- Я знаю, - виновато ответил Фи во тьме. - Несмотря на это, на самом деле армия набирает силу без твоего ведома и скоро у нее будет уже ракетное оружие.
Пятьдесят седьмой, пятьдесят восьмой... ВЫПОЛНИ ЕГО КАПРИЗ!
- Почему?
- Понимаешь, мы узнали, что на Земле есть шпионы. Может быть, с Марса. У них могут быть враждебные намерения. Нужно быть ротовыми. Мы ничего тебе не говорили... ну, потому что мы боялись, что ты будешь излишне возбужден.
Голос его дрожал. Каррсбери закрыл глаза. Как долго, спросил он себя, как долго? С тупым удивлением он понял, что в последние часы такие люди, как Фи, которых он выносил в течение всех десяти лет, стали неслыханно докучливыми. В данное мгновение его не возбуждала даже мысль о совещании, на котором он должен был председательствовать, совещании, которое должно, было открыть двери в мир духовно здоровым. Реакция на успех? На конец продолжающегося десять лет напряжения?
- Ты знаешь, сколько этажей в твоем здании? - Каррсбери не сразу заметил новую интонацию Фи, но все же отреагировал сразу.
- Сто, - быстро сказал он.
- А где мы сейчас? - спросил Фи.
Каррсбери открыл в темноте глаза. Сто двадцать седьмой, метались цифры у двери, сто двадцать восьмой, сто двадцать девятый...
Что-то холодное рвануло желудок Каррсбери, подкатилось к горлу. Ему показалось, что мир его неудержимо переворачивается. Он подумал о скрытых изменениях, о неожиданной дыре в пространстве. Кое-что из начального курса физики мелькнуло в его голове если лифт будет продолжать подниматься с постоянным ускорением. никто внутри этого лифта не сможет узнать, действительно ли продолжается подъем, если это сила тяжести - стоит ли лифт неподвижно на планете или с постоянно возрастающей скоростью мчится в пространстве.
Сто сорок первый, сто сорок второй...
- Или когда ты поднимешься над сознанием, над всем, к неожиданному духовному царству, - продолжал Фи своим новым голосом с намеком на смех.
Сто сорок шестой, сто сорок седьмой... Теперь они поднимались медленнее". Сто сорок девятый, сто пятидесятый. .Лифт остановился. Это какой-то трюк! Эта мысль была как ушат холодной воды на голову Каррсбери. Какой-то хитрый детский трюк Фи. Было очень просто манипулировать указателем. Каррсбери начал на ощупь искать что-нибудь и нащупал гладкую поверхность кобуры на худом теле Хартманиа.
- Не делай ничего неожиданного! - предупредил Фи, стоя возле его локтя.
Каррсбери обернулся и хотел схватить его. Свет солнца затопил его, затем последовал приступ жуткого головокружения, сердце его почти остановилось.
Он, Хартманн и Фи парили в воздухе вместе с неощутимой материей пары приборов и пульта управления на высоте пятидесяти этажей над крышей стоэтажного правительственного центра.
Несколько минут он судорожно пытался ухватиться руками за пустоту. Потом заметил, что не падает, и глаза его заметили намек на стены, потолок и пол под ними, призрак шахты.
Фи кивнул.
- За этим ничего не скрывается, - небрежно заверил он Каррсбери. - Только одна из этих чарующих новых идей, против которых ты издал столько законов, - как наши несовершенные здания с лестницами и дороги в ничто. Комитет по строительству и другой недвижимости решил для лучшего обозрения расширить зону действия лифта. Шахту сделали прозрачной, чтобы не нарушать первоначальную форму здания и улучшить видимость. Это удалось настолько хорошо, что для безопасности полета реактивных самолетов и других воздушных транспортных средств пришлось вмонтировать электронную систему безопасности. Она находится на том месте поверхности кабинки, которое служит в качестве окна. Он замолчал и загадочно посмотрел на Каррсбери. - Все очень просто, но не видишь ли ты в этом некий символ? Ты на протяжении десяти лет большую часть своего времени провел в этом здании среди нас. Ты каждый день пользовался этим лифтом. Но ни разу, даже во сне, ты не мог себе представить эги пятьдесят дополнительных этажей. Не кажется ли тебе, что нечто в этом роде может соответствовать твоему восприятию других аспектов современной социальной жизни?
Каррсбери, открыв рот, тупо уставился на него.
Фи повернулся и стал наблюдать за все увеличивающейся точкой одного приближающегося летательного аппарата.
- Ты тоже можешь посмотреть на него, - сказал он Каррсбери, - потому что он увез тебя к намного более счастливой жизни, в которой тебе будет гораздо спокойнее.
Каррсбери приоткрыл губы, облизнул их.
- Но... - сказал он дрогнувшим голосом. - Но...
Фи улыбнулся.
- Верно, я еще не закончил объяснение. Ну, ты мог бы всю свою жизнь оставаться правителем мира, изолировавшись в своем кабинете, среди многомильных полок, полных официальных сообщений, со своими случайными беседами со мной и другими, если бы не твой институт политического руководства и не долголетний план. Это меняет все дело. Конечно, мы были так же заинтересованы в них, как и в тебе. Мы видели заключающиеся в них возможности. Мы надеялись на удачу. Если бы это удалось, мы бы с радостью подали в отставку с наших постов. Но, к счастью, этого не пришлось делать. И это означало - скажем так - конец эксперимента.
Он заметил взгляд Каррсбери, направленный вниз.
- Нет, - сказал он, - мне очень жаль, но твои ученики не ждут тебя в конференц-зале на сотом этаже. Они все еще в институте, - в голосе его слышалось сочувствие. - И это... ну... институт стал другим.
Каррсбери стоял неподвижно. Он слегка пошатывался. Постепенно его мысли и сила воли возвращались из переживаемого наяву кошмара, который парализовал его. "ХИТРОСТИ ДУШЕВНОБОЛЬНОГО" - он пренебрег этим настойчивым предупреждением. Именно в мгновение победы...
Нет! Он забыл о Хартманне! Это был тот случай, для которого он приготовил этот ответный удар.
Он уголком глаза взглянул на офицера своей тайной полиции. Черный гигант стоял, не меняя положения, мрачный взгляд устремлен на Фи, словно на злого колдуна, от которого следовало ждать всяких коварных неожиданностей.
Теперь Хартманн почувствовал, что Каррсбери смотрит на него. Он понял, о чем думает его начальник.
Он вытащил из кобуры темноеоружие и без колебаний направил его на Фи. Его губы в черной бороде скривились. Из них вырвался шипящий звук. Потом он крикнул во весь голос:
- Вы мертвец, Фи! Я дезинтегрирую вас!
Фи забрал из его руки оружие.
- Это еще одно свидетельство того, что ты совершенно неверно оцениваешь новейший темперамент, - сказал он Каррсбери со следами сварливости. - Каждый из нас обладает особенностью характера, в которой он несколько нереалистичен. Это заключено в природе человека. У Хартманна это было недоверие - одержимость идеей, что вокруг все кишит заговорщиками и преследователями. Ты поручил ему задание, самое худшее для него, которое использует его одержимость и еще больше увеличивает ее. В очень скором времени он стал бы совершенно нереалистичен. Он даже не замечает, что многие годы носит кобуру с пистолетом.
Он протянул Каррсбери оружие для проверки.
- Но, - добавил он, - для него есть настоящее задание,. и он сможет действительно принести пользу... скажем, в исследованиях и разработках. Выбрать подходящего человека для определенной работы - искусство с бесконечными возможностями. Ради этого мы дали Моргенштерну финансовое управление, чтобы держать колебание процентов в нормальном, предсказуемом режиме. Ради этого правитель-эйфорик поддерживает внеземные исследования и расширяет их. И почему мы должны доверить развитие культуры консерватору? Хотя с этим, разумеется, не стоит спешить.
Он отвернулся. Каррсбери едва заметил, что летательный аппарат завис возле кабинки и медленно приближается к ней.
- Но почему меня в этом случае... - смущенно начал он.
- Почему тебя сделали правителем мира? - Он небрежно закончил за него предположение. - Разве это не очевидно? Разве я тебя не заверял много раз, что ты - хотя и не намеренно сделал много доброго? Разве ты не понимаешь, что ты нас заинтересовал? Честно говоря, в своем роде ты был практичен. Как тебе известно, наш основной принцип - позволить каждому индивидууму выразить себя, как ему больше нравится. В твоем случае - это быть правителем мира. Принимая во внимание все, это дало очень хорошие результаты. Все развлекались; издав ряд конструктивных законов, мы многому научились - о, мы получили далеко не все, на что надеялись, но иначе и этого мы никогда не получили бы. К несчастью, мы теперь должны прервать эксперимент.