Пока в Мирном утихомиривался сток, мы пешком обошли ближайшие поля и нашли на их стыках наслоения льда, где было даже 24 см. Это уже кое-что. Начали с того, что поставили на лед у борта судна деревянную площадку, загруженную бочками с соляром. Бочек было 13, но на этот раз это число оказалось для нас счастливым. 2600 кг простояли два часа, лишь слегка притопив лед. И к тому времени, как подошла очередь разгружаться танкеру, весь груз ушел в Мирный по тонкому льду. Это был первый окрыляющий опыт работы в Антарктиде со льда такой толщины.

Теперь предстояло заняться танкером. Решение использовать молодой лед и при его разгрузке уже витало в воздухе. Сложность была в другом. Море у самого берега – там, где должен стоять танкер, – замерзает позже всего. Сток в этой зоне наиболее яростен, и прибрежная полынья, невзирая на мороз, сокращается чрезвычайно медленно. Судам предстояло, вмерзая в припай, дожидаться того часа, когда и у берега лед станет достаточно надежным, чтобы, зацепившись за него ледовыми якорями, сдержать напор ветра и, раскатав шланги на льду, залить емкости на берегу под пробки. Но лед у берега либо не образовывался вообще, сгоняемый ветром, либо смерзался медленнее, чем нам хотелось бы. А у судов он изо дня в день прибавлял по 2-3 см. К 20 апреля толщина ледяных полей к северу от острова Хасуэлл, где мы терпеливо ждали своего часа, достигала 40 см, а путь на север, в сторону открытого океана, преграждали зоны всторошенного льда, где можно было начинать отсчет толщины с метра. Уйдем ли? Сумеем ли пробить этот ледяной пояс? Или зазимуем здесь, под боком у Мирного?

Северная кромка припая неумолимо удалялась от нас. Вертолет, уходивший ежедневно на ледовую разведку, проходил по кратчайшему расстоянию до чистой воды – это была обширная полынья западнее ледника Шеклтона, осматривал район у острова Дригальского, а потом возвращался к Мирному и, снизившись до 4-5 м, проползал над черной студеной водой от сопки Ветров до мыса Мабус.

Наконец стужа одолела ветер, и полынья закрылась. Вертолет, только касаясь колесами тонкой ледяной корки, завис на одном месте. Раскрыв дверь фюзеляжа, гидролог, улегшись на живот, долго изучал шероховатую, влажную от рассола поверхность.

– Сядь мне на ноги, свешусь вниз, попробую пробурить прямо из вертолета. Если будет восемь – десять сантиметров, можно выпрыгнуть – тут неглубоко, метров пятьдесят.

– Обвяжись веревкой, лед-то тебя выдержит, да боюсь, струей от лопастей к острову унесет.

Лед оказался 10 см, и, прождав для надежности еще два дня, танкер вошел в пролив и стал на ледовые якоря между островом и берегом.

Однако слить топливо – еще не все. Предстояло выбираться в океан. В такое позднее время суда с рейда Мирного уходили тоже впервые, но даже при самом печальном исходе, который мог постигнуть нас – зимовке не доходя до острова Дригальского, все-таки нам было не скучно: два судна рядом, вокруг только лед, а на танкере прекрасная финская баня.

В конце апреля суда тандемом пошли к чистой воде и, сокрушая лед параллельными курсами, за двое суток одолели пятимильную зону наиболее тяжелого всторошенного льда. А еще через сутки ощутили зыбь. В каютах оживленно обсуждались нюансы захода на Канарские острова и, в предвкушении загара, утюжились шорты, хотя до тропиков было не так уж и близко – две недели перехода через ухабы и слякоть Южного океана. В начале зимы его характер еще сварливее, чем весной. Пустые трюмы «Михаила Сомова» гудели под ударами волн, как гигантские тамтамы. Кренометры раскачивались маятниками, убегая от вертикали на 20°, но побежденный лед уже был позади.

В январе 1915 г. при плавании в море Уэдделла Эрнест Шеклтон обнаружил в восточной его части канал чистой воды, который тянулся от района мыса Норвегия вдоль побережья на юго-запад до 76° ю. ш. Причем летом 1915 г. ледовая обстановка в море Уэдделла и на подступах к нему была крайне тяжелой. В последующие годы никаких экспедиций в этом районе не было, и о существовании этой полыньи забыли.

В декабре 1951 – январе 1952 г., когда в восточной части моря Уэдделла работала совместная норвежско-британско-шведская экспедиция, шведский пилот Р. фон Эссен увидел с воздуха вдоль побережья, насколько хватал глаз, большие пространства чистой воды. Этот год в ледовом отношении для плавания был также весьма неблагоприятен.

С появлением спутников было отмечено, что канал чистой воды в прибрежной восточной части моря Уэдделла появляется иногда уже в ноябре и существует на протяжении всего летнего периода. Именно этому прибрежному разрежению и было вначале дано название «полынья моря Уэдделла».

В последнее время у полыньи моря Уэдделла появился двойник, которому, на мой взгляд, совершенно несправедливо присвоили то же название. Этот двойник территориально располагается в сотнях миль от восточной границы моря Уэдделла, проходящей примерно по 20° з. д., – это зона относительно разреженных льдов, образующаяся над поднятием Мод к северо-западу от моря Лазарева. Можно предвидеть аргументы авторов этой географической неточности. Например, они могут сослаться на то, что гигантский круговорот водных масс и льда на акватории океана к востоку от Антарктического полуострова достигает и поднятия Мод. Но море Лазарева, которого достигает этот круговорот, далековато от моря Уэдделла.

В этой главе речь пойдет только о «настоящей» полынье моря Уэдделла. Так вот, в период МГГ здесь начался экспедиционный бум. Ледоколы и транспортные суда «Генерал Сан-Мартин», «Терон», «Магга Дан», «Стейтен Айленд», «Уайндот» и другие под флагами многих стран совершили здесь плавания. Нельзя сказать, что все они достигли той цели, которую перед собой ставили. Например, заветная мечта многих экспедиций – пройти вдоль побережья моря Уэдделла до самого Антарктического полуострова и организовать здесь станцию – была осуществлена лишь в январе 1980 г., когда у подножия полуострова была открыта советская сезонная база Дружная-2.

В летний сезон 1956-57 г. американский ледокол «Стейтен Айленд» совместно с судном «Уайндот» прошли по прибрежной полынье до юго-западной окраины моря Уэдделла, но организовать там станцию не смогли. Суда вернулись назад и на северном выступе ледника Фильхнера создали станцию Элсуэрт.

Образование прибрежной полыньи моря Уэдделла связано с тем, что береговая черта в этом районе начинает простираться не вдоль параллели, а отклоняется к юго-западу. Это наиболее отчетливо выражено западнее 10° з. д. Господствующее течение, имеющее западное направление, достигнув 5° з. д., продолжает идти на запад, а не отклоняется к югу, вследствие чего вдоль берега создается гидродинамическое разрежение. Господствующие на побережье юго-восточные и южные ветры являются отжимными по отношению ко льдам моря Уэдделла и также способствуют образованию полыньи.

Роль ветров в образовании этих прибрежных разрежений является преобладающей. Поэтому при ветрах северных и северо-западных румбов ледяной массив моря Уэдделла наваливается на побережье и чистая вода вдоль него может либо вообще отсутствовать, либо существовать периодически и непродолжительное время. Кроме того, скопления айсбергов вносят свою лепту в перераспределение дрейфующего льда, образуя местные зоны его скоплений, на основе которых формируются труднопроходимые перемычки.

В 1975 г., когда по перспективным планам работ САЭ было предусмотрено приступить к исследованиям в Западной Антарктике и для начала был выбран шельфовый ледник Фильхнера, мы не нашли обширной информации об этом районе. Ранее, в пятидесятые годы, здесь прочно обосновались аргентинцы (станция Хенераль-Бельграно) и англичане (станция Халли); несколько лет работали станции Элсуэрт, Собраль; в период организации знаменитого трансантарктического похода Фукса действовала база Шелктон. Но морские карты и лоции, находившиеся в нашем распоряжении, были слишком немногословны. Порою берег был нанесен ненадежным пунктиром, и никаких достоверных сведений ни о глубинах вдоль него, ни о высоте ледяного барьера не было. Высота ледяного барьера нас интересовала более всего, так как, прежде чем организовать базу для летних исследований, предстояло пришвартоваться к берегу и выгрузить на ледник из трюмов «Капитана Маркова» и «Василия. Федосеева» тысячи тонн груза. Для этого нужно было найти такой барьер, чтобы высота его не превышала 6 м, чтобы там было не слишком много трещин, и чтобы было место для взлетно-посадочной полосы, и чтобы будущая база находилась как можно дальше от всех очагов цивилизации в Антарктике и как можно ближе к ее внутренним районам, во всяком случае не далее двухчасового перелета на вертолете. База должна была просуществовать пять-шесть летних сезонов и за это время не оказаться на айсберге – неизбежная судьба всех станций, лагерей и баз, возводимых на шельфовых ледниках.