– О. Ого. Хорошо. Позвоню. Обещаю.
– Я знаю, милый. Держись. Я вас обоих очень обоих.
В моем горле вырастает огромный комок.
– Я вас тоже.
Мы прощаемся, отключаемся, и вот я снова в приемной. Здесь шумно и много людей. В нашу сторону смотрят. Одна девочка толкает локтем подругу и показывает на нас.
Если у меня сейчас попросят автограф, я, вероятно, взорвусь.
Блейк устанавливает свое крупное тело между приемной и мной.
– Давай подождем десять минут, – говорит он. – Маме Джей-бомба надо связаться, с кем надо, а потом твое имя появится в списке, и фюрер в белом халате пропустит тебя.
– Да, – соглашаюсь. У меня еще кружится голова. Джейми не мог заболеть никаким странным гриппом. Где бы он его подцепил? Но с другой стороны, почему ему стало так плохо? В моем паническом состоянии кажется, что я должен быть в силах справиться с этой проблемой. Но я не могу. Еще никогда, ни разу за всю свою жизнь, я не ощущал такую беспомощность.
– Он поправится, – говорит, прочитав мои мысли, Блейк. – Чтобы такой здоровый парень, как он, заболел? Да через пару дней вы будете смеяться над этим.
Но я снова и снова продолжаю слышать слова «стало плохо» и «не приходит в себя». Вдруг у него скрытый сердечный порок? На втором курсе колледжа один мой знакомый умер во время игры в баскетбол. Просто рухнул на пол и все. Судья начал сделать ему СЛР, но он был уже мертв.
Блядь. Лучше не думать об этом.
– Все будет хорошо, – повторяю я, как сказала мне Синди.
– Эй. – Блейк осторожно встряхивает меня за плечо. – Конечно, будет. Даже не сомневайся. Ту кофейную кружку сделала мама Каннинга, да?
– Что? – Я в аду, а Блейк предлагает обсудить кофейные кружки?
– Я мыл посуду в вашей берлоге. Там была надпись на дне.
О, черт. Внутри той кружки написано: Джейми любит тебя, и мы тоже. Добро пожаловать в клан Каннингов. И когда я заглядываю Блейку в глаза, то вижу именно то, чего так боялся все эти месяцы.
Он знает.
– Блейк, – начинаю я. Вранье точно не вариант, поэтому уклониться приходится по-другому. – Сейчас не время для этого разговора.
– Да неужели. – В голосе Блейка появляется то, чего я никогда раньше не слышал. Он зол. Я и не знал, что он умеет сердиться. – Секунд через шестьдесят мы будем отбиваться от кучи фанатов, для которых в порядке вещей доставать игроков даже в отделении «скорой». И они станут спрашивать, что мы тут делаем. Я не собираюсь советовать, что тебе следует отвечать. Но я твой друг, а с друзьями надо быть честным.
Надо, но от сохранности моей тайны зависит практически все, а у Блейка длинный язык, и я сомневаюсь, что он до конца понимает суть ситуации.
В игре в гляделки верх беру я. Потому что умение затыкать варежку стало моим суперскиллом.
Вздохнув, Блейк отворачивается.
– Ладно. Как знаешь. Но чувак, если ты планируешь скрываться до конца своих дней, то хотя бы не свети лого на куртке.
Он прав, так что я сбрасываю свою торонтскую куртку и перекидываю ее через руку.
– Райан Весли? – блеет интерком. – Здесь есть Райан Весли, который пришел к мистеру Каннингу?
Слава тебе, господи. Я несусь назад к стойке, где медсестра показывает на мужчину в синей больничной одежде.
– Пройдите с врачом.
– Доктор Риджел, инфекционное отделение. – Он протягивает ладонь.
Идея здороваться за руку с врачом инфекционного отделения кажется немного сомнительной, но я все равно ее пожимаю.
Блейк уже тоже здесь.
– Что вы можете нам рассказать? – спрашивает он своим громовым голосом.
Врач уводит нас за собой.
– Мистер Каннинг стабилен, – сообщает он по пути, и я практически обмякаю от облегчения. – Он поступил с высокой температурой и обезвоживанием, поэтому ему вводят жидкости и антивирусный препарат, хотя результаты анализов будут известны не ранее, чем через двенадцать часов. Мы хотим исключить то, что пресса называет «овечьим гриппом».
Блейка сотрясает такая сильная дрожь, что ее впору измерять шкалой Рихтера.
– Чувак. Не может быть, чтобы его подхватил наш Джей-бомб. Я просто отказываюсь этому верить.
– Ну… – Врач вызывает лифт, и мы все останавливаемся. – Возможно, вы правы. Но в разгар эпидемии было бы безответственно отнестись к его случаю легкомысленно. Его коллеги указали, что он много перемещается по Канаде из-за работы, поэтому мы обязаны убедиться наверняка.
Мой страх стремительно возвращается.
– Он не привык к этому климату, – бормочу я. – Он всю жизнь прожил на Западном побережье.
Блейк бросает на меня выразительный взгляд, намекая, что мне лучше заткнуться.
Мы заходим в лифт.
– Здорово сыграли вчера, – произносит в тишине врач.
– Э… спасибо, – говорит Блейк. – Вы же пустите моего братана Весли к Каннингу? Если да, то вас ждет пара мест в ложе.
На лице врача быстро сменяется несколько разных эмоций: радость, затем отчаяние и, наконец, раздражение.
– Я никогда не нарушу протокол ради билетов.
– Конечно, нет, – спешит сказать Блейк. – Я просто к тому, что если вы тот человек, который пустит к Джей-бомбу одного посетителя, мы будем адски вам благодарны.
Доктор Риджел медленно кивает.
– Мистеру Весли разрешат увидеться с пациентом, если он наденет защитный костюм.
– Конечно, – немедленно соглашаюсь я.
Лифт открывается. Мы выходим. Табличка сверху гласит: «Карантин». Помещение, в которое приводит нас врач, словно взято из психологических триллеров. Здесь ряд палат со стеклянными стенами. В одних шторки задернуты, но в нескольких нет, и у людей просто не должен быть такой больной вид, как у пациентов внутри.
А потом я вижу его.
Джейми лежит на спине, половина прекрасного лица скрыта за маской, но я все равно вмиг его узнаю. Он…так неподвижен.
Мое горло сжимается, и я могу только смотреть.
Не знаю, сколько я так простоял. Несколько секунд? Минуту? Блейк берется сзади за мои плечи и сжимает их. Сильно. И тогда я, вспомнив, что должен дышать, всасываю большой глоток воздуха.
Он мягко встряхивает меня.
– Весли, ну же, расслабься.
– Извини, – бормочу я.
– Все нормально, – отвечает он, мотнув головой. – Мне дальше нельзя, но через пару часов я тебе позвоню. Или ты сам напишешь, окей? В любом случае, я потом тебя заберу. Твоя машина осталась возле арены.
Черт. Точно. Я даже не вполне представляю, где нахожусь.
– Спасибо тебе. – Я встречаюсь с ним взглядом. – Серьезно, я…
Он машет рукой.
– Не стоит. Поговорим позже.
Блейк разворачивается и уходит к лифтам.
– Сюда, мистер Весли, – зовет меня врач. – Медсестры помогут вам с защитным костюмом.
Через десять минут я стою в длинном одноразовом балахоне, одноразовых тапочках и перчатках, шапочке, маске и нелепых защитных очках.
– У этих палат две двери, – объясняет миниатюрная медсестра-азиатка. – Заходите через эту… – Она показывает на дверь в стеклянную комнату. – А выходите через дальнюю. Всю защиту оставите снаружи палаты. Если что, там есть инструкция, которая поможет вам разобраться.
– Понял, – говорю я. Нахер инструкции. Пустите меня уже к Джейми.
– Вы будете с ним один, но, если вам или пациенту что-то понадобится, нажмите кнопку вызова на стене, и к вам сразу придут.
– Спасибо.
Когда она открывает замок, я сразу ныряю к Джейми в палату. За первой дверью – вторая, но без замка.
Мы остаемся вдвоем. Он и я. Наконец-то. Я беру его руку, сжимаю ее. Рехнуться, какая горячая. Они не шутили. Он и впрямь весь горит.
– Бэби, – сдавленно говорю. – Я пришел.
Он не двигается.
И тогда я, чтобы он понял – я здесь, – начинаю сбивчиво пересказывать все, что случилось за день. Все-все, от начала и до конца. Про то, как Блейк получил травму и как я искал его. Про жуткий телефонный звонок.
– Я так испугался, – признаюсь я ему, хотя его лоб остается идеально разглаженным сном.
Меня бесят разделяющие нас идиотские маски. Хочется сорвать свою прочь.