Кашка спрятал конверты под рубашку и двинулся к лагерной калитке.

Он был уже у отрядной дачи, и уже наперебой говорили ему, что Серафима ходит злая и разыскивает его. И он уже успел испугаться и расстроиться, потому что Серафимы боялся, а Володю не нашел. И вдруг в одну секунду позабылись испуг и тревога. Кашка услышал Мишкины слова. Мишка сидел среди кустиков и беседовал с Обезьяньим Царем. И они говорили такое!.. В общем, Кашка замер сперва, а потом в нем что-то сорвалось.

И он ринулся в битву так же стремительно и без оглядки, как недавно врубался в гусиные ряды…

- Кто тебе разрешил? - повторила Серафима. - Кто позволил без спроса уходить из лагеря? Знаешь, что за это бывает?

Кашка точно не знал. Наверно, что-то жуткое. Неужели исключат? А вдруг правда отправят сейчас домой? И не поедет к нему Володя…

Страшная беда, неминучая, нависла над Кашкой. И казалось, не было спасения.

Но оно было. Оно пришло. Появился Володя.

Он тоже смотрел на Кашку не очень-то ласково. Но смотрел внимательнее и увидел то, что Серафима не заметила сгоряча.

- Подожди, - хмуро сказал он Серафиме. - Не видишь, он весь в крови?

Конечно, Кашка не весь был в крови. Просто рука у него оказалась расцарапанной выше локтя. Кровь ползла медленными струйками.

- Покажи, - велел Володя. - Дрался, что ли?

- Это он сам о ветки расцарапался, честное октябренское, - жалобно заговорил Мишка Зыков. - Я его даже не стукнул ни разику.

Серафима поморщилась:

- Еще не легче! Теперь в медпункт его тащить. Бинты, йод, писк…

- Какой там писк, - сказал Володя. - Кашка, иди к Райке. У девчонок есть бинт. Да скажи, чтоб промыли. Ну, бегом, чего стоишь?

Кашка моргнул, приоткрыл рот, словно спросить хотел что-то. И сорвался с места.

Серафима растерянно посмотрела вслед. Потом запоздало возмутилась:

- Ты, Новоселов, собственно говоря, что распоряжаешься?

- Тебя пожалел, - усмехнулся Володя. - Сама же говоришь, что боишься писка.

- Не лагерь, а орда, - печально сказала Серафима. - Ну ладно. Я с вами еще разберусь.

- Разбирайся со мной, - серьезно попросил Володя. - А с Кашкой я разберусь сам.

- Великолепно! - Серафима подбоченилась и наклонила набок голову. - Может быть, теперь ты вожатый, а не я? Может быть, ты за мой отряд отвечаешь? Или я все-таки?

- Ну, ты… - мрачно согласился Володя. - А если ты… Если ты отвечаешь, то отвечай как надо, а не хватай сразу человека за шиворот! Ты знаешь, зачем он бегал на почту? Ничего не знаешь. А сразу ругаешься! А может быть, он какое-то важное письмо ждет! - Володя почувствовал, что нашел слова, с которыми трудно спорить. И продолжал почти весело: - Может быть, у него дома что-нибудь случилось, может, он по ночам не спит… Ты его про это спросила?

- Не спит он, как же… - неуверенно проворчала Серафима. - Другой бы на его месте взял бы тогда и объяснил все. А он стоит и молчит…

- Другой на его месте, - ядовито сказал Володя, - взял бы да сунул все эти письма под пень в лесу или в яму какую-нибудь. И концы в воду. Никто бы и не узнал, что он на почту бегал. А он принес…

Может быть, Серафиме нечего было возразить. А может быть, она взглянула на рассыпанные по песку письма и увидела среди них то, которое очень ждала. В общем, она торопливо наклонилась, собрала конверты, проворчала, что все равно это дело Кашке, а заодно и Зыкову так не пройдет, и ушла.

Володя весело засвистел. Победа была за ним. Он уже хотел покинуть «поле битвы», но заметил у края аллеи, в траве, свернутый листик бумаги. Записка, что ли, какая-то? Она шевелилась под ветром, словно хотела выбраться из путаницы стебельков и листьев.

Володя развернул бумажку и увидел:

Стихи для Валоди

Володя аккуратно, уголок к уголку, свернул листик и спрятал в карман. Улыбнулся и пошел туда, где перевязывали раненого оруженосца.

Но Кашка уже сам летел навстречу. Распущенный бинт реял за ним, как вымпел.

Сзади с возмущенными криками бежала Райка, а за ней еще три девчонки.

- Во-лодя… - Кашка остановился и никак не мог отдышаться. - Тут бумажка… с письмами была… Я потерял…

Володя вынул стихи.

- Эта?

Кашка начал улыбаться. Улыбка была смущенная и вопросительная.

- Я прочитал, - негромко сказал Володя. - Хорошие стихи. Правда, Кашка, хорошие. Честное слово… Ну, давай я завяжу руку.

- Вот придумал! - вмешалась Райка. - Нужен стерильный бинт. Смотри, он этот в песке извозил. Сорвался как сумасшедший. Девочки, дайте йод.

Она развернула новый моток бинта. Кашка послушно подставил локоть. Смотрел он не на Райку, а на Володю. Равнодушный к боли и совсем счастливый.

- Кашка, а зачем тебя на почту понесло? - поинтересовался Володя.

- Чтоб скорей письмо отправить. Чтобы мама скорей ответ написала… - Кашка замялся. Неудобно было объяснять Володе, что без маминого разрешения он побаивался везти к себе гостя.

- А дрался зачем?

Кашка насупился. Покосился на Райку.

- Я потом… скажу.

Райка завязала тесемки бинта.

- Пойдемте, девочки. Пусть они секретничают.

Девчонки с независимым видом удалились. Даже их спины говорили: «Больно нужны нам ваши тайны!»

- Ну? - сказал Володя.

- Мишка Зыков говорил, будто она нарочно мимо стреляла… - Кашка сердито кивнул вслед Райке. - Нарочно, чтобы тебе первое место досталось. Потому что… Мишка - он дурак. Говорит: потому что она в тебя влюбилась.

- Тьфу ты… - Володя сказал это беззаботно, а у самого тут же заныло, заскребло на душе. Беспокойство - как злая мышь.

Он всегда не любил непонятные разговоры и загадки, полунамеки и хитрые взгляды. Это его злило. А здесь… Здесь было еще хуже. Он не понимал, что и почему хуже, только почувствовал: чтобы не стало совсем плохо, надо решить все мгновенно:

- Райка, стой!

Девчонки остановились, удивленно оглядываясь. Володя подошел почти вплотную.

- Слушай, - отчетливо сказал он. - Ребята говорят, что ты нарочно мазала по мишеням. Для меня. Да?

Девчонки приоткрыли рты. Райка сделала круглые глаза.

- Если да, скажи сразу, без дураков, - потребовал Володя.

Он смутно чувствовал, как рвутся между ними ниточки-паутинки. Ниточки, о которых он раньше не догадывался. Но рядом стоял весь натянувшийся, напряженно ждущий ответа Кашка, соучастник его победы, верный и доверчивый оруженосец. И это было главное.

- Скажи, - твердо повторил Володя.

Райка отступила к березе, запрокинула голову и принялась хохотать. Хохотала она старательно и громко.

«Аут», - мысленно произнес Володя. Он по-прежнему чувствовал досаду, но беспокойство исчезло.

- Пойдем, Кашка. Разве их поймешь, девчонок… Пошли. Ты мне поможешь просунуть нитку в иголку.

Дни убегали. Чем ближе к концу, тем скорей. А письмо для Кашки не приходило.

Дежурные отправлялись на почту после обеда, в тихий час, который тянулся не один час, а два часа. И это время было для Кашки не сон, а мучение. По нескольку раз он срывался с кровати и выскакивал из палаты, будто бы по неотложному делу. И смотрел, не возвращаются ли дежурные. Иногда Кашке удавалось встретить их, но такие встречи приносили одно расстройство: письма не было.

До прощального костра осталось четыре дня. Вернее, три с половиной.

Кашка лежал и смотрел на потолок. По деревянной балке ходила блестящая зеленая муха. Кашка загадал: если муха перейдет через длинную трещину, письмо сегодня будет обязательно. Муха через трещину не шла. Кашка то уговаривал, то ругал ее шепотом, но без всякой пользы. Муха погуляла вдоль балки и остановилась у круглого сучка. Неожиданно она стала толстеть, расти и превратилась в смешного челотяпика с усами и шпагой. Кашка не удивился такому делу, только не понял: как он там держится вниз головой. И еще оказалось, что сучок - это не сучок, а деревянная пробка. Челотяпик обхватил ее, начал раскачивать и наконец выдернул из гнезда. Пробка полетела вниз и хлопнула Кашку по лбу. Он моргнул и увидел, что ни пробки, ни челотяпика нет, а есть Алеша Малютов, который приготовился второй раз щелкнуть Кашку в лоб.