— Мама, да что же это такое? — возмутилась Нина. — Как так можно?!

Мать нервно дёрнула худыми плечами, зябко обхватив себя, и ушла в комнату, а сестрёнка бросилась за Кирой следом.

— Ну погоди, куда же ты пойдёшь? Тебе ведь даже переночевать негде!

Нечем Лютовой было успокоить Нину, губы сковала суровость, сердце щемило.

— Ну-ну... Не хнычь. Я не пропаду. — Кира улыбнулась глазами, чмокнула сестру в висок и напомнила: — Манатки мои неси.

Мать вдруг снова озабоченно выглянула:

— Кстати, ты после приезда отметилась, где положено? Ещё не хватало, чтобы к нам приходили из полиции тебя искать...

— Отмечаются, когда назначен административный надзор, — сухо разъяснила Кира. — У меня его нет, я больше никому ничего не должна, так что не беспокойся.

Мать кивнула и скрылась в глубине квартиры. На её лице промелькнуло явное облегчение. Нина, вытирая намокшие ресницы, вынесла спортивную сумку с вещами и ноутбук в чехле. Вжикнули молнии её сапогов, и сестрёнка накинула пальто и шарфик.

— А ты куда? — удивилась Кира.

— Провожу тебя немножко, воздухом подышу, — последовал тихий ответ.

Они шли под руку под фонарями, шурша ногами по ледяным кристаллам подтаявшего снега. Нина встряхнула распущенными золотисто-ореховыми волосами в струях сырого ветра, студившего её тёплые слёзы.

— Не понимаю маму. Почему она так с тобой?.. Ты же ни в чём не виновата!

— Я — пятно на вашей репутации, кнопочка, — усмехнулась Кира. — Поэтому неважно, виновна я или нет. Я просто существую — вот такая, какая есть. Тем и неудобна.

Нина вскинула потемневшие, мерцающие негодованием глаза.

— Если для неё репутация дороже родных людей, нам с ней не по пути.

Лютова не успела ответить, потому что у сестрёнки зазвонил мобильный. Что-то в её лице — то ли дрожь, то ли тень — заставило Киру насторожиться и ловить каждый звук, каждое движение губ, подключаясь через неё к реальности на другом конце линии.

— Слушаю... — Нина сдвинула брови, а спустя секунду они изумлённо взлетели домиком, и она закричала в трубку: — Это ты?! Ты где вообще? Ты куда пропала?! Да как мне не кричать, когда ты... Блин, господи, ну неужели нельзя было хоть намекнуть? Хоть словечко сказать?!.. Киру посадили, ты пропала — и что прикажешь думать, как себя прикажешь чувствовать?!.. Ох... Да, она здесь... Сейчас дам ей трубку.

Холодок напряжения пробежал по плечам мурашками. Кира пронзила сестру вопросительным взглядом, и та пробормотала потрясённо:

— Кир, это тебя... Это Яна. Она нашлась.

Мартовский ветер колыхал ещё голые ветки деревьев, фонари тихонько гудели, а в динамике капелью звенел знакомый бодрый голос:

— Привет! Рада, что ты уже дома. Прости, не могла ускорить твоё освобождение, у маман руки оказались длиннее. Но кое-что я всё-таки предприняла. Сейчас я назову тебе адрес, запомни его. Там тебя будет ждать пакет с новыми, чистыми документами и деньгами. Возьмёшь их и вылетишь ближайшим рейсом в Буэнос-Айрес. Остальное — не по телефону. И да, кстати, купи себе испанский разговорник и выучи в самолёте хотя бы пару-тройку фраз.

— Ты похитила похитителей и отжала у них выкуп? — хрипло, сквозь сухой ком в горле засмеялась Лютова.

— Типа того, — улыбнулся голос на другом конце мира. И добавил несколько виновато и смущённо: — Кнопку обними и поцелуй там от меня. Передай, что я прошу прощения. Не могла я ей всё рассказать, что поделать... Я же обещала быть ей вместо тебя, беречь её... Поэтому ну никак нельзя было её в это втягивать.

— Всё правильно. Ты умница, — улыбнулась Лютова голосу в ответ.

Адрес она запомнила. А в глазах Нины тревожно мерцала влажная пелена — то ли от ветра, то ли от предчувствия разлуки. Кира привлекла её к себе за плечи.

— Иди ко мне... Ну вот, Нинок, не успели мы с тобой повидаться, как опять расстаёмся. Тш-ш... — Приложив пальцы к губам сестры, Лютова остановила готовый сорваться с них водопад вопросов, обняла, зарылась носом в прохладные волны её волос. — Ты только не грусти, кнопка! Как только будет можно, я выйду на связь. Обязательно. Мы не потеряемся. Не бойся.

— Мы... не увидимся больше? — еле слышно пролепетала Нина.

Кира стиснула её крепче. С силой, почти до боли вжимаясь в её побледневшие от страха и огорчения щёки, она царапала шершавыми, потрескавшимися губами нежную кожу.

— Да ты что, солнышко! Увидимся, конечно. Как только всё устаканится, по Скайпу свяжемся, ну, или как получится. Не расстраивайся так, ну чего ты! Ты же у меня одна такая родная, такая хорошая, частичка моя, кровинка, сердечко... Единственный верный мой человечек. Ну всё, всё. Всё будет хорошо. У тебя, у меня... У всех нас. — Лютова ещё раз крепко чмокнула Нину: — Это тебе от Янки привет. Она просит прощения, что исчезла молча. Так было надо ради твоей безопасности. Ну всё, не реви, кнопочка, солнышко...

Поглаживая сестрёнку по волосам, Кира баюкала её в сумбурном потоке нежных слов. Надо быть распоследней сволочью, чтобы не сдержать обещания, оставить её и забыть, отплатив за преданность равнодушием и холодом. И Лютова дала себе самую страшную, смертельную клятву сделать со своей стороны всё, чтобы сберечь эту тёплую ниточку между их сердцами. Для этой клятвы не существовало слов, и она просто отпустила её в тёмное небо. Если там, наверху, кто-то есть, пусть он жестоко покарает за нарушение.

...

Вдох, выдох. Вдох, выдох. Веранду маленького домика озаряла луна и рыжий отблеск пламени в декоративной жаровне-треноге. Кованая чаша хранила огонь, пропуская янтарный свет сквозь ажурный узор своих бортиков. На столике стояла початая бутылка вина и два бокала, блюдо с фруктами и тарелка с сырной нарезкой. Кира вдыхала воздух чужой страны, растянувшись в кресле-шезлонге.

— Так и знала, что тут какой-то подвох. Значит, «мыслить, как преступник» — вот это оно и есть? Погоди, но это уже не только мыслить, но и поступать... Ну, девушка, скажу я вам, вы и бандитка! — И, перегнувшись через подлокотник, она взяла с поцелуем виноградину из губ Яны.

Та с кошачьим прищуром и смешком взъерошила уже чуть обросший затылок Лютовой и втянула её в новый поцелуй, более долгий и страстный. На заднем сиденье такси по дороге из аэропорта они вот так же не могли досыта нацеловаться, чем весьма смутили водителя. Сейчас они в первый раз за минувшие три дня выползли из постели на более-менее продолжительное время, потрудившись накинуть что-то из одежды. Яна основательно подготовилась к встрече: холодильник в доме был до отказа набит едой — в основном, охлаждённым мясом, овощами, зеленью и вином. Время от времени она поджаривала говяжий стейк и резала салат, они ели из одной посуды (чтобы не мыть два набора) и снова спешили окунуться друг в друга, утоляя голод иного рода. Секс и еда, еда и секс — им было не до разговоров. Когда их рты не жевали, они были заняты делом. Пару раз Лютова заикнулась, что у неё помимо прочего есть ещё и потребность в информации, но эти вялые попытки захлебнулись. Ощутив на своих губах тёплое дыхание очередной надвигающейся поцелуйной цунами, а под ладонями — ягодную упругость любимой попки, она соглашалась, что разговоры — не первоочередная необходимость.

— Ага, отпетая мошенница, — ласково усмехнулась Яна, когда их горячо слившиеся губы разъединились. — Вся в своего папку.

Своё похищение она организовала сама. К ней явился её родной отец, с которым мать развелась много лет назад; в прошлом он служил в милиции и крышевал бандитов — по сути, сам был бандит, только в погонах. Теперь его дела и здоровье пошатнулись, требовалась пересадка печени. Он уже нашёл клинику, нужны были только деньги. К бывшей жене он обращаться не стал: знал, что та его на порог не пустит, потому и пошёл сразу к дочери. А та не растерялась и выступила с деловым предложением: он помогает ей с «похищением», а она после получения выкупа оплачивает ему лечение и накидывает ещё некоторую сумму сверх того — на жизнь в эмиграции и бутерброды с икрой.