезьяну.

- Но я как раз к этому и веду, - ответил Торгессон. - Естественно, никакая машина не может достичь такой сложности. Но человеческий мозг... Человеческий мозг сам по себе тоже компьютер. Конечно, я не мог использовать мозг человека. Закон, к сожалению, не позволяет. Но даже мозг обезьяны, соответственно подготовленный, может сделать больше, чем любая созданная человеком машина. Подождите! Сейчас я принесу маленького Ролло.