— Я знаю, как вы о нем заботились, Доннер, — мягко произнес я. — Но иногда это, наверное, было совсем непросто. Губернатор всегда поступал так, как хотел. Работая по ночам допоздна, он оставался один, или был кто-нибудь из персонала на случай, если что-нибудь понадобится?

— Нет, сэр. Губернатор всегда настаивал, чтобы мы ложились спать в обычное время. Он хотел остаться один, сэр. И всегда говорил, что ему лучше думается, когда в доме стоит тишина.

— Он был прав, Доннер. Мой отец поступал так же. Вы случайно не знаете, губернатор не ждал вчера ночью какого-то гостя?

— Нет, сэр, — устало ответил Доннер. Очевидно, ему надоели мои бесконечные вопросы. — Может быть, вы найдете запись в календаре.

— Я уже посмотрел. Лист за вчерашний день пуст.

— Ну, тогда… — Доннер пожал плечами. Его взгляд устремился к двери, а затем снова остановился на мне.

— Значит, поздно вечером губернатор всегда сам подходил к дверям. Если кто-то хотел войти, ему, вероятно, это удалось бы.

— Нет, сэр. Он всегда закрывал дверь на цепочку, а так поздно ночью впустил бы только хорошего знакомого.

Я покачал головой.

— Возможно, но не уверен… — и показал на шторы позади письменного стола. — Эти французские окна, выходящие на террасу, вообще бывают открытыми?

— Нет, сэр. Уже много лет они очень плотно закрыты. Губернатор не выносил сквозняка.

— Тогда нужно осмотреть их поближе. — Я проявил решительно откинул тяжелое, в частых складках, полотнище ткани.

— Минутку, сэр, — поспешно сказал Доннер. Он встал сбоку от окна и потянул шнур, украшенный кисточкой. Шторы разошлись, открыв вид на широкие зеркальные окна. Дождь барабанил по стеклам и стучал по каменным плитам открытой террасы.

Окна были снабжены солидными медными запорами и тщательно уплотнены желтоватыми полосами войлока. Войлочные полосы едва ли когда снимались с выкрашенных белой краской рам, за исключением левого окна, где эта полоса была оторвана.

— Не понимаю, как это… — в замешательстве пробормотал Доннер.

Я взялся за побуревший конец полосы, свисавший вниз. Он был мокрым насквозь. Доннер пораженно вытаращил глаза.

— Он действительно промок от дождя! Но ведь это совершенно невероятно! — изумленно воскликнул он.

Я поднял вверх запор. Створка окна раскрылась, слегка покачиваясь от ветра. Войлочная полоса оказалась разрезанной по всей длине. Одна половина прочно приклеилась к раме, другая свободно раскачивалась на открытой створке окна и жадно впитывала в себя непрерывно струящиеся потоки дождя.

— Эти окна никогда не были лучше защищены? — со злостью осведомился я.

— Нет, сэр. Дом очень солидной постройки, и эти медные запоры всегда казались достаточными. Их же не откроешь снаружи, и потому другие защитные устройства казались излишними.

— Вздор, — грубо бросил я. — Разумеется, их можно открыть снаружи. Вы же сами только что видели, как это делается.

— Простите, сэр?

— В щель вставляется тонкое лезвие ножа, полоса войлока разрезается и одновременно поднимается задвижка. С этим справится любой ребенок. Все, что для этого нужно — это тонкий, гибкий нож с длинным острым лезвием. Больше ничего. После этого можно спокойно проникнуть в комнату.

— Да, но… — Доннер внимательно огляделся вокруг. — Почему кто-то должен был влезать в окно? Разумеется, исключая заурядного взломщика. Но вор отпадает, потому что ничего ведь не пропало.

— Возможно, вы ему помешали. — Я внимательно взглянул на Доннера и указал на письменный стол. — Кроме того, вы ошибаетесь. Кое-что исчезло: тот серебряный портсигар. Вы же знаете, у кого губернатор в свое время выкупил его, не так ли?

Он побледнел и открыл рот, словно желая что-то сказать. Затем, поколебавшись, кивнул.

— Хорошо, что идет дождь, — заметил я и вернулся к письменному столу.

— Да, — рассеянно согласился Доннер, снова закрыл шторы и повернулся ко мне. — Что вы сказали, сэр?

— Хорошо, что идет дождь, — повторил я и снял телефонную трубку. Если бы войлок не намок, мы, вероятно, так и не заметили бы, что окно открывали, или заметили слишком поздно, чтобы найти какие-то следы.

Он с сомнением кивнул.

— Конечно, сэр, но почему вы считаете это таким важным? Все могло произойти ещё несколько дней а то и недель назад.

— Может быть, — ответил я. — Но я готов держать пари, что все произошло всего несколько часов назад. Когда начался дождь? Около половины третьего? — Доннер степенно кивнул головой. — Этот войлок был влажным, потому что окно открывали после половины третьего. Другого объяснения нет. Вы ведь не думаете, что губернатор таким необычным и довольно затруднительным способом дышал свежим воздухом, а? — Доннер покачал головой. — Следовательно, сегодня ночью кто-то влез через окно, кто-то знавший, что его не впустят в дом обычным путем, через дверь.

К телефону наконец подошли. Я попросил соединить меня с инспектором Мартином. Доннер тяжело вздохнул.

С Мартином было трудно связаться даже в нормальное рабочее время. В половине четвертого утра я как будто разговаривал с глухими. Очевидно, его подчиненные боялись впасть в немилость, если в столь ранний час прервут его сон. Очень скоро мне стало ясно, что я взял на себя задачу не по силам. Но, тем не менее, я настойчиво боролся со всем аппаратом полиции, каждый раз повторяя, что не могу изложить мое дело никому другому, кроме главного инспектора. В конце концов я добрался до сотрудника самого высокого ранга, некоего капитана, который отмахнулся от меня также равнодушно, как и все остальные. К тому времени я от ярости уже перешел на хриплый крик, только это, разумеется, не произвело на него ни малейшего впечатления. Он монотонно бормотал, что не может беспокоить шефа, пока я не бросил трубку.

Схватив телефонную книгу, я лихорадочно начал её перелистывать. Мои пальцы дрожали. От волнения кровь прилила к голове. Через некоторое время я сумел взять себя в руки настолько, что сумел найти номер домашнего телефона Гарри Баттена. А потом долго ждал, пока мне не ответил сонный голос.

— Гарри, это Джон Брайнерд. Простите, что бужу вас в такой ранний час, но мне нужна ваша помощь.

— Что случилось? — проворчал он. — Но горе вам, если речь идет о каких-нибудь пустяках!

— Примерно час назад губернатор Эмблер найден мертвым здесь, в своем доме. Врач ещё не прибыл. Но можно без всякого сомнения утверждать, что губернатор скончался от тяжелого сердечного приступа.

— Скверная история, подождите минуту. — Трубка стукнулась о что-то металлическое, когда Гарри её отложил. Спустя полминуты он сказал: — Я только закурил сигарету. Продолжайте, Джон. Смерть лорда Джеффри далеко не потрясающая новость. Я уже несколько лет ожидал этого, да и вы, вероятно, тоже.

— Да, дело не только в этом. Как вы знаете, я вчера во второй половине дня его навестил. И по ходу нашего разговора он показал мне плоский серебряный портсигар. Рассказал, что несколько лет назад выкупил его у Ги Кетлера за десять тысяч долларов. Я не хотел бы сейчас подробно говорить о причине, так как…

— Понимаю, — проворчал Гарри. — Кетлер получил его от вашей жены, верно?

— Да, — торопливо подтвердил я. — Ну, неважно. Во всяком случае когда я вошел полчаса назад, этого портсигара здесь уже не было. Он постоянно лежал на письменном столе губернатора — до вчерашнего вечера. Дворецкий может это подтвердить.

Гарри громко зевнул и пробормотал:

— Извините. Что еще?

— Осмотрев библиотеку, в которой был найден труп, я обнаружил признаки того, что кто-то проник в дом через окно — и именно после того, как начался дождь. А теперь у меня вопрос к вам, Гарри: если человек умирает от сердечного приступа в своем собственном доме, потому что поражен и испуган появлением непрошенного гостя, что это?

— Это убийство.