– Вон там валяется педик, – махнул я рукой назад. – Твоя деваха ждет ребенка. Ты согласен, чтобы в школе его учил извращенец? Чтобы такой вот гомосек навязывал ему свои взгляды?

– Расслабься, дружище, ты отметелил мужика, и я тебе помог, а вообще по жизни у меня простой девиз: не лезьте ко мне, и я не буду лезть к вам.

Жаль, Чарли не видит логику развития событий – как эти выблядки подминают под себя все вокруг.

– Не, ты послушай, – пытаюсь объяснить, – в Шотландии пытаются отменить статью 28 Закона о местном управлении, а ведь только она и защищает детей от гомосеков.

– Не гони, – сказал Чарли, качая головой. – Когда я учился в школе, никаких статей и в помине не было, во времена отца и деда – тем более. И без них прекрасно обходились. Невозможно внушить человеку, кого ему трахать. Он или такой, или сякой.

– В смысле? – спросил я.

– Знаешь, если в тебе от природы нет голубизны, вряд ли ты захочешь впердолить мужику, – говорит он, смотрит на меня и давит лыбу.

– Чего ты этим хотел сказать?

– Может, шотландцы в этом плане отличаются, вы же ходите в юбках, – заржал он. Заметив, что мне отчего-то не смешно, он толкнул меня в плечо. – Расслабься, Джо, я ж прикалываюсь над тобой, упертый дятел. Хоть зашли мы неудачно, но свою порцию кайфа получили. Двигаем отсюда.

Мягко сказать, я не в восторге. Есть вещи, которыми не шутят, даже близкие друзья. Ладно, проехали, будем считать, что меня топорщит паранойя после махача – вдруг кто видел, как мы метелим пидора. Вообще-то Чарли – правильный пацан и хороший кореш, мы по приколу часто наезжаем друг на друга, но черту не переступаем. Он – охуенный чувак. Ну и мы двинули оттуда, в знакомый ночной клуб, и выкинули из головы все, что произошло.

А поди ж ты, поездка в метро навеяла воспоминания. Достаточно было глянуть на тошнотных жопотрахов напротив. Бу-э-э-э. Меня чуть не вывернуло, когда один из них игриво мне улыбнулся. Спокойно, Джо, отвернись, дыши глубже. Пальцы вонзаются в обивку кресла. Мне выходить на Лестер-сквер, ебанись, педикам тоже. Пропускаю их вперед к лифту, который вынесет нас на улицу. Там полно народу. От одной мысли, что толпа прижмет меня к этим говномесам, по коже бегут мурашки, лучше я подожду следующего. Так что меня основательно мутит, когда я выбираюсь на поверхность и двигаю на Уордур-стрит, к “Кораблю”.

Подтягиваюсь в бар, а там Чарли треплется по мобильнику. Пизда. По ходу смутно знакомая деваха пришла с ним. Он пока меня не замечает.

– Девочка. В четыре двадцать утра. Два с половиной кило. Обе чувствуют себя нормально. Лилли… – Он видит меня и расплывается в широкой ухмылке. Я сжал его плечо, а он в ответ кивнул на девушку, и до меня дошло, что это его сестра. – Ее зовут Люси.

Люси улыбнулась мне, склонила голову, подставляя щеку для поцелуя, чем я не замедлил воспользоваться. Первое впечатление – охуенно ладная подруга. Длинные каштановые волосы сверху прижаты темными очками. Одета в синие джинсы и голубую маечку. Второе впечатление (по идее, обратное) – она похожа на Чарли.

Я знал, что у Чарли есть сестра-близнец, но встречаться не доводилось. Теперь она стоит напротив. Полный отвал башки. Прикол в том, что она и впрямь похожа на него. Нив жизнь бы не представил себе женщину, похожую на Чарли. Зато увидел ее наяву. Надо признать, худенькая, женственная, прелестная версия, но при том – вылитый Чарли.

Смерив меня оценивающим взглядом, улыбается. Втягиваю пивной животик.

– Я правильно понимаю, ты – тот самый знаменитый Джо?

Тот же южнолондонский говорок, что и у Чарли, но выше тоном и чуть в нос. Акцент у Чарли такой густой, что когда я впервые с ним встретился, мне показалось, он косит под работягу, хотя по жизни образованный.

– Есть такое дело. А ты, значит, Люси, – подтверждаю я очевидное, бросаю взгляд на Чарли, не отрывающегося от мобильника, и снова обращаюсь к его сестре: – Что-нибудь случилось?

– Да, девочка родилась. В четыре двадцать утра. Два пятьсот сорок.

– Как Мелисса себя чувствует?

– Нормально, ей пришлось тяжело, но хотя бы Чарли был рядом. Он вышел, а тут схватки начались, и…

Чарли вешает трубку, мы обнимаемся, он жестом просит, чтобы принесли выпить, и перехватывает нить рассказа. Выглядит он счастливым, уставшим и слегка ошеломленным.

– Джо, я был рядом! Пошел выпить кофе, иду назад и слышу “Показалась головка”, я как ломанусь внутрь, и оп-па – оно уже у меня на руках!

Люси посмотрела на него неодобрительно; густые черные брови точь-в-точь как у брата.

– Не оно, а она. Лилли, помнишь?

– Да, назвали Лилли…

У Чарли снова звонит мобильник. Он поднимает брови и пожимает плечами.

– Привет, Дзйв… а га, девочка… в четыре двадцать утра… два с половиной килограмма… Лилли… Наверное, в “Розы”… Перезвоню через часок… Пока.

Едва он перевел дыхание, как телефон снова зазвонил.

– Забавно, что мы раньше не пересекались, – сказала Люси, – потому что Чарли постоянно о тебе рассказывает.

Развиваю тему.

– Да, он просил меня быть шафером на свадьбе, но у меня разболелся отец, пришлось срочно к нему ехать. Пожалуй, так даже лучше вышло, вместо меня позвали друга из его района, он знал семью, все дела.

Папахен мой вскоре поправился. Не сказать, чтобы он так уж рад был меня видеть. Он так и не простил мне, что я не пришел на первое причастие нашей Анжелы. Я не смог признаться, что виноват мудак священник. Не сейчас. Слишком много воды утекло. Но однажды этот гондон свое получит.

– Сложный вопрос, я бы не отказалась увидеть тебя в килте, – хихикает Люси. Ее личико словно лучится смехом. Я понимаю, что она уже подвыпила и расчувствовалась, но при том активно со мной заигрывает. То, что она так похожа на Чарли, что они как инь и ян, лишает меня присутствия духа, но странным образом возбуждает. Прикол в том, что я помню грязные инсинуации этого засранца после того, как мы в Клапэм-Коммоне отмудохали гомика. Интересно, что он будет чувствовать, если я перепихнусь с его сестрой.

Мы с Люси болтаем, а Чарли тем временем улавливает настроение, витающее в воздухе. Он продолжает трепаться по мобильнику, но уже без прежней вальяжности; чувствуется, что он хочет побыстрее закруглиться с разговорами и понять, что у нас происходит. Ну я покажу этому скоту. Припомню, как он говорил всякие гадости. Английская сволочь.

– Найджел, уже в курсе? Слухами земля полнится. В полпятого утра… девочка… два с половиной… обе хорошо… Лилли… в ” Розах”… часов в девять, но я тебе перезвоню через часок. Пока, Найдж.

Привлекаю внимание бармена и жестами обозначаю заказ: три “Бека” и три стопочки “Смирнофф”. Чарли поднимает бровь.

– Джо, не гони, впереди длинная ночь. Сегодня в “Розах” будем делиться здоровьем с малышкой.

– Строго одобряю.

Люси берет меня за руку и говорит:

– Мы с Джо уже начали.

Походу Чарли от души меня разрекламировал, потому что я вроде как склеил его сестру, не сказав толком ни слова. Судя по выражению его физиономии, он того же мнения; считает, что перестарался.

– Так, мне надо отойти, – мямлит он. – Мэл с крошкой завтра возвращаются, надо разобраться, порешать вопросы. Встретимся ближе к ночи в “Розах”. Не напивайтесь вусмерть.

– Хорошо, папочка, – говорю я с бесстрастной рожей, и Люси хохочет, может, чуть громче, чем стоило бы. Чарли улыбается и говорит:

– Знаешь что, Джо, она чистой воды фанатка “Миллуол”. Когда вылезала из мамки, пинала врачей!

Секунду размышляю.

– Назови ее не Лилли, а Милли.

Чарли отклячивает нижнюю губу, поднимает бровь и трет челюсть, словно и впрямь обдумывает такой вариант. Люси пихает его в грудь.

– Только попробуй! – Потом заявляет уже мне: – Ах ты негодник, на что ты его подбиваешь!

В тихом пабе ее голос звучит слишком громко, люди оборачиваются, но никак не реагируют, они понимают, что мы дурачимся по пьяной лавочке. Она мне жутко по душе. Зацепила. Я оценил, как она сделала один лишний шажок в мое личное пространство. Мне нравится, как она наклоняется ко мне, когда что-то говорит, как стреляют ее глазки, как она возбужденно жестикулирует. Да, сейчас такой момент, когда эмоции зашкаливают, но она по жизни кипучая, безгранично напористая, по ней видно. Моя симпатия к ней крепчает, от бухла все плывет, и я перестаю видеть в ней Чарли. Как же трогательно смотрится родинка на подбородке – да нет, какая родинка, это прелестная мушка; как мило разметались пышные каштановые волосы. Потрясающая женщина.