В конце концов мой рассказ завершается. Я припарковываю свой зад к нему на кровать, кладу его руку себе на колени и поглаживаю ее своей ладонью в дурацкой перчатке.

Его ресницы вздрагивают.

– Каннинг, – шепчу я, сжав его руку. – Бэби, я здесь.

Бледные веки Джейми приоткрываются, и когда я вижу его глаза, мне наконец-то удается поверить в то, что все закончится хорошо. Но потом его глаза округляются, и он морщит лоб.

Черт, я пугаю его. В этом наряде меня не узнать. Я похож на маньяка.

– Это я, – говорю громко. – Смотри. – Свободной рукой я срываю очки, а потом – к черту все – маску.

Его лицо расслабляется, и я улыбаюсь. Впервые, наверное, за целую вечность.

– Мистер Весли! Что вы делаете? – Я оборачиваюсь и вижу за стеклом медсестру – одна рука на бедре, брови сердито нахмурены. Около уха она держит телефонную трубку, и ее голос грохочет из динамика на стене. – Вам нельзя снимать защитный костюм!

Да, но кто меня остановит? Она? Пусть попробует, я ее одолею. Так что я снимаю и шапочку. Потом поднимаюсь с кровати и встаю рядом с его головой. Джейми глядит на меня огромными доверчивыми глазами.

– Мистер Весли! – рявкает она. – Прекратите!

– Вы не понимаете. – Говоря, я смотрю не на нее, а на Джейми. Только он имеет значение. – Если у него тот самый грипп, я уже заразился. Мы вместе спим.

А потом наклоняюсь и целую своего любимого в лоб. Хоть мы и в этой камере пыток, он все равно пахнет собой. И его запах меня успокаивает.

– Я люблю тебя, бэби, – шепчу. – Ни о чем не волнуйся. – Джейми закрывает глаза. Но я целую его еще раз – теперь в губы. Просто чтобы он знал, что я по-прежнему здесь.

Когда я поднимаю лицо, медсестры за стеклом уже нет.

Фотография разлетается по интернету через шесть часов после того, как я вошел к Джейми в палату.

Первыми ее публикуют TMZ – и как этим ублюдкам вечно удается всех обскакать?? – а потом она появляется на хоккейных сайтах, в блогах о знаменитостях, на порталах со сплетнями и в газетах, которые на самом деле должны сообщать о вещах поважней. Ее вывесили у себя даже два серьезных издания, причем превью фото стояло выше статьи о захвате террориста.

Видимо, зрелище того, как я, Райан Весли, целую в губы мужчину, это событие мирового масштаба. И в данный момент потушить сей пожар я не могу.

Я не забыл сказать, что теперь я тоже на карантине?

Угу. Сняв маску, я подписал себе приговор. В палату в сопровождении разгневанной медсестры влетел доктор Риджел, одетый в защитный костюм, и проинформировал меня, что, поскольку я подверг себя воздействию потенциально опасной разновидности гриппа, то мне запрещается покидать изолятор до тех пор, пока не придут результаты анализов Джейми. Потом взбешенная медсестра взяла у меня кровь и отправила ее на проверку.

Жалею ли я? Ни вот на столько. Я все равно не собирался никуда уходить, но теперь меня точно не выгонят после конца часов посещений. Плюс – зачем отрицать – лишний повод спрятаться от внешнего мира оказался как нельзя кстати.

Не знаю, кто сделал фото, но, блин, украв наш интимный момент, этот козел открыл золотую жилу. Только представьте – я сижу на кровати у Джейми, мои губы крепко прижаты к его. Это было сразу после того, как он очнулся. Я увидел его прекрасные карие глаза и от радости, от облегчения забыл, что мы за стеклом, а шторки открыты.

Потом он заснул и проспал еще час, а я держал его за руку. Прозвучит, наверное, тупо, но я еще никогда не чувствовал себя настолько полезным. Я хотел, чтобы, проснувшись, он понял, что не один. Несмотря на дерьмо, заполонившее мою жизнь, я ощущал себя небывало спокойным. Потому что в кои-то веки я знал, что делаю то, что надо – и когда надо.

Проснувшись, он сначала не понял, что происходит.

– Где мы? – спросил он внезапно, чем испугал меня.

– В больнице. Бэби, ты заболел. У тебя, наверное, грипп, но точно станет известно, когда придут результаты анализов.

– Окей, – сказал он и сжал мою руку. Но чем больше он просыпался, тем в большее волнение приходил. Он быстро просек, что странная палата со стеклянными стенами – изолятор, и что я тоже мог заразиться. И теперь пилит меня.

– Зря ты снял маску, – хрипит он. – Вес, ты ненормальный. Тебе нельзя здесь находиться.

Он уже не впервые сомневается в моем здравомыслии с тех пор, как очнулся, а теперь в его здравомыслии сомневаюсь я, потому что, ну а где же еще, черт побери, мне находиться? Стоять за стеклом и смотреть, как мой любимый мужчина страдает?

– Еще подхватишь мой идиотский овечий грипп, – бормочет он.

– Во-первых, нам еще неизвестно, что у тебя. – Я сижу на стуле и, наклонившись к нему, поглаживаю рукой без перчатки его горячую щеку. Меня беспокоит, что жар так и не спал. Он уже часов шесть на капельнице. Разве температура не должна была снизиться? – Помнишь, доктор Риджел сказал, что шансы невелики? Во-вторых, если ты болен именно этим, то я уже заразился, потому что вчера у тебя в горле побывал мой язык. И в-третьих, я обязан быть здесь. Бэби, взгляни на эту камеру пыток. – Я обвожу рукой угнетающее пространство палаты. – Чтобы я разрешил тебе мучиться здесь в одиночестве? Да никогда.

Он слабо смеется.

Господи. Слава тебе, он очнулся. Когда я увидел его за стеклом… такого неподвижного… то пиздец как перепугался.

– Твой тренер обделается кирпичами. – Он вздыхает. – Вдруг ты пропустишь завтрашнюю тренировку? В четверг у тебя игра с «Тампой». Вес, ты не можешь позволить себе заболеть.

Я изумленно таращу глаза.

Джейми замолкает.

– Что?

– Ты серьезно думаешь, что я буду тренироваться, пока ты в больнице?

– Завтра меня могут выписать.

– После всех мер предосторожности, которые предприняли эти ублюдки? Ага, щас. Тебя продержат здесь минимум пару дней. – Мой тон становится резким. – Надеюсь, ты понимаешь, что ни в какую Тампу я не поеду. Пока не станет ясно, что ты вне опасности, я никуда не уйду.

– Я никогда и не был в опасности, – возражает он.

У меня отваливается челюсть.

– Ты вырубился на работе! У тебя температура под сорок! Кожа как у вареного рака, но тебя все равно морозит, и ты дрожишь, как осиновый лист. И даже голову не можешь поднять – так ты ослаб!

– Со мной все нормально, – упирается Джейми, и мне хочется дать ему по башке. Чего я, впрочем, не делаю, потому что на больничной койке все-таки он, а не я, а значит именно мне остается быть взрослым.

– Нет, не нормально, – твердо говорю я. – Ты болен. – Возможно, каким-то опасным видом овечьего гриппа, но я отказываюсь этому верить. Благодаря патологической одержимости Блейка, я знаю, сколько человек умерло от этого гриппа. Шестнадцать. И могу сказать только одно: Джейми не станет семнадцатым. Я продам душу дьяволу, но не позволю, чтобы с ним что-то случилось. Он вся моя жизнь.

Услышав громкое жужжание, мы замолкаем. Замок на двери открывается, и в палате появляется медсестра (которая теперь официально меня ненавидит). Она при полном защитном параде и в маске, так что ее лица я не вижу, но судя по глазам, она хмурится.

– Мистер Весли. Идите за мной, – приказывает она, и из-за мрачных ноток в ее голосе я немедленно напрягаюсь. О боже. Пришли результаты анализов? Она уводит меня, чтобы наедине подтвердить, что у Джейми тот грипп?

С участившимся пульсом я кое-как поднимаюсь со стула. Джейми тоже встревожен, однако не возражает, когда я вслед за Сестрой Смерть выхожу в коридор. Как только за нами закрывается дверь, она достает телефон. Мой телефон, который она конфисковала, увидев, что я отправляю сообщение Каннингам.

Оказалось, что электронные устройства в изоляторе под запретом. Но, если честно, я рад, что у меня отняли телефон, потому что с тех пор, как появилось то фото, его экран мигал как бесконечный салют. Джейми в тот момент еще спал. Да, он понятия не имеет, что около часа назад за пределами нашей стеклянной клетки разразился шторм из дерьма, и я не намерен ему говорить. По крайней мере, пока.