Ту Груф особенно привечает "себе подобных" -- то есть, людей словесного искусства, поэтов, писателей и избранных бардов. Здесь часто проходят разнообразные чтения, весьма занимательные выступления музыкантов. В общем, "Красный жбан" -- это одно из мест сосредоточения городской богемы и на мой взгляд едва ли не самое приятное из подобных "гнездовий".

   Анжара сидела за стойкой, вполоборота к залу, и с печатью меланхолии на выразительном морщинистом лице курила трубку с длинным изогнутым мундштуком и причудливой чашкой, вырезанной из камня. Короткий ёжик серебристо-седых волос на фоне смуглой коричневой кожи смотрится экстравагантней, чем любой другой цвет, который могут предложить парикмахеры, и волосы ту Руже никогда не красит. Зато весьма увлекается росписью по собственному лицу, и макияж её яркостью сравним разве что с театральным гримом.

   Низкорослая, откровенно тощая, мамаша Жу обладает осанкой и изяществом профессиональной танцовщицы, хотя, насколько мне известно, к танцам никогда никакого отношения не имела. Одета сегодня Анжара была в широкие узорчатые золотисто-жёлто-красные штаны по свелской моде, белую блузу с объёмными рукавами на манжетах и высоким воротом, отороченным пышным кружевом. На воротнике красовалась камея, от которой вниз, едва не к солнечному сплетению, бежала узкая щель глубокого выреза, обнажавшего острые ключицы и сухую дряблую кожу. Посередине худое тело перетягивал тугой корсаж из светлой хорошо выделанной кожи, откровенно потёртый и местами засаленный.

   -- Доброе утро, Жу, добрый день, господин ту Груф, -- поздоровалась я, присаживаясь к стойке рядом с Анжарой. Хозяин заведения вежливо ответил на приветствие и отхлебнул ещё огры из большой кружки. Ту Руже проследила за моим приближением скучающим взглядом густо подведённых тускло-серых глаз, выпустила несколько сизых дымных колечек в потолок, когда я устроилась на высоком стуле, и только потом соизволила ответить.

   -- Ну, здравствуй, девочка с шестерёнками. Давно тебя не видно, -- голос был равнодушным и звучал так, будто женщина делает нам всем одолжение, присутствуя в этом мире.

   Похоже, сегодня речь шла не просто о меланхолии, а о крайней степени разочарования в окружающем мире.

   -- Работа, -- я развела руками. -- Выглядишь расстроенной. Что-то случилось? -- уточнила я, на всякий случай скосив взгляд на Вигири. Вдруг, в самом деле какие-то проблемы? Верилось в это слабо, но спросить стоило: сообщив собеседнику, что всё тлен и безысходность, и получив в ответ толику даже неискреннего сочувствия, ту Руже становится гораздо благосклонней.

   Но ту Груф демонстративно скривился, закатил глаза и выразительно кивнул в сторону стеллажа, заполненного разнокалиберными бутылками с горючими смесями разных цветов и вкусовых качеств. Я с трудом спрятала улыбку и сохранила на лице сочувственное выражение. Всё ясно, этим утром мир мамаши Жу в серо-зелёные цвета тоски разукрасило банальное похмелье.

   Впрочем, нет, не банальное; пробить эту закалённую женщину трудно, так что её вечер наверняка удался весьма насыщенным. Ту Руже пить любила и умела, никогда не опускалась до употребления какого-то низкосортного пойла и, стало быть, причиной её сегодняшнего состояния могло оказаться только количество горячительных напитков, влитых в лужёную глотку.

   -- Мировой Диск опять ускорился, -- женщина поджала губы. -- С каждым оборотом он крутится всё быстрее и быстрее. Надеюсь, я не доживу до того дня, когда нас всех слизнёт с его поверхности эта сила, как её? Да ты должна знать, девочка с шестерёнками! Что-то там с бегством от центра связано...

   -- Центробежная сила? -- уточнила несколько озадаченно.

   -- Вот-вот, она самая. Помяни моё слово, деточка! Мы держимся за Диск из последних сил, -- сообщила она, погрозив мне загубником трубки, после чего снисходительно добавила: -- Впрочем, в твои годы я этого всего тоже не замечала. А потом начинают проявляться симптомы, -- со значением выделила она интонацией. -- Начинает зверски тянуть прочь от Домны, к тихой провинции и одиночеству, и неуклонно гнуть к земле. -- Направленный куда-то вовне взгляд Анжары подёрнулся поволокой, и женщина с сердитым сопением выпустила клуб дыма носом. Нос у неё весьма примечательный -- длинный, тонкий, с чуть задранным кончиком и узкими ноздрями, и сейчас он здорово напомнил предохранительный клапан парового котла, стравивший избыточное давление. -- Да. Симптомы, -- вновь с нажимом повторила она. -- Неизбежная, гадкая смертельная болезнь. Называется -- старость, -- подытожила женщина и умолкла, сосредоточившись на собственных мыслях.

   Я вновь с вопросом уставилась на хозяина кабака. Всякое я слышала от мамаши Жу за несколько случайных встреч, но сегодня она вела себя особенно странно. С чего бы ей заговаривать о старости?

   -- У Анжары вчера был день рождения, -- вполголоса пояснил ту Груф, а я глубокомысленно покивала. Это всё объясняло -- и похмелье, и тему времени и бренности всего сущего. -- Огры? -- понятливо предложил мужчина мне, и после кивка достал откуда-то из стойки пузатый керамический сосуд.

   Некоторое время мы трое помолчали. Ту Груф, пользуясь тишиной и отсутствием посетителей -- занята была всего пара столиков -- читал какую-то книгу, Анжара упивалась собственной меланхолией или попросту спала с открытыми глазами, а я думала, как начать разговор. Сложно угадать, что именно придётся кстати: не то поздравления, не то соболезнования, не то комплимент в духе "ты хорошо сохранилась", не то прямолинейное "все там будем".

   -- Нет никакой центробежной силы, это математическое приведение, -- заметила я наконец.

   -- Как -- нет? -- ту Руже удивлённо вскинула брови и уставилась на меня. Краем глаза я заметила, что Вигири спрятал улыбку в уголках губ и украдкой показал мне в знак одобрения оттопыренный большой палец.

   -- А вот так, -- ответила, пожав плечами. -- Её физически не существует. Есть сила трения и сила упругости, которые сопротивляются ускорению. А центробежную и центростремительную силы вводят для удобства расчётов.

   Мамаша Жу выразительно хмыкнула, окинула меня подозрительным взглядом -- а потом вдруг громко расхохоталась, запрокинув голову. Смех у неё был сиплый, каркающий, вполне отвечающий хриплому прокуренному голосу, но он неожиданно не вызывал неприязни и раздражения. Наверное, потому, что очень органично вписывался в остальной образ.

   -- Хорошо меня эта девочка умыла, а, Гирь? -- хлопнув ладонью по стойке, заявила Анжара. -- Плесни-ка и мне огры, глядишь, в мозгах прояснится. Ладно, а ты чего хотела-то, девочка с шестерёнками?

   Прозвище это она мне придумала почти сразу, через пару минут знакомства. Полностью оно звучало как "девочка с шестерёнками в голове", и я до сих пор не понимала, какой именно смысл в него вложен. То ли "девочка, думающая о шестерёнках", то ли "девочка, у которой шестерёнки вместо мозгов". Учитывая личность мамаши Жу и её любовь к афористическим высказываниям, не удивлюсь, если подразумевались оба варианта и ещё какой-то третий, не пришедший мне в голову.

   -- Ничего неожиданного, нужна информация, -- честно ответила я. Ту Руже такую прямолинейность не одобряет, но я совершенно не умею плести словесные кружева, и даже пытаться не собиралась.

   -- Я не мешаю? -- вежливо уточнил хозяин заведения.

   -- Может, даже поможешь, -- успокоила его. Мои собеседники озадаченно переглянулись, и Анжара восхищённо присвистнула.

   -- Определённо, ты сегодня не устаёшь меня восхищать. И какого рода информация тебя интересует?

   -- С кем в последние дней двадцать мог контактировать Чичилин ту Варш?

   -- Деточка, я надеюсь, ты не собираешься возвращать его любой ценой или страшно мстить? -- по-птичьи склонив голову набок, с непонятным выражением уточнила она.

   -- У меня есть дела поважнее, -- выразительно скривилась я. -- Ну так что?