* * *

В середине лета 1988 года Нью-Йорк, как и любой мегаполис, жил своей обычной жизнью, пропахшей типографской краской свежих газет, выхлопными газами и вонью свежеуложенного асфальта, размеренной и вечно торопящейся одному богу известно, куда. Однако большинство жителей подобных городов находит в таком ритме свое спокойствие и удовлетворение, если только их не сшибает с ног офисная депрессия. И этот день мог бы быть самым обычным, монотонно шумным и скучным, если бы какой-то террорист-смертник не явился на многолюдную станцию метро в центре и не взорвал ее вместе с собой «во имя свободы», как он орал перед нелепой кончиной.

Теперь отлаженный механизм города дал сбой, и все были лишены покоя. Район взрыва оцепили, репортеры уже терроризировали идиотскими вопросами экспертов, спецслужбы жаловались на очередную головную боль. Белобрысый коп в черно-синей рубашке, черных полицейских штанах и бейсболке, одетой козырьком назад, стоял в стороне и раскручивал в руке пистолет. Мимо желтых целлофановых лент медленно проехал сверкающий черный Ford Granada GL 1982 года выпуска. Заметив «Форд», полицейский сорвался со своего поста и остановил машину. Тонированное стекло медленно опустилось — за рулем сидел крепкий сильно загорелый мужчина с армейской стрижкой и черной бородой. На вид ему было около тридцати пяти лет. Под белой мокрой от пота майкой, на которой красовалась иллюстрация к песне группы «Iron Maiden» «Stranger in a Strange Land», резко обозначились его мощные мускулы, на массивном загорелом плече была черная татуировка в виде дракона. На запястье у мужчины блестели дорогие часы, на шее висел крест на черном кожаном шнурке и толстая золотая цепь, в левом ухе была золотая серьга. Рядом с ним сидел лысый металлист с художественно выбритой бородой. У него были проколоты оба уха, а на плече набита татуировка в виде черного креста, увенчанного кулаком. Сзади сидел парень в косухе, с длинными грязными волосами, а рядом с ним темно-русый мужчина лет двадцати пяти редкой трехдневной щетиной.

— Офицер полиции Кертис Страйкер! — полицейский, остановивший «Форд», показал значок. — Всем выйти из машины!

Бритоголовый металлист, парень в затертой косухе и его сосед спокойно вышли из машины. Человек за рулем не сдвинулся с места и только гневно смотрел в глаза копа.

— Вам нужно особое приглашение?! — прикрикнул тот.

Мужчина убрал руки с руля и сел к нему в пол оборота.

— Я жду объяснений! — сурово проговорил он хриплым голосом с австралийским акцентом. — На каком основании Вы остановили нас?

Страйкер еще раз прокрутил пистолет на указательном пальце и дулом указал на то, что когда-то было станцией метро, а ныне походило лишь на кучу строительного мусора.

— Чрезвычайное положение! Я не обязан перед вами отчитываться. Быстро из машины!

Водитель «Форда» лениво потянулся и нехотя вышел из машины.

— Документы! — получил команду он. Мужчина медленно, будто делая одолжение, вытащил из заднего кармана черных кожаных брюк с бахромой вдоль боковых швов паспорт. Полицейский резко вырвал паспорт из его рук и несколько раз метнул взгляд то на фотографию, то на владельца документов.

— Конрад Хоппер 1951 года рождения?

— Да, я, — вяло ответил тот, презрительно глядя на человека с пистолетом.

— Обыскать их! — скомандовал коп нескольким своим подручным. — Всем руки на капот!

Металлист, парень в косухе и человек с темно-русыми волосами мгновенно выполнили приказ. Водитель «Форда» не шевельнулся. Его суровое загорелое лицо было словно высечено из гранита — на нем не дрогнула ни одна мышца, ни одна складка не изменила своей глубины.

— У Вас плохо со слухом, мистер Хоппер? Руки на капот!

— А у Вас есть на это основания? — строго спросил Конрад Хоппер. — Где Ваш ордер на обыск?

Страйкер приблизил дуло пистолета к его лицу, но Конрад даже не вздрогнул. Его пронзительные карие глаза намертво впились в фараона, и тот почему-то почувствовал тревогу. К его счастью, двое полицейских заломили Хопперу руки за спину. Водителя «Форда» и троих его спутников обыскали.

— У него пакет! — крикнул один из копов Кертису Страйкеру, держа за ворот косухи парня с грязными волосами. — Похоже, «марки»!

— Конрад! — испуганно закричал панк. — Это не мое! Меня подставили!

Но Конрад не посчитал нужным даже повернуть голову в его сторону.

— Никогда не направляй оружие туда, куда не собираешься стрелять, — нравоучительно протянул он, вновь взглянув в глаза Страйкеру. — Служивый обязан знать, и то, как учат таких дураков. По «красному кодексу».

— Черт с вами — уезжайте, но ваш дружок поедет с нами! — махнул рукой Кертис Страйкер, швырнув паспорт обратно Хопперу. Тот спокойно положил его обратно в карман и молча сел за руль. Лысый металлист и мужчина с русыми, зачесанными наверх волосами, сели сзади.

— Меня подставили! — продолжал кричать вслед парень в косухе. — Выручите меня! Я не виноват! Прошу тебя, Конрад!

Никто более не слушал его. «Конрад Хоппер», как он назвал себя сегодня, завел машину и уверенно нажал на газ.

— Именно из-за таких обкуренных недоносков прогорает добрая половина идеологических подпольных организаций, — заговорил он со своими спутниками низким хриплым голосом. — Я знал, что он этим кончит. А нам теперь нужно уходить под землю и не высовываться оттуда без надобности. В городе стало слишком шумно.

— И что теперь будет с ним? — спросил русый.

— Если люди из АЧК ему помогут, что само по себе маловероятно, то этот вонючий сопляк будет вынужден драить их ботинки до конца своих дней. А так сгниет в тюряге, когда всплывут все его «заслуги». Но какое нам теперь до этого дело? Надо было голову включать раньше.

Русый несколько минут помолчал. Его обескуражили такие слова «Конрада» об их арестованном товарище.

— Ума не приложу: кому понадобилось подставлять его? Кто мог подкинуть ему «марки»?

— Это сделал я.

Глаза русого расширились, у него на мгновение перехватило дыхание.

— Кэно! — вскрикнул он на весь салон. — Зачем?!

Кэно зловеще улыбнулся, обнажив ровные желтоватые зубы, и рассмеялся.

— И это говорит мне один из самых грязных ублюдков в клане «Черный дракон», как он сам себя именует! У меня устойчивый рвотный рефлекс на неудачников, Кибрал. Что до этого пацана, так тебе-то чего париться? Может, он хоть после этого человеком станет… Научится ценить свободу…

Кибрал перебывал в ужасе и недоумении:

— Ты считал его ни на что не способным?

Кэно насупил брови и достал сигару.

— Он с первого его дня на базе меня бесит! — закуривая, отвечал он. — Мне нужны безжалостные убийцы, смело шагающие к своей цели по трупам неудачников и слабаков. Они должны быть готовы сдохнуть за нашу идею. А этот? Он ничего не умел, кроме как материться и пьянствовать, просто по молодости воевать, как всем пацанам, захотелось. Думаешь, у него была высокая цель? Он не анархист и никогда им не был, просто устал ночевать под мостами, выдернул что-то красивое из песен, которые слушал, гоняя на краденых мотоциклах, и придумал, под чьей защитой сныкаться от тех, кому когда-то перешел дорогу. У него была свобода и выбор: кто готов ради цели ломать себя, остается с нами. Нет — уходи. А хотеть свободы и защиты и ни хера не вкладываться — за это надо наказывать.

Кэно вынул из заднего кармана поддельный паспорт, поджег зажигалкой его страницы и выкинул в окно.

— А я вот все хотел спросить: Кэно — твоя истинная фамилия? — решил поинтересоваться Кибрал, чтобы сменить тему. Он как относительно новый человек в клане был в шаге от того, чтобы начать опасаться точно так же быть наказанным за то, что недостаточно «ломал себя».

Брови лидера анархистов гневно сдвинулись к переносице, и Кибрал вздрогнул, увидев его холодный пронизывающий насквозь взгляд в зеркале заднего вида. Этот тяжелый взгляд давал понять, насколько дерзкий вопрос он задал.

— Это закрытая информация, — сурово заявил Кэно.

— Кстати, как будем решать проблему с «Красными драконами»? — спросил металлист, приглаживая художественно выбритую бороду. Случившееся с панком ничуть не задело и не удивило его. Казалось, он даже приветствовал поступок Кэно — убежденный, что свободы не может быть без личной ответственности. Запрокинув голову назад, Кэно выдохнул дым и прорычал сквозь зубы:

— Забей, Картер. Мы поговорим об этом вечером. Я хочу спать.

* * *

Кэно, как это было привычно для него, проснулся с наступлением темноты. Можно было сказать, что он вел ночной образ жизни. Часто ему вполне хватало пары-тройки часов сна в день, но этот человек терпеть не мог, когда кто-то смел тревожить его сон. Его глаза мгновенно привыкли к темноте, он встал с разложенного дивана, на котором заснул не раздеваясь. Кэно протяжно зевнул, у него начинала болеть голова. Накануне он провел без сна три дня. Все из-за проклятых «Красных драконов». Прошлой ночью он столкнулся с ними лицом к лицу, но они ушли. Ушли в тот момент, когда он уже готовился вцепиться их лучшему наемнику в глотку. Но и этому шустрому малому удалось смыться. И что за наемник? Какой-то смуглый худощавый тип в плаще и со шпагой! В каком веке они его откопали? Еще и вызывающе говорил: «Мы еще встретимся. Мы будем драться, Кэно. Мы будем драться!» — когда уносил ноги. Пафоса в этих словах было больше, чем весит сам лучший воин «Красных драконов»! Кэно уже не видел никакой логики в их действиях. Анархист просто хотел стереть их всех в порошок, чтобы более не засорять себе мозги этой проблемой.

Кэно собрал диван в своем личном кабинете с красными стенами, украшенными черными флагами и искусно изготовленными ножами. Он сел в высокое кресло, накрытое потертой шкурой койота, во главе огромного стола и, сгорбив спину, достал из верхнего ящика бутылку виски и бокал. Даже сейчас, в удрученном состоянии, этот человек производил впечатление лидера. Он был достаточно высоким, широкоплечим мужчиной крепкого сложения. Кожа у него была не смуглая, но весьма загорелая и обветренная. Его темная борода, красиво очерчивающая мужественное лицо с тонкими губами, острым носом, грубыми скулами и глубокой впадиной между бровей, имела достаточно опрятный вид. У него были светло-карие, почти желтые глаза, в которых всегда таилась задумчивость и грусть. Его нельзя было воспринимать однозначно: с одной стороны, это был гордый, бывалый воин, молчаливый и бессердечный убийца, чье тело покрывали многочисленные шрамы. Но его суровое, злое лицо давало понять другое: на этом лице будто стояла печать пережитых бедствий и лишений. Да, это был гордый, но мрачный образ бунтаря, скитальца, человека, годами упорно идущего против ветра, непокорного судьбе. Хотя зачастую такие, как Кэно, уже не способны жить без встречного ветра.