Я уже просил этого козла следить за своим языком. Это было после одной игры на домашней арене. Мы с легкостью победили, и я был горд за наших ребят. Но когда игра кончилась, Дэнтон заорал: «Будут знать, педики!», так что я воспользовался возможностью и заметил, что из-за таких слов у него могут возникнуть проблемы.

– Мало ли, кто может услышать, – сказал я, намекая, что за использование уничижительных терминов начальство может вызвать его на ковер. Но больше всего я переживал за своих игроков. Я не хотел, чтобы тренер – авторитет в их глазах – легализовывал подобный сорт ненависти. Не дай бог, кто-то из наших ребят сомневается в своей сексуальной ориентации. Никому не надо слышать это дерьмо. Шестнадцать и без того сложный возраст.

Но Дэнтон ко мне не прислушался. И каждый раз, когда он использует слово на «п», я представляю шестнадцатилетнего Веса. Он рассказывал мне, в какую панику впал, когда осознал, что он гей. Теперь-то, конечно, у него все прошло. Но его сила духа есть не у всех. Если в одной из команд есть пацан, который так же страдает, я не хочу, чтобы он выслушивал Дэнтонов бред.

Необходимость работать с ним бесит меня, но вовсе не потому, что мне не насрать на его мнение обо мне. Дэнтон потерял мое уважение в тот самый момент, когда я впервые услышал извергаемую им мерзкую чушь. Он и слово на «н» тоже употребляет. Я хотел, чтобы ему сделали выговор. Даже при случае сказал Биллу, нашему боссу, что речь Дэнтона часто содержит неудачные выражения, а его рассуждения не отличаются глубиной.

– Попробуй немного его образумить, – вот и все, что ответил мне Билл, хлопнув меня по плечу. – Будет досадно, если в его деле появится выговор. Он ведь останется там навсегда.

Меня бы только обрадовало, если бы в деле Дэнтона появилась такая пометка, но подавать жалобу я все же не стал, потому что я параноик. Нет, раскрыться было бы в каком-то смысле прикольно – представляю, каким станет у этого гада лицо, – но подставить так Веса я не могу. У него шикарный первый сезон, и в фокусе прессы должны оставаться его успехи на льду, а не интимная жизнь. Я думаю, он в шаге от того, чтобы претендовать на Колдер Трофи[2]. Серьезно, я не шучу.

Мы сидим в монреальской пробке на пути на каток, и мой желудок завязан узлом. Наша первая игра в этом турнире должна начаться в час дня, а уже больше полудня.

– Еще миля, – говорит Дэнтон, сверившись с картой в мобильном. – Парни, на то, чтобы переодеться, у нас будет всего пятнадцать минут. Будем надеяться, что в следующий раз тренер Каннинг сможет встать вовремя.

Блядь. Ненавижу, что я опоздал. И ненавижу его.

Слишком много ненависти для калифорнийского парня. День точно не задался…

Наконец мы подъезжаем, выгоняем ребят из автобуса, и я помогаю занести гору снаряжения внутрь. Начало турнира, слава богу, задерживается на полчаса. Команде даже хватает времени на то, чтобы нормально переодеться и настроиться на игру.

– Все. Вперед, – говорю я, хлопнув перчатками. – Барри! На вбрасывании будь повнимательней. Помнишь? Эта команда немного тормозит при получении шайбы.

Парень кивает с напряженным лицом.

Затем я переключаю внимание на Данлопа, своего вратаря. Он очень одаренный игрок и здорово работает на тренировках. К сожалению, у него появилась тенденция зажиматься во время игры. В начале сезона он держался отлично, но в этом месяце застрял в тупике.

– Как самочувствие? – спрашиваю его.

Он отводит глаза.

– То есть, не сдуюсь ли я, как в тот раз?

– Данлоп, смотри. Я знаю, что ты испытываешь. Кризис бывает у всех вратарей. Кажется, будто это дерьмо никогда не пройдет, но оно проходит. Всегда. Сегодня или в следующем месяце, но твой кризис закончится. Честное слово.

Он что-то сердито ворчит. Не убедил я его.

– У тебя есть талант, и твои товарищи это знают. Даже когда ругают тебя. – То, что одноклубники Данлопа злятся на его текущее исполнение, делу не помогает. – Они бы не стали тратить силы на то, чтобы тебя доставать, если б не верили, что ты можешь собраться. – Я хлопаю его по наплечнику. – Успокойся. Ты справишься.

Осторожный взгляд наконец-то поднимается вверх.

– Хорошо, тренер Каннинг. Спасибо.

И вот она. Та причина, по которой я всем этим занимаюсь.

– Не за что. А теперь иди.

Машина заканчивает полировать лед, и наших ребят на полторы минуты выпускают размяться и покружить по катку. Данлоп выезжает с высоко поднятой головой. Ударяет один раз по правой штанге ворот и два раза по левой – его маленький ритуал. И мне кажется, что сегодня ему повезет.

Мой телефон, лежащий в кармане, жужжал пару раз, и теперь у меня появляется время, чтобы посмотреть, кто звонил. Это Вес. Видимо, у него закончилась утренняя раскатка. Пока я держу телефон, приходит новое сообщение. Он снова твердый.

Я вспоминаю нашу вчерашнюю шутку. Насколько?

Настолько, что может стоя отдать тебе честь.

Я бросаю взгляд на каток. Судьи еще не вышли, так что у меня есть пара минут. Я прислоняюсь к стене, чтобы никто не видел экран. Покажешь мне или как?

Через секунду появляется фото. Вес заморочился: сложил для своего члена маленькую бумажную шапочку да еще пририсовал к нему руку, отдающую честь. Я неприлично фыркаю и в этот момент слышу свисток. Бесценно, пишу я в ответ. Мне тебя не хватает.

Бэби, та же фигня.

Выключив и убрав телефон, я перехожу к скамье запасных – на несколько градусов веселее, чем был.

Когда в воскресенье Джейми возвращается из Монреаля, я не встречаю его – я уже на борту рейса в Чикаго, готовлюсь лететь на очередную гостевую игру. К счастью, после нее нас ожидает неделя игр на домашней арене. Одна блаженная неделя сна в своей постели. Одна неделя Джейми.

Скорее бы, черт.

Моя куртка отправляется в багажный отсек наверху, а наушники в уши, но когда я начинаю садиться, Фосберг орет с места у меня за спиной:

– Парни, смотрите! Он опять в этой гейской рубашке!

Я останавливаюсь и сально подмигиваю ему.

– Надел спецом ради тебя, очаровашка. Тебе ведь она так понравилась.

Фосберг швыряет в меня скомканную салфетку, но я падаю на свое место, и она пролетает мимо меня.

Настоящая причина, по которой я надел эту рубашку, конечно же, в том, что я не постирал свои вещи, а она лежала на стуле и была немятой и чистой. Плюс я от нее в полном восторге, так что на Фосберга мне наплевать.

Я закрываю глаза, наклоняю спинку сиденья назад и, устроившись поудобней, начинаю морально готовиться к этой очень важной игре против лидеров лиги. Большинство моих одноклубников заняты тем же.

Почувствовав, как сиденье рядом прогнулось, я предполагаю, что это Лемминг, поскольку в автобусах и самолетах мы с ним часто садимся на соседних местах. Лемминг, наш рыжий защитник, тоже из Бостона.

Но когда я открываю глаза, оказывается, что рядом со мной ухмыляется Блейк. Мой новый сосед явно задался целью сдружиться со мной – если судить по тому, что он выдергивает наушники у меня из ушей.

– Чувак, – стонет он. – Мне скучно. Поговори со мной.

Мне тоже хочется застонать. А ведь мы еще даже не начали двухчасовой перелет. В голове вдруг всплывает старая песня «Нирваны», и я пытаюсь вспомнить слова… Мы пришли, развлекай нас. Блейк Райли такой же. Я пришел, и твой долг – развлекать меня.

Но заставить себя невзлюбить этого парня я не могу. Он дико смешной.

Поскольку он явно не собирается уходить, я смиряюсь и выключаю айпод.

– Что слышно о Ханкерсене? Есть он в списке травмированных или нет? – Ханкерсен – звездный форвард «Чикаго» и в этом сезоне забивает минимум один гол за игру. Для нас он самая большая угроза на льду, поэтому если сегодня вечером он не играет, то наши шансы разбить непобедимых «Ястребов» без сомнения возрастут.