– Но мне не безразлично то, что происходит с Джимми.

– Почему тогда он оказался в Мосс-Сайде? – упрекнул Соулсона Армитедж. – Впрочем, это не твоя вина, Чарли. Эти дети... Они слишком многого хотят, а мы не можем им этого дать. Журналы, телевидение прельщают их красивой жизнью. Они видят, как поп-звезды разъезжают на позолоченных «роллерах», веселятся, пьянствуют, принимают наркотики, и хотят того же самого. Им кажется, что это и есть настоящая жизнь. Они еще дети. Не знают ничего лучшего. – Армитедж направился к двери. – Мне пора. Кланяйся Мэри.

– Да, я ему уже говорил об этом, но...

– Ну и не надо повторяться. Пока!

До прихода Мэри Соулсон больше часа провел с Джимми. Когда парень немного успокоился, Соулсон раздел его. Осмотрев его тело и не обнаружив на ногах следов от уколов, он почувствовал облегчение. Затем, укрыв его одеялом, оставил спать.

– Что случилось? – спросила Мэри, выкладывая покупки в кухне.

Соулсон обошел вокруг стола и придвинул ей стул.

– Тебе лучше сесть.

Она молча выслушала его рассказ. Лицо ее оставалось непроницаемым.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил он.

Она кивнула, а затем, испытывая облегчение, поведала о поздних возвращениях Джимми, о его репутации преуспевающего мелкого дельца в городе.

– Почему же ты мне раньше ничего не говорила? – спросил Соулсон.

– Я виновата. Но ты ведь такой несдержанный. Я не хотела, чтобы вы ссорились, не хотела скандалов в доме. А с возрастом он изменится. – Она взглянула на мужа. Тот молчал. – Как он сейчас?

– Спит.

– Что ты собираешься делать?

Соулсон обратил внимание, что она произнесла «ты», а не «мы», предоставляя право решать ему самому. Она всегда была слишком мягкой с Джимми, относилась к нему, как к своему ребенку.

– Не знаю.

– Сначала ты должен поговорить с ним.

– Это будет нелегко.

– Почему? Он же твой брат.

– В нем есть нечто такое, чего я терпеть не могу.

– Чарльз, он просто... запутался. Ему нелегко жить здесь, со старшим братом. Он чувствует себя приживальщиком. Он всегда уважал тебя. Смотрел на тебя так... знаешь... будто ты где-то там, наверху, – сильный, уверенный. Ему нужна твоя помощь. Особенно сейчас.

В дверь дома постучали.

– Черт, кто там еще? – проворчал Соулсон, вставая из-за стола и направляясь в прихожую. Он вернулся с Армитеджем. – К нам зашел Рой, – сказал он Мэри.

– Привет. Выпьешь чаю? – спросила она.

– Нет. Я ненадолго, – ответил Армитедж и повернулся к Соулсону: – Выйдем на минутку.

– Если речь пойдет о Джимми, Мэри уже все знает.

Соулсон придвинул ему стул.

– Нет, спасибо. Мне действительно надо идти. Как он, нормально?

– Сразу уснул.

Джимми затаился на лестнице наверху: громкий стук в дверь разбудил его.

– Дело принимает дурной оборот, – говорил Армитедж, – Кристли послал меня к тебе. – Он старался совладать с волнением. – Девица изменила показания.

– Что она сказала? – допытывался Соулсон. Армитедж явно чего-то недоговаривал.

– Что тот тип... и Джимми... затащили ее в дом, изнасиловали, а потом вкололи героин.

– Я не верю этому.

– Мы тоже. Она лжет, спасая свою шкуру. Еще она говорит, что тот... который загнулся, не впрыскивал себе сверхдозу. Они балдели вместе, но Джимми захотел увидеть, сколько героина может принять тот тип. По ее словам, он был уже в полубессознательном состоянии, однако Джимми вколол ему еще почти полшприца.

– Она обвиняет Джимми в убийстве?

– Кристли снял отпечатки пальцев со шприца. Там только два четких отпечатка – девицы и покойника.

– Значит, Джимми чист.

– Вероятно. Скорее всего, это сделала девица. – Армитедж потер лоб. – Что-то она темнит. Пытается подставить другого. Мы нашли только одну ампулу. По крайней мере, в той комнате. В других комнатах обнаружена куча всякой всячины.

– Разбудить его?

– Не надо, пусть спит. Просто хотел предупредить – дело может принять серьезный оборот.

– А как они объяснили его отсутствие?

– Кристли говорит, что мы пытались задержать парня, а тот сбежал.

– Так его разыскивают?

– Вероятно, разыскивают. Черт! Надо было сразу сказать об этом, сразу вызвать «скорую помощь».

– У вас будут неприятности?

– Надеюсь, обойдется. Кристли сказал начальству, что парень сообщил об одной вечеринке с наркотиками и мы туда направились, а когда остановились у светофора, тот выскочил из машины и скрылся. А что касается девицы, она изменит свои показания, если Кристли ее обработает. Ведь нет доказательств в ее пользу. Она просто насмерть перепуганная шалава.

– Так что нам делать?

– Успокойся. Я сказал, что ты помогал мне. Мы были вместе, когда меня вызвали, и ты поехал со мной. Возможно, кое-кто пожелает встретиться с тобой, чтобы все уладить.

– А Джимми?

– Пусть держится подальше от Мосс-Сайда. Проследи, чтобы он посещал школу, идет?

– Хорошо.

– Тебе известно, чем занимается твой брат?

– Нет. – Соулсону больше ничего не хотелось слышать, но надо было выяснить все до конца.

– Сводничеством. Нет, он не сутенер, не отнимает у девушек деньги. Просто он подбегает к машинам и спрашивает водителей, не хотят ли те женщину. – Армитедж не мог смотреть Мэри в глаза. – А потом девицы расплачиваются с ним.

– Как?

– Деньгами. Наркотиками. Натурой. Когда как.

– И как долго он этим занимается?

– Почти два года.

Соулсон проводил Армитеджа и вернулся в комнату. В руках он держал шинель.

– Куда ты собрался?

– Мне надо выйти. Проветриться.

– У тебя в голове ужасные мысли.

– А какие еще, по-твоему, у меня могут быть мысли?

– Но он ведь твоя плоть и кровь.

– Он преступник! Я не желаю больше видеть его в своем доме.

– Ты не можешь его выгнать.

– Жить с ним я тоже не могу.

– Твои отец с матерью...

– Они очень старые. Поэтому он здесь. Вообще от него всегда одни неприятности. С тех пор как научился ходить.

– Все равно ты не можешь его выгнать. Помни, что завещал Господь, Чарльз. Прощать. Это то, во что мы верим.

– Я – полицейский. Вот и вся моя вера. Вчера вечером я дал клятву перед Богом, что всеми силами буду бороться со злом, которое убило того ребенка. Мэри, я не могу допустить, чтобы в моем доме жил преступник. Мне не будет оправдания. Как я могу арестовать кого-то, если позволил другому избежать наказания? Это закон, Мэри. Один для всех. И его вина не становится меньше только потому, что он брат полицейского.

– Но он всего лишь принимал наркотики.

– Он сутенер!

– Согласна, он поступал дурно, но он не убивал...

– Нет. Ты не знаешь всего. Я думаю, именно он сделал это.

– Но Рой сказал...

– Рой тоже не знает. – Соулсон сунул руку в карман шинели и достал шприц. На стекле остались засохшие следы желтого вещества. – Они ничего не нашли, потому что шприц подобрал я. Он лежал на полу за спиной Джимми. Наверное, он уронил его.

– Это еще ничего не доказывает. – Но она не могла скрыть панику в голосе.

– Брось, Мэри. Возможно, девица и не лгала. – Он положил шприц обратно в карман. – Утаив свидетельство, я так же виновен, как и он. И я не могу жить с этим, если хочу сдержать свою клятву.

Затаившийся наверху на лестничной площадке Джимми Соулсон повернулся и тихо пошел в свою комнату. Ему нужно было выспаться. Последствия ЛСД, подслушанная новость, страх разоблачения – для пятнадцатилетнего подростка это слишком много. Он лег на кровать и свернулся калачиком. Эта способность спать, когда обстоятельства принимают угрожающий оборот, хорошо послужит ему в будущем.

– Тебе придется уехать, – сказал Соулсон младшему брату. После ухода Армитеджа прошло почти шесть часов.

Джимми пожал плечами – его обычная защитная реакция – и посмотрел в окно. Все еще шел дождь. Ну и что? Все то же самое. В этом проклятом городе вечно идет дождь, и с пробуждением он не прекращается.