Телега была сделана из расщепленного, хрупкого дерева и держалась только при помощи нескольких ржавых гвоздей и потертой веревки. Несколько колесных спиц были сломаны.

Шарп толкнул телегу от коровника и услышал ужасный скрип деревянных колес об несмазанную деревянную ось. Он предположил, что телегу использовали для вывоза сена с лужайки в деревню или в форт, но на зиму ее оставили тут, возле коровника, и пауки густо покрыли колеса паутиной.

— Должно сработать, — Шарп проверил днище телеги и вроде бы оно казалось достаточно крепким. — Правда, мы по-французски не говорим.

— Милашка Вильям говорит, сэр, — сказал Харпер, но, взглянув на лицо Шарпа поправился, — капитан Фредриксон умеет квакать по-лягушачьи, сэр.

Группа вооруженных людей, приближающихся к форту, вызвала бы подозрения, но два безоружных человека, толкающих телегу с раненым товарищем, опасений не вызвали бы.

— Иисус, — с ужасом сказал Фредриксон когда, дойдя до коровника, выслушал план Шарпа. — То есть мы просто подойдем и попросим врача?

— Ну это же вы предложили постучать в дверь, разве нет? — сказал Шарп.

Стрелки все еще спускались вниз с холма. Они передвигались маленькими группами, распределившись цепью, так, как они обычно шли бой, и пока еще тревоги никто не поднял. Шарп сомневался, что французы видели темные фигурки, спускающиеся вниз с холма. А внизу, возле маленького ручья, скрытые в канаве, на краю которой росла живая изгородь из терновника, стрелки были вообще невидимы. С форта все еще раздавался орудийный грохот.

— Теперь нам нужна кровь, — сказал Шарп. Он считал, что в форте не откажутся впустить смертельно раненого человека, но смертельные раны обычно весьма кровавые, и в поисках крови оба офицера взглянули на Патрика Харпера.

А он непонимающе оглянулся назад и, ужаснувшись, все понял. — Нет! Матерь божья, нет!

— Должно получиться, Патрик, — воззвал Шарп к голосу разума.

— Вы же не хирург, сэр! И потом, у вас нет щипцов, — при этой догадке на его опухшем лице появилась улыбка.

Милашка Вильям расстегнул свою поясную сумку.

— Цирюльники в Лондоне, мой дорогой сержант, платят шесть шиллингов и шесть пенсов за десять унций зубов из трупов. Вы бы удивились, если бы узнали, как много лондонских модниц носят вставные зубы из дохлых лягушатников, — Фредриксон достал из сумки щипцы весьма зловещего вида. — Они также полезны при мародерстве.

— Боже, спаси Ирландию, — Харпер вперил взгляд в щипцы.

Капитан Фредриксон улыбнулся.

— Вы сделаете это ради Англии, сержант Харпер, для нашего любимого Короля.

— Иисус, нет, сэр!

— Разденься до пояса, — приказал Шарп.

— Раздеться? — Харпер вжался в угол грязного коровника.

— Нам же надо чтобы твою грудь залило кровью, — Шарп произнес это так, будто это была самым обычным делом. — Когда вы вырвем зуб, Патрик, пусть кровь польется на тебя. Это будет быстро.

— О, святые небеса! — Харпер перекрестился.

— Это не больно, парень! Фредриксон достал свою вставную челюсть и оскалился, — видишь?

— Это сделали саблей, сэр, а не щипцами!

— Мы можем воспользоваться моим палашом, если хочешь, — участливо сказал Шарп.

— О, святая Мария! Иисус! — Харпер, не видя на лицах офицеров ничего кроме решимости, понял, что он должен либо взбунтоваться, либо покориться. — Может, вы дадите мне выпить перед этим?

— Бренди? — Фредриксон поднял свою флягу.

Харпер схватил флягу, откупорил ее, и начал вливать себе в глотку содержимое.

— Эй, не так много, — спохватился Фредриксон.

— Это же не ваш чертов зуб. Со всем уважением, сэр.

Фредриксон посмотрел на Шарпа.

— Хотите поиграть в хирурга, сэр?

— Ну, вообще-то я никогда не выдирал зубы. — Шарп, стоя перед группой стрелков, собравшихся посмотреть за зрелищем, говорил официальным голосом.

Фредриксон пожал плечами.

— Сначала надо хорошенько обхватить зуб, разумеется. На трупах щипцы действовали неплохо. — Потом надо расшатать зуб, конечно же.

— Расшатать?

— Не тащить. — Фредриксон сопровождал свои слова соответствующими движениями ржавых щипцов. — Давите на зуб сначала в сторону челюстной кости, потом надо покрутить влево — вправо, а затем вынимайте его. Это совсем нетрудно!

— Иисус! — великан-ирландец побелел как бумага для винтовочных гильз.

— Я думаю, — с некоторым опасением сказал Шарп, — что мы с Харпером уже столько всего пережили вместе, что и это тоже сделаем. Давить, крутить, тащить?

— Точно, сэр.

Чтобы убедить и подготовить Харпера к «операции» ушло пять минут. Ирландец не выказывал страха в бою, с усмешкой вступал в десятки битв и выходил победителем, но теперь, когда ему нужно было выдрать зуб, он сидел и трясся от ужаса. Он присосался к фляжке с бренди, будто только оно могло успокоить его пред лицом ужасного испытания.

— Покажи зуб, — заботливо сказал Шарп.

Харпер открыл рот и ткнул пальцем в верхний зуб, окруженный воспаленной десной. — Вот он.

Шарп поудобнее взял щипцы и рукояткой, так слабо, как только мог, прикоснулся к зубу. Этот?

— О, боже! — Крикнул Харпер и дернулся, — лучше убейте меня!

— Что за речь, сержант? — Фредриксон старался не смеяться как остальные стрелки, скалящиеся со злорадным интересом.

Шарп перевернул щипцы. Зажимы щипцов, слегка изношенные и ржавые, были зазубрены для лучшего захвата. Это был удобный инструмент и без сомнения, просто идеально подходил для выдирания зубов из искалеченных трупов, но будет ли он также удобен и для хирургической операции, Шарп сказать не мог.

— Это не больнее, чем родить, Харпер, — и Изабелла бы со мной согласилась.

— Женщины не обращают внимания на боль, — сказал ирландец, — а я — да.

— Не хватайте клык слишком сильно, — подсказывал Фредриксон, или вы сломаете его, сэр. — Вытаскивать корень сломавшегося зуба — дьявольская работа. Я видел, как это случилось с Джоком Каллавеем перед штурмом Саламанки, он после этого не мог сражаться. — Вы помните Джока, сэр?

— Шестьдесят первый полк? — спросил Шарп.

— Умер от лихорадки в следующую зиму, бедняга. — Фредриксон наклонился вперед, чтобы внимательнее видеть происходящее.

Слово «лихорадка» прозвучало для Шарпа как похоронный звон, но сейчас не было времени для таких мыслей.

— Открой рот, сержант.

— А вы будете аккуратны? — голос Харпера был угрюмым.

— Я буду аккуратен, как новорожденный ягненок. А теперь отрывай свою чертову пасть.

Огромный рот с пожелтевшими зубами открылся. Взгляд ирландца был настороженным, а когда Шарп поднес щипцы ближе, изо рта издался слабый стон.

Медленно, очень медленно, делая все, чтобы не причинить боль, Шарп взялся клещами за ту часть зуба, которая не была скрыта под воспаленной десной.

— Не так больно, верно? — успокаивающе сказал он. Он посильнее сжал рукоятку, но не слишком сильно, и почувствовал как сержант содрогнулся. — Готов?

Шарп надавил вверх. Он чувствовал дыхание Харпера и его страх, и сочувствовал ему. Шарпу как-то раз выдирали зуб в Индии, и он помнил боль также ясно, как и все раны, полученные в боях. Он надавил сильнее. Зуб не шевелился, хотя сам Харпер трясся так, будто сопротивлялся давлению Шарпа.

— Сильнее, — прошептал Фредриксон.

Шарп надавил сильнее, стальные захваты соскользнули с зуба и задели воспаленную десну, щипцы выскочили изо рта, а Харпер с ревом свалился на бок. — Господь и святые угодники! О, Боже! — Сержант закрыл рот руками, сквозь которые сочилась кровь. — О, небеса! — во весь голос кричал он от боли.

— Они соскочили, — извиняясь, сказал Шарп.

— Да я чуть не сдох! — Харпер отхлебнул еще бренди и выплюнул на землю напиток, смешанный с кровью. — Иисус!

— Может я попробую! — предложил Фредриксон. Лейтенант Минвер улыбнулся, как впрочем и все его люди вокруг.

— К черту всех офицеров! Всех! — Харпер просто горел яростью. — Чертовы ублюдочные убийцы! — Он схватил щипцы, открыл рот, ткнул в зуб пальцем и вздрогнул от боли.