Хотя ему пришлось встречаться лицом к лицу с тысячами опасностей, хотя он много раз был ранен и близок к смерти, его вера в Императора никогда не ослабевала. Пять лет службы превратились в десять. Десять – в пятнадцать. Пятнадцать – в двадцать. И все эти годы твой прадед следовал приказам, не помышляя о недовольстве, и ни разу не спросив, когда его могут отпустить со службы. Пока, наконец, спустя почти тридцать лет после своего призыва, он не попал на Джумаль IV.

Конечно, этот мир не значил для него слишком много. Сначала не значил. К тому времени он видел уже десятки разных планет, и на первый взгляд, Джумаль не казался ему чем-то особенным. Его полк только что завершил долгую кампанию и был направлен на Джумаль для отдыха и пополнения на месяц, перед тем как снова отправиться на войну. Но твоему прадеду к тому времени уже немного оставалось воевать. О, он делал вид, что все в порядке, он никогда не жаловался. Но он уже старел, и раны, полученные за тридцать лет боев, начали брать свое. Хуже всего у него было с легкими – они так до конца и не были вылечены после того, как он был отравлен ядовитым газом на планете Торпус III, но все же он не колебался в исполнении своего долга. Он посвятил жизнь службе Императору, и был доволен тем, что исполняет волю Императора, неважно выживет он или погибнет.

И однажды, когда уже близилось время покинуть Джумаль, в полку появились новости, что намечается что-то необычное. Приближался День Императора и вместе с ним тридцатая годовщина основания полка. В качестве акта празднования было объявлено, что все солдаты будут тянуть жребий, и тот, кто выиграет, будет отпущен в отставку с разрешением поселиться здесь, когда полк покинет Джумаль. Эта лотерея, для одного человека из тысяч, могла означать разницу между жизнью и смертью. И когда наступил день лотереи, солдат внезапно охватила вспышка благочестия, когда каждый человек в полку горячо молился Императору, чтобы стать этим избранным. Все, кроме твоего прадеда. Хотя он молился Императору каждое утро и каждый вечер, он никогда ничего не просил для себя.

-  И прадед выиграл лотерею? – спросил Ларн, затаив дыхание от восторга и не в силах больше хранить молчание. – Он выиграл ее и так остался жить на Джумале?

- Нет, Арви, - мягко улыбнулся отец. – Выиграл другой человек. Солдат из того же отделения, что и твой прадед, который сражался бок о бок с ним все эти тридцать лет. Хотя этот человек мог просто взять свой билет и уйти, он этого не сделал. Вместо этого он посмотрел на твоего прадеда с его усталым изнуренным лицом и больными легкими, и отдал ему билет. Видишь, он решил, что твой прадед больше нуждается в отставке, чем он. И вот так твой прадед поселился на Джумале IV, благодаря доброте и самопожертвованию товарища. Хотя в последующие годы твой прадед всегда говорил, что это было нечто большее. Он говорил, что воля Императора видна даже в самых незначительных вещах, и что Император решил, действуя через этого человека, спасти его жизнь. В конце концов, это было настоящее чудо. Пусть маленькое, но все-таки чудо.

После этого отец снова замолчал. Посмотрев на него, Ларн увидел, что на его глазах блестят слезы. Когда отец снова заговорил, каждое слово давалось ему тяжело, из-за едва сдерживаемых чувств.

- Теперь ты понимаешь, почему я подумал, что ты должен услышать эту историю, Арви? – сказал он. – Завтра, как и твой прадед, ты покинешь свой дом и своих родных, и никогда больше не вернешься. И, зная, что тебя ожидают трудные годы, я хотел, чтобы ты, до того как уйдешь, услышал рассказ о твоем прадеде и о том, как он выжил. Я хотел, чтобы ты взял с собой эту историю. И неважно, каким темным и безнадежным может иногда тебе казаться происходящее, ты будешь знать, что Император всегда с тобой. Верь в Императора, Арви. Иногда это все, что мы можем сделать. Верь в Императора, и все будет хорошо.

Не в силах больше сдерживать слезы, отец отвернулся, чтобы сын не видел его глаза. И пока его отец плакал в тени, Ларн сидел рядом с ним, пока проходили долгие мучительные секунды, и пытался найти правильные слова, чтобы утешить его горе. Наконец, решив, что лучше сказать хоть что-то, чем не говорить ничего, он заговорил, нарушив тишину.

- Я запомню ее, папа, - сказал он, слова подбирались с мучительной медленностью, когда он пытался выбрать лучший способ сказать. – Я запомню каждое слово. И, как ты сказал, я возьму эту историю с собой и буду вспоминать о ней, когда мне будет плохо. И я обещаю тебе: я сделаю то, что ты сказал мне. Я буду верить в Императора, как ты сказал. Я обещаю это, папа. И еще кое-что. Я обещаю, вам не придется беспокоиться о том, буду ли я хорошим солдатом, когда попаду на войну. Что бы ни случилось, я всегда буду верен долгу.

- Я знаю, что будешь, Арви, - сказал отец, вытирая слезы с глаз. – Ты лучший сын, который только может быть у отца. И когда ты станешь гвардейцем, я знаю, что мы с матерью сможем тобой гордиться.

12:07 по центральному планетарному времени Джумаля IV(западное летнее корректирование)

- Раз-два-три-четыре! Раз-два-три-четыре! – выкрикивал сержант Феррес, шагая рядом с солдатами 3-го взвода, маршировавшими по пыльному плацу. – И вы называете это маршировать? Да у кучки сортирных крыс заметно больше порядка и дисциплины!

Маршируя вместе с другими, мучительно сознавая свою заметность, Ларн молился про себя, чтобы попадать в ногу с остальными. Его место посреди левой внешней колонны взвода было как раз перед глазами сержанта. Два месяца боевой подготовки, которые он выдержал, оставили у него весьма немного иллюзий насчет того, что случается с теми, кто не соответствует требовательным стандартам сержанта.

- Следите за ногами! – кричал сержант. – Вы не в поле клеитесь к кузинам, кровосмесители! Вы солдаты Имперской Гвардии, Император помоги нам. Давай-давай!

Увидев, что взвод подошел почти к краю плаца, Феррес снова скомандовал резким пронзительным голосом:

- Взвод, кругом! Шагом марш!

Резко повернувшись  на каблуках вместе с другими, когда они возобновили маршировку, Ларн почувствовал себя обессиленным и уставшим как собака. Сегодня, как и в каждый из шестидесяти дней до этого, Феррес мучил их тренировками с самого рассвета. Строевая подготовка, учебные стрельбы, изучение материальной части, рукопашный бой, базовые навыки выживания: каждый день бесконечная серия задач и испытаний. Ларн чувствовал, что за последние два месяца он научился большему, чем всю жизнь. И все же, неважно, как много он и остальной взвод учились, или как хорошо они справлялись, ничто из этого, казалось, не удовлетворяло мстительного сержанта.

- Раз-два-три-четыре! Шагайте в ногу, проклятье! – ревел сержант. – Я буду гонять вас здесь еще два часа, если это потребуется, чтобы научить вас ходить строем!

Ларн не сомневался, что Феррес исполнит свою угрозу. В прошедшие два месяца сержант постоянно демонстрировал склонность применять драконовские наказания даже за самые незначительные нарушения. Уже не один раз побывав жертвой таких наказаний, Ларн научился бояться сержанта и его представления о дисциплине.

- Рота, стой! – наконец заорал сержант Феррес, ястребиными глазами следя, не нарушил ли строй кто-нибудь из гвардейцев. Потом, видимо, удовлетворенный тем, что каждый солдат остановился в ту секунду, когда услышал приказ, он снова крикнул, удлиняя каждый слог команды:

- Налево!

Щелкнув каблуками, рота повернулась лицом к сержанту. Увидев, что Феррес целеустремленно направляется к ним, Ларн изо всех сил старался держать плечи развернутыми, а спину прямой как шомпол, его глаза пристально смотрели вперед, как будто вглядываясь во что-то. Он уже достаточно хорошо знал сержанта Ферреса, чтобы понять, что проверка последует незамедлительно после окончания маршировки. Также он знал, что к солдатам, не прошедшим эту проверку, Феррес будет не более милостив чем к тем, чья строевая подготовка не соответствовала его стандартам.