— Горец показывал мне, сколько у нас денег, — сбивая пальцем пепел с сигареты, говорил Джарек, сидящий на пороге пустующего бара. — Намекает, чтоб я начал вести дела клана — мол, «ты же правая рука главаря»… Ну правая рука, так это же не значит, что я второй Кэно! Я же псих, когда чем-то командую, для меня это как азартная игра… Мне самому нужна его железная рука, чтоб вовремя остановил!
Кира молча слушала его, натирая хромированные детали мотоцикла, чтобы хоть чем-то занять себя. После ранения левая рука все еще плохо действовала, что существенно сокращало доступные способы скоротать время. Кира приобрела черно-красный Harley-Davidson 1130 V-Rod-VRSCA на часть сбережений клана, оставшихся у Коннора. В ее душе еще жила искренняя вера в то, что Кэно вернется, и что они еще будут вместе гнать на полной скорости по ночным дорогам.
— У меня такое чувство, что он еще жив, — уверенно произнесла женщина. Казалось, она обращается не к товарищу по клану, а к немым Небесам.
— Ты права, — провещал мрачным голосом Джарек, глядя куда-то за горизонт. — Кэно не умер. Я бы точно почувствовал.
— Что с ним сейчас? — встревоженно вопросила Кира.
— Не знаю… — изрек анархист, затягиваясь сигаретой. — Что-то хреновое… Подозреваю, долго был в беспамятстве.
— Он снится мне, — призналась Кира. — Практически каждую ночь. Будто он приходит сюда, совершенно непохожий на себя, постаревший и холодный, с потухшим взглядом. Будто это и не он вовсе. Уже не он. Разговор у нас с ним не клеится. Я не знаю, что ему говорить. Меня измучили эти сны! А ты, — она с надеждой обратила взор на Джарека, — можешь сказать, что он сейчас чувствует?
Джарек угрюмо и разочаровано потупил взор:
— Не знаю точно… Боль… Или страх… Или и то, и другое.
Кира села у колеса мотоцикла, прямо на пыльную дорогу. Она не нашлась, что на это ответить.
* * *
Кэно был в плену уже практически месяц, и это проклятое время было настоящим насилием над его гордостью, не считая неописуемых физических мучений, ведь все не кончилось одной операцией и ее осложнениями. Душа его разрывалась от двух яростных желаний: с одной стороны хотелось наложить на себя руки, чтобы не терпеть более страданий и унижений, но с другой стороны не остывал пыл бороться до конца за свою свободу.
— Вот так, сука, как паук в банке, — думалось ему, — и крышку не прогрызть, и не отравиться собственным ядом! Iron will iron fist, how could it have come to this? Ну нет, траханые ублюдки! Вы меня не сломите! Show them no fear, show them no pain! Show them no fear, show them no pain…
Главарь анархистов неистово жаждал либо растерзать на куски «Красных драконов» и вырваться на волю, либо взорвать к чертовой матери их штаб и лаборатории вместе с собой. Впрочем, оба варианта не были реальны. Но в один день все кардинально изменилось. Вой сирены оповестил «Красных драконов» о боевой тревоге. Это была облава Разведывательного агентства.
В это время наемники Мавадо вели Кэно в лабораторию для очередных обследований, но начавшийся хаос и паника заметно притупили их бдительность. И когда лидеру «Черных драконов» развязывали руки перед тем, как уложить его на операционный стол, Кэно оказал сопротивление со всей имеющейся силой и яростью. Он спокойно уложил на лопатки всех, кто пытался остановить его. Когда схватка была окончена, Кэно несколько раз сжал и разжал кулаки — в его руках, во всем его теле почувствовалась небывалая сила и мощь.
— Как же наш союз? — услышал он крик Мавадо. — Я поставил все на карту, чтобы помочь тебе!
— Вы преступники! — узнал он строгий голос Сони Блейд. — Преступники должны сидеть в тюрьме! И еще: я не прощу вам того, что вы оставили Кэно в живых!
— Быка увели на скотобойню! Ты была бы только счастлива узнать, что я с ним сделал!
— Знаете, какой приговор светит вам за все, «сеньор» Мавадо? — присоединился к разговору Джакс Бриггс.
— Besa mi culo! — выругался Мавадо. — И не надейся, что мы сдадимся без боя, «сеньор» предатель!
Послышались выстрелы и очереди. Кэно метнулся в коридор, пробежал через несколько комнат и оказался в кабинете главаря. Там он нашел свои ножи, которые Мавадо забрал как трофеи, и принялся искать в кабинете хоть какое-то огнестрельное оружие. В последнее мгновение, прежде чем кто-то дошел до двери кабинета, террорист достал из ящика стола револьвер Colt King Cobra и патроны к нему и с разбегу, обхватив колени руками, пушечным ядром бросился в окно.
Осколки стекла оставили раны на его лбу, темени, затылке и на руках, однако он совершенно не замечал боли. Кэно вскочил на ноги и бросился бежать.
Он не оборачивался, не отирал с лица пот и запекшуюся кровь, он бежал. Его тело переполняла энергия. Может, это был результат эксперимента, а может, так питала его жажда свободы. Кэно не одни сутки петлял по городу, прячась в самых темных и зловещих его углах с одним лишь шестизарядным револьвером и парой ножей, но все равно готовый ко всему на поисках пути домой. Он не знал, каким было расстояние от лаборатории до базы анархистов, но был уверен, что найдет дорогу, преодолеет это расстояние на своих двоих, и уже ничто не остановит его — ни усталость, ни голод, ни боль и ранения…
…Но базы «Черных драконов» больше не было. Она была погребена вместе с соратниками Кэно под сгоревшими руинами того, что когда-то было заводом. Шокированный главарь опешил. Он чувствовал, словно в его сердце вонзили холодный зазубренный клинок.
Кэно присел на краю обрыва. Ему не хотелось жить. Неужели все было зря?!
Горстка несчастных людей в войне против всего мира! Зачастую бунтари заканчивают именно так — трагично. И стоило ли гнаться за мечтой, если все заведомо было безнадежно обречено? Заветная цель, сладостная небыль ослепила сотни бунтарей-головорезов — а теперь от них не осталось ничего, даже могил, не говоря уже о крестах на могилах! Нетерпение, предательство, недостаток мужества, самоуверенность и прочие вечные пороки простых смертных не могла искоренить ни одна идеальная, благороднейшая цель. Война против всего мира все равно была бы проиграна. И после осознания всего этого…
…Жизнь больше не имела смысла!
— Простите! Дьявол, простите, ребята! — в отчаянии взвыл анархист. — Простите, что папка в живых остался… Джарек! Сколько раз вместе сражались, и как сражался! А Кира?! А ее-то за что?!
Его сердце сжалось от боли. Он готов был принести в жертву собственную жизнь, только бы все изменить.
— Нет, мать вашу, еще не все кончено. Я могу связаться с АЧК. Через Горца. Картер тогда был в своем офисе, как мне помнится. Клан еще можно возродить… Но, черт возьми, стоит ли?!
* * *
Теплым весенним вечером Джарек вышел из бара «Valhalla» и побрел на берег Флушин-Крика. Он достал пачку сигарет и закурил. Медленно выдыхая дым, он взглянул на небеса, практически сливающиеся с гладью черной воды. Ночь была темной и безлунной, почти как его мрачная и пустая жизнь. Но и в этой темнейшей ночи он, обратив к небу взор, молился за своего кровного брата:
— Да услышит тебя Господь в день печали… Да воспомянет все жертвоприношения твои… Да даст тебе по сердцу твоему и все намерения твои — да исполнит. Мы возрадуемся о спасении твоем и во имя Бога нашего поднимем знамя. Да исполнит Господь все прошения твои…
Внезапно чья-то тяжелая рука коснулась его плеча.
— Ты веришь в призраков? — спросил низкий грубый голос.
Джарек отшатнулся, оступился и упал на заросившуюся траву. Перед ним стоял Кэно. Усталый и заросший, с блестящим от пота и грязи лицом, в той самой серой куртке, подпоясанной широким армейским ремнем, в которой он пошел отражать атаку «Красных драконов», но засаленной, драной, с оторванными рукавами, насквозь пропахшей потом и забрызганной мелкими пятнами крови.
— Придется поверить, — сказал он Джареку. — Мы с тобой — призраки, тени на этой Земле, хоть мы и живы.
— Брат! — закричал Джарек, придя в себя. Впервые за долгие годы его лицо озарила искренняя, неудержимая радость. — Живой! Сукин ты сын!
— А как еще могло быть, брат?! Мы надирали задницу недобиткам «Черного сентября», мы добирались из-под Файзабада, мы, сука, импровизировали перед лицом американского спецназа! У нас свободу не отберешь! Зубами не выгрызешь!
Джарек, улыбаясь во все зубы, бросился обнимать лучшего друга, но Кэно удрученно молчал, его взгляд был переполнен грустью.
— Да я знал! И чувствовал! — похлопывая кровного брата по плечу, говорил Джарек. — Но друзья все же боялись за тебя.
— «Друзья боялись»? — немного оживился Кэно. — Кто еще выжил?
— Кира и Кобра. А остальные… похоронены глубоко под землей.
— Кира?! — сердце Кэно замерло. — Есть все-таки капля справедливости на этом гребаном свете!
— Пошли быстрее — я ее обрадую, — был безумно счастлив возвращению друга Джарек.
— Да не этой же вонючей курткой, — с отвращением дернул за грязный воротник главарь. — Как говорится, «мне нужна твоя одежда и мотоцикл».
Его лучший друг рассмеялся:
— Если нужны шмотки — у Горца есть килт, — попытался также пошутить он. — Ну, ты понял: «Свобода!!!».
— Этого мне действительно не хватало, — Кэно горестно усмехнулся и похлопал Джарека по плечу. — Но это грустная тема. «Все умирают, но не все живут по-настоящему».
В молчании они двинулись в город, к бару «Valhalla».
В пустующем зале питейного заведения горел свет, и Джарек смог отчетливо увидеть множество уже засохших порезов на лице и руках Кэно.
— Кто тебя так? — с сочувствием спросил он.
— Осколки стекла, ерунда, — отмахнулся тот, снимая грязную куртку. — Ну, хоть штаны и майку найдешь? Сука, как же я хочу смыть с себя все это!
Мужчины поднялись в квартиру Коннора и столкнулись лицом к лицу с хозяином, который по роду деятельности не привык засыпать раньше трех ночи. Шотландец застыл в прихожей, утратив дар речи, а когда, наконец, смог поверить собственным глазам, рассмеялся, не находя слов для выражения невообразимого облегчения и ликования.