— И на кой черт им это надо? — ударив кружкой пива о деревянный стол, бросил Джарек. На лице Кэно сверкнула улыбка, он развел руками и ответил:
— Все просто. Газета «Веселый Роджер» — не периодическое издание. Анархический Черный Крест выпускает ее в основном тогда, когда нужно дать информацию общественности о попавших в беду анархистах. Как думаешь, народ будет жертвовать деньги на нас, если написать всю правду?
Джарек осушил кружку пива, с грохотом поставил ее на стол и, скрестив на груди руки, пристально взглянул в глаза главаря.
— А в чем правда? — вызывающе спросил он.
— В том, что моя политическая теория не базируется на каких-либо возникших до меня взглядах. Я продолжил строить теорию анархо-экстремизма, созданную Мастером Уехибой.
Лоб Джарека изрезали глубокие складки, он серьезно задумался. Кусая губы, он расчесал пальцами редкие волосы и проговорил:
— Странно, за все эти годы я ни разу не слышал какую-то прям теорию от тебя.
Кэно засмеялся.
— Ты, дружище, мудак и кретин, — не без иронии промолвил он. — Ты — единственный, кто не читал мою статью «Крылья черных драконов»! Ты хоть помнишь, что означает герб нашего клана?
Джарек гневно вскинул голову, его хитрые глаза сверкнули.
— Иди ты на хер! — обижено воскликнул он и отвернулся. — Я его разрабатывал, а ты…
Кэно опустил голову так, будто признавал свою вину. Кира, сидевшая справа от Кэно, громко засмеялась, на что Джарек изобразил еще более глубокую обиду. Он взял из тарелки жареного мяса индюшиное крыло с золотистой корочкой и с угрюмым видом принялся есть. Джарек прекрасно понимал, что Кэно не говорил серьезно, но теперь отплачивал ему тем же. К сожалению, на Кэно это никак не действовало.
В подпольном баре «Valhalla», где часто собирались анархисты, стоял монотонный гул пьяных голосов, нецензурная брань и звон бокалов, стаканов, пивных кружек и прочей посуды, из которой можно было выпить «за анархию». Душный сухой воздух наполняли запахи пива и жареного мяса, а также горький табачный дым. На сцене рок-команда «Iron Certain» играла песню «Stranger in a Strange Land»:
Was many years ago that I left home and came this way,
I was a young man, full of hopes and dreams.
But now it seems that all is lost and nothing gained.
Sometimes things ain't what they seem —
No brave new world, no brave new world,
No brave new world, no brave new world.
Night and day I scan horizon, sea and sky.
My spirit wanders endlessly
Until the day will dawn and friends from home discover why
Hear me calling, rescue me,
Set me free, set me free.
Lost in this place, and leave no trace…
Stranger in a strange land, land of ice and snow,
Trapped here in this prison, lost and far from home.
One hundred years have gone and men again they came that way
To find the answer to the mystery.
They found his body lying where it fell that day
Preserved in time for all to see.
No brave new world, no brave new world…
Lost in this place, and leave no trace…
What became of the men that started?
All are gone and souls departed.
Left me here in this place so all alone…
— Кончай с этой песней! — закричал Кэно, поднявшись из-за стола.
— Я думал, тебе нравится эта вещь, — подавлено произнес солист. — У тебя даже на майке картинка к ней была…
— Под эту песню вы будете меня хоронить! — злобно заявил Кэно. — Но пока я жив, сыграй «Blood brothers»! И принесите мне чего-нибудь поприличнее, чем это пиво!
Рокер покорно выполнил заявку. К столу, за которым сидели Кэно, Кира и Джарек, подошел сам бармен — высокий шотландец с длинными рыжими волосами и бородой, собранной в косичку.
— Скотч тебя устроит, отец?
— Вполне, — холодно ответил Кэно и откусил кусок мяса от зажаренного индюшиного окорока.
Бармен ушел.
— Он косит под викинга? — спросила Кира, глядя ему вслед.
— Не знаю, когда как, — ответил Кэно. — Вообще, он родился в Шотландии, и зовут его Коннор. Какое прозвище могли мы ему дать? Конечно же, Горец.
— Горец? — переспросила Кира. — Забавно.
— Мне бы еще покурить, — проговорил Кэно.
Горец принес бутылку виски, бокалы, сигары и пепельницу. Кира допила пиво и небрежно поставила кружку. Ее начинала угнетать обстановка этого места.
— Значит, Джарек прямо серьезно подходил к разработке нашего герба? — поинтересовалась она, пытаясь отвлечься.
— Нет, мы просто передрали его у «Красных драконов»! — со злым сарказмом ответил Кэно, швырнув окорок индейки обратно на тарелку. В его душе вскипела ярость, однако он вовремя отдал себе отчет: — …Ох, детка, не бери близко к сердцу. Это старая тема.
Кира положила одну руку ему плечо, второй рукой взяла его за ремень брюк. Она придвинулась к нему ближе, готовясь долго слушать его низкий, грубый, но завораживающий голос.
— Так вот. Знаешь, что меня бесило, когда я только попал в этот клан, еще пацаном? Что у нас не было собственной символики! Просто перекрашенная эмблема «Красных драконов»! Даже Мастера это особенно не парило — типа, дракон же, символ свободы выбора и силы духа. Но это же их мудацкий герб…
— И твоя инициатива была его сменить?
— Моя. Но воплощал Джарек. Эй, мудак, слышишь, мы тебя не забыли! — Кэно иронично усмехнулся обиженному другу. — Так вот, у тех дракон был один, большой, оскаленный — типа как их сила и власть. У нас их два одинаковых и, в общем, не грозных — как равенство и сотрудничество. А между ними кинжал, который еще и похож на крест — крест на могиле тех, кто пал за наши идеи — это знак того, что мы готовы пойти на все во имя анархии! Кстати, черные флаги анархистов и черный цвет на нашей символике — не только знак отрицания власти. Черный цвет — цвет анархизма с 1880 года. Это и отрицание всех проявлений власти, и противоположность белому флагу — никакой сдачи на милость победителя, никогда никакой капитуляции! Ну, и еще траур по всем, кто сражался и умирал в бою за идеалы анархистов.
— А красный цвет? Вы ведь все равно его оставили, хотя это цвет врагов.
Лицо Кэно стало мрачным и угрюмым.
— Есть какие-то теории, что красный — цвет интеллекта. Ведь мы, пусть и экстремисты, но за разумную свободу. Это энергия, сила, агрессия, адресованная нынешнему строю и нынешней гребаной власти! А еще это кровь, которая была пролита и которую еще придется пролить за все, во что мы верим, — Кэно встал из-за стола и поднял бокал со словами: — За свободу! За анархию! За «Черных драконов»!
— Кэно пьет! — торжествующе закричал во все горло Джарек. — Ура-а-а!
— Vivat anarchia! — взревел на весь бар Кэно. Послышался звон кружек и бокалов, тонущий во тьме выкриков множества анархистов:
— За Кэно! Vivat anarchia! Ура-а-а!
— Можно мне сигару? — спросила Кира, допив скотч.
— Советую бросить курить, детка, — с тоской глядя ей в глаза, ответил главарь, вновь принимаясь за недоеденный жирный окорок.
— Но ты-то не бросаешь. И говоришь, что никто не вправе тебе что-то указывать, заставлять тебя.
— Я не заставляю, я просто дал совет, — уточнил Кэно, протягивая ей сигару. — Мне не хочется, чтобы ты сокращала свою жизнь. Впрочем, твоя воля.
— Так печешься обо мне — хоть бы раз свою жизнь пожалел!
— Что толку? Все равно меня убьют.
— Да ладно тебе! Ты сам профессиональный убийца.
— Убьют, Кира, убьют. Я это точно знаю, детка. Всех нас найдут, рано или поздно. Твой портрет пока еще не висит на каждой доске объявлений с надписью: «Особо опасна. Розыск. Живой или мертвой». Вот и живи себе спокойно, наслаждайся жизнью.
— Кира-Кира! — посмеиваясь, промолвил Джарек. — Рыжая ты дура! Понадобился же тебе этот отвратительный кретин!
— Что ты тявкнул?! — крикнул Кэно, пригрозив другу надкушенным индюшиным окороком. — Сейчас зубы будешь по полу собирать, мудак!
Джарек засмеялся:
— Кира, да посмотри на него: ни чести, ни манер…
— Какая же ты все-таки сволочь! — проговорил Кэно с пьяной улыбкой и посмотрел на Киру. — Видишь, детка, мой лучший друг — последняя сволочь. Ну Джарек и сукин сын! И пусть он потом не обижается, когда я однажды его зарежу!
Кэно достал нож и красиво раскрутил его в руке. Лезвие играло в приглушенном свете, будто крылья белой птицы. Джарек всматривался в танец сверкающего клинка с замиранием сердца. Он был доволен, что главаря так завела его глупая шутка. Кэно всадил нож в стол и положил руку на плечо Киры.
— За во-он тем столиком девчонка — вполне себе ничего, — указал Джарек на одинокую девушку за столом у стены. — Пойду знакомиться.
— Катись уже, плешивый Казанова! — бросила Кира с презрением. — Вот уже бабник…
— Я не бабник, я просто люблю женщин, — плутовски ухмыляясь, ответил Джарек и подмигнул Кире.
— Да конечно! — не верила ему Кира. — Если попросить тебя сказать первое слово, которое пришло тебе на ум, ты скажешь: «Сиськи»! Так?
Джарек похотливо клацнул зубами:
— Красавица, здесь ты права.
Джарек пошел к девушке за дальним столом. Кира и Кэно не спускали с него глаз. Анархист подсел за столик, что-то сказал девушке, попытался обнять ее, но получил пощечину такой силы, что едва не упал со стула.
— В половине случаев его похождения заканчиваются именно так… — заключил Кэно.
— А во второй половине? — с улыбкой поинтересовалась Кира.
— Секс, на утро она ему: «Ты был великолепен!», а этот придурок отвечает вопросом: «Кто ты?». Естественно, снова получает по роже и идет искать себе новую любовь на одну ночь. Я сам был таким. Бурная молодость.
— Я, кстати, перечитывала на днях твою статью, — стряхивая пепел с сигары, заговорила женщина. — Как-то странно она у тебя написана… Вроде так по-научному начал, расписывал свою теорию, потом в это описание матерщина стала проскальзывать, а потом вообще — слов нет, одни маты… извиняюсь, одни эмоции. Пишешь о том, как ты товарищей боевых терял, проклинаешь весь мир, о теории своей анархической забыл уже… Это нормально так?
— Понимаешь, детка, я ее одним махом накатал. Я просто писал все, что приходило в голову. Лезут в башку воспоминания — и их на бумагу, маты — так и пишу маты. А потом перечитал, думаю: «Может матерщину да отсебятину убрать?». А потом решил: «Хрен с ней — пусть будет!». А что? Пусть знают, каков я на самом деле, не моя работа — красивые слова выставлять в нужном порядке. Вот пусть знают, что в башке у меня — мать ее! — что в душе моей творится. Пусть узнают, сколько ребят за эту свободу погибло! На руках умирали боевые друзья… Вот пусть читают и понимают, что я чувствую. Свобода слова, все-таки… Единственное, что я убрал — конкретные имена, звания, даты, места, названия операций. Но это само собой разумеется.