Странно…
Пока я пытаюсь понять, что там за шум, на тумбочке просыпается телефон. Хоть я и в полубреду, я все-таки разбираю, что на экране написано «Вес», и меня захлестывает дикая радость.
– Привет, – шепчу в телефон. – У нас есть собаки?
Глава 20
Вес
Назовите меня сумасшедшим, но весь перелет до Нэшвилла я волнуюсь за Джейми.
И даже сидя в такси, которое везет меня из аэропорта к арене, продолжаю представлять, что может пойти не так. Вдруг самолет Джесс задержится на пересадке в Денвере. Вдруг у Джейми закружится голова, он упадет, расшибется и будет лежать на полу в луже собственной крови…
Черт. Надо обуздать свое треклятое воображение. Обычно я не накручиваю себя, но сейчас меня гложет дурное предчувствие, и я не могу понять, почему. Возможно, увидев Джейми в больнице, я испытал такой шок, что еще не оправился от него.
Я еще раз вбиваю в приложение номер рейса Джесс и вижу, что ее самолет благополучно сел.
Но вдруг она опоздала на пересадку…
Расплатившись с таксистом, я показываю охраннику на входе в арену свой ID.
Он смотрит вверх, и его кустистые брови приподнимаются.
– Ты тот парень из новостей.
К сожалению.
– Не подскажете, где гостевая раздевалка? – спрашиваю я.
Стряхнув удивление, он открывает мне дверь.
– В конце вон того коридора. Слева будет табличка.
– Понял. Спасибо.
– Удачи, – говорит он мне вслед.
– Э… Спасибо. – Мое новое параноидальное «я» целую минуту пытается разгадать смысл его пожелания. Мне сегодня потребуется дополнительная удача? Или он говорит то же самое всем игрокам?
Черт. Надеюсь, тренировка будет сложной и изнурительной. Мне надо выбраться из своей гребаной головы.
Найти раздевалку оказывается нетрудно, поскольку, приближаясь к двери, я слышу доносящиеся из-за нее голоса своих одноклубников.
– То есть, люди сливают по дешевке свои сезонные абонементы? – спрашивает Эриксон.
– Не по дешевке, – отвечает Фосберг. – Многие годами ждут возможности купить сезонный абонемент. Но на продажу выставлено уже несколько сотен.
Я останавливаюсь так резко, что получаю сумкой по заду.
– Ну и что с того? Мы же не будем в понедельник играть с пустыми трибунами.
– Не, – соглашается Фосберг. – Фрэнк сказал, что клуб выкупает их и жертвует какой-то ЛГСК-группе.
– Ты имеешь в виду ЛГБТ?
– Не знаю. По-моему, там точно была буква К.
– Райан?
Я разворачиваюсь, и вижу, что ко мне приближается Фрэнк в компании какого-то незнакомого человека.
– Привет, – быстро говорю я с неловким взмахом руки. Есть ли шанс, что он не заметил, как я подслушиваю под дверью?
– Райан, все хорошо?
Не-а… стопроцентно заметил.
– Конечно. Лучше не бывает.
– Отлично.
Человек, который сопровождает его, выходит вперед и протягивает мне руку. Я пожимаю ее, гадая, должен ли знать, кто он такой.
– Дэннис Хэймейкер.
О. Отцовский приятель из колледжа.
– Sports Illustrated, да? – уточняю я, хотя знаю, что он и есть тот журналист, от которого я прячусь с начала июля.
– Да… – Он откашливается. – Как твой партнер?
– Лучше. – Мне по-прежнему странно говорить о Джейми на публике. Я, конечно, привыкну, но не уверен, когда.
– Хорошо, – произносит он. – Знаешь, твой отец внезапно перестал отвечать на мои звонки.
Я издаю непроизвольный смешок.
– Дайте-ка угадаю… Он перестал перезванивать дня три назад?
Дэннис неуверенно улыбается.
– Да, примерно тогда.
– Какая неожиданность, – хмыкаю я. – На вашем месте я бы не ждал папиного звонка. Он сейчас слишком занят вымарыванием моего имени из семейной библии.
– Это не для печати, – сразу встревает Фрэнк. Я знаю, он хочет, чтобы я замолчал. Однако мне впервые за все время кажется, что я буду не прочь поговорить с этим типом. Представляю, как «обрадуется» мой старикан, когда я дам его приятелю свое Большое Гейское Интервью. Если мне повезет, оно попадет в ежегодный журнал папиной альма-матер.
– Ну… – Дэннис серьезнеет. – Я все равно буду рад написать о тебе.
Я, не выдержав, фыркаю.
– Не сомневаюсь.
– Послушай… я восемь месяцев ждал возможности написать о тебе. Речь по-прежнему будет идти о твоем сенсационном первом сезоне.
– Серьезно? – Я сужаю глаза.
– Естественно, да.
– Значит, обсуждать мою ориентацию мы не будем? – Каким-то образом мне удается произнести это с каменным выражением на лице.
– Ну… – уклоняется он от прямого ответа. – Писать желтую статью я не собираюсь. Но твой бэкграунд с самого начала должен был стать частью истории. Твоя игра в колледже. Твое становление. Твое воспитание.
А он умен. Уже понял, что я не прочь утереть папе нос.
– Хорошо. Скоро у нас серия домашних игр. Если Джейми станет получше, я найду время, чтобы мы сели поговорить.
У него почти получается скрыть ликование. Но только почти.
– Буду с нетерпением ждать. – Он снова пожимает мне руку.
– Мы вам позвоним, – говорит ему Фрэнк.
Он тоже получает рукопожатие, после чего Дэннис испаряется, пока я не успел передумать.
– Итак… – произносит Фрэнк.
– Итак?
– Есть какие-нибудь вопросы? Например, по освещению в СМИ?
– Честно говоря, я почти ничего не читал. Не до того было.
Он медленно кивает.
– Окей. Я попрошу свою команду скомпилировать краткий отчет, если захочешь быть в курсе.
– А если не захочу? – Кажется, будто я издеваюсь, но я совершенно серьезно.
Он пожимает плечом.
– Дело твое.
– Послушайте… а что за разговоры ходят насчет возврата билетов?
– А. – Он переступает с ноги на ногу. – Не обращай внимания. Ерунда.
– Много абонементов вернули?
– Не настолько, чтобы переживать. Через неделю об этом никто и не вспомнит. Мы пытаемся выкупать все, что поступает в продажу – я повесил бесплатный номер на сайт. Но звонят мало. Билеты слишком быстро отправляются на крейглист[11].
Ха. Я не знаю, верить ему или нет.
– Окей.
– Это все?
– Да.
– Я тебе сообщу, понадобится ли твое присутствие на послематчевой пресс-конференции. Посмотрим, как пройдет игра.
Звучит немного зловеще, но я решаю не спрашивать, почему.
Фрэнк, обойдя меня, открывает дверь в раздевалку. Я захожу следом за ним, и команда на разный лад здоровается со мной.
– Как Джейми? – спрашивает кто-то.
– Нормально, – отвечаю я во второй раз за последние пять минут. – Его сестра приехала, чтобы пару дней с ним посидеть.
– Ну и хорошо.
– Угу, – соглашаюсь я с чувством вины. О Джейми должен был заботиться я. Но вместо этого я стою в чужой раздевалке и пытаюсь найти, где мое место.
– Сюда, – зовет меня Хьюитт. Он показывает на скамью, и я вижу над ней свое джерси.
– Спасибо. – Я начинаю снимать одежду. До выхода на каток остались считанные минуты.
– Сегодня будем отрабатывать игру в меньшинстве, – говорит он, садясь рядом со мной, – уже в коньках и готовый идти.
– Окей, – отвечаю я, слушая нашего командного тафгая[12] в пол-уха. – А почему?
– Кто-нибудь точно сядет, если на тебя начнут наезжать.
У меня падает сердце – аж до самого чертова пола.
– Почему ты решил, что на меня начнут наезжать? – Но это же очевидно. Готов поспорить, сегодня судьям придется непросто. Их вряд ли учили, как управляться с командами, желающими размазать гомосексуального игрока.
– Может и не начнут, – быстро говорит Хьюитт. – Просто мы должны быть готовы. Друг, я планирую отсидеть на скамейке столько минут, сколько потребуется. Мы не дадим этим козлам спуска.
Черт! Именно этого я и надеялся избежать. Если бы я совершил каминг-аут летом, то до начала следующего сезона эта новость успела бы устареть, и моим товарищам не пришлось бы менять стиль игры, чтобы меня защитить.