Кончилась. Внизу, в потоке.

Вашек не знал, что перелетел через дорогу, и даже не заметил мужчину, который проезжал по ней на заснеженном мотороллере.

С запозданием заметил тот мальчишку, который стремглав летел со склона. Рванув мотороллер в сторону, он потерял управление и въехал в сугроб. Облако снежной пыли засыпало его. Мотор ревел во всю мощь. Бросив упавшую машину, мужчина кинулся на дорогу.

ГДЕ МАЛЬЧИШКА?

И вот он увидел его.

Вашек лежал по пояс в воде, изо всех сил упираясь руками в камень, но встать на ноги не мог. И тут почувствовал, как чья-то сильная рука схватила его за штаны и приподняла.

– Ты цел?

Вашек услышал глубокий густой голос. Кивнул – да, мол. Он еще не видел этого человека, потому что висел в воздухе. Чувствовал, что весь дрожит, и было ему не до того, чтобы как-то ускорить эту неожиданную встречу.

– А ноги как? – рявкнул мужчина.

– Запутались, – пискнул Вашек.

Лыжи с креплениями без предохранителей крепко держались на ботинках, а из-за этого такие вот бесшабашные гонки, как правило, заканчивались больницей. Когда мужчина убедился, что перелома вроде бы нет, то, дождавшись, пока мальчишка выровняет лыжи, он поставил его на снег.

– Будь я твоим отцом, так вздул бы тебя, чтоб неделю не садился!

У Вашека тряслись подбородок и колени, но он не плакал. С рукавиц стекала вода, куртка и штаны у него тоже промокли насквозь, а капельки по краям шапки превращались в крупинки льда.

– Откуда ты?

– Из «Снегурочки», – прошептал Вашек, не решаясь взглянуть на рассерженного дяденьку.

– Очень рад! – пробурчал тот суровым голосом и снова поглядел наверх, в сторону леса, откуда только что скатился этот сорвиголова. Но никого там не было видно, никто там еще не хватился этого малявки.

– С кем ты здесь? – спросил он, снимая потрепанное полупальто, под которым у него оказалась оранжевая куртка. – Ну что? Язык проглотил? – набросился он на мальчишку. – Ты здесь со школой?

Вашек стоял перед ним разинув рот и в немом изумлении смотрел на своего спасителя: лицо исхлестано ветром, глаза проницательные. Не было у него таких уж широких плеч, и высоким его нельзя назвать, зато он был СИЛЬНЫЙ и на рукаве оранжевой куртки выделялся знак ГОРНОЙ СЛУЖБЫ.

– Так с кем ты здесь?

– С МАМОЙ! – выкрикнул наконец Вашек, и лицо у него прояснилось от радостной надежды, потому что, полагаясь на свой опыт мальчишки восьми с половиной лет, он решил, что лучшего жениха для мамы ему не сыскать.

Да и работа у этого парня была что надо: СПАСАТЕЛЬ.

За окном уже стемнело, но Вашеку показалось, что мама пока не начала распаковывать чемодан. Мыслями он был еще там внизу, у потока, где тот человек напялил на него свою пуховую куртку Горной службы, поднял капюшон и посадил на мотороллер. Во время езды Вашеку пришлось всей грудью прижиматься к нему, он и сейчас чувствовал, как хорошо было держаться за него обеими руками. Радость омрачало лишь то, что он не знал ответа на решающий вопрос. На лесной дороге, неподалеку от «Снегурочки», мужчина остановился. Вашек, согреваемый мыслью, что сегодня вечером тот снова появится здесь, помчался вниз, к отелю, и только в последнюю минуту сообразил, что не спросил о самом главном. Быстро обернувшись, он что есть мочи завопил:

– Эй, дядя! Вы женаты?

Но мотороллер уже исчез за поворотом. Единственный, кто мог услышать его, – это мама. Вашек в ужасе поглядел наверх. Но все окна были закрыты.

Нет, ни к чему отравлять себе радость напрасными сомнениями! Вашек твердо решил не упускать подходящего случая. Открыв мамин чемодан и осторожно раздвинув стопки аккуратно сложенного белья, он наконец нашел то, что искал: одним рывком вытащил тонкий вязаный свитер, перевернув все остальное вверх тормашками.

– Эта кофта тебе очень подходит. Ты такая в ней красивая, – сказал он с умильной улыбкой маме, войдя в комнату.

Анна тем временем вытащила из ящика скороварку и постаралась сделать все, чтобы не показать Вашеку, как она удручена. Днем Анна говорила с секретаршей, которая подтвердила: да, в репертуаре действительно произошли изменения. Услышав от нее, что через два дня в театре пойдет «Жизель», в которой у Анны не было дублера, она потеряла и последнюю надежду. Ее не покидало предчувствие, что вечером ее тоже не ждет ничего хорошего.

– Безобразие, почему ты не в пижаме? – раскричалась она на Вашека, искоса глянув на часы.

– А что, разве мы в пижаме пойдем ужинать?

– Ужинать мы будем здесь, – сказала Анна и забрала из его рук свитер.

Только теперь заметил Вашек, что маленький стол у окна уже накрыт.

– Не вздумай выбрасывать хлеб с паштетом в корзину! – предупредила его Анна.

Вашек понял, что случилось непоправимое.

– Мама, мамочка, я хочу в бар! – жалобно захныкал он. – Хотя бы на мороженое! – клянчил Вашек, но, не дождавшись ответа, вскочил на диван и обнял маму за шею как раз в тот момент, когда она разливала кипяток из кружки по стаканам, положив туда пакетики с чаем.

– Отпусти меня! – резко бросила Анна, отставляя кружку на мраморный подоконник. – Ты сегодня провинился, а у меня заказан междугородный.

И Вашеку припомнилось, что когда пополудни он вернулся в гостиницу, то увидел маму лежащей на диване, глаза у нее были закрыты. Он решил, что она спит.

А может, она не спала и все слышала, хотя окна и были закрыты. О какой другой провинности могла идти речь? И хотя Вашек признал, что это, пожалуй, похоже на какой-то там проступок, но все-таки отступать было до слез обидно, и он отважился попросить:

– Мама, ну пусти, я же обещал! Он будет меня ждать.

– Кто?

– Один мой товарищ.

Мама протянула руку к сумке, лежащей на тумбочке, и вытащила кошелек. Нет! Ничего она не слышала! – облегченно вздохнул Вашек. Но тут его совершенно сразили мамины слова:

– Из комнаты ни на шаг, понял?

Пока Вашек с курткой сидел на полу прихожей и советовался сам с собой, как бы ему не потерять еще не обретенного друга, в отель вошел Любош Рихман. Отряхнул на циновке горные ботинки, снял шапку и расстегнул молнию потрепанного полупальто.

За окном уже сгущался туман. Любоша это совсем не радовало, так как сегодня вечером путь его лежал в Тетеревку, где уже три дня не работал телефон и заведующий с женой были отрезаны от мира. Он прошел через столовую, остановился в бильярдной у колонны, не найдя мальчика ни в общей комнате, ни в игорном зале, начал терять терпение. Отказался от приглашения управляющего посидеть с ним за рюмочкой, а официантке с тупым носиком и в короткой юбке в обтяжку пообещал, что на обратном пути заглянет сюда отведать мяса косули в сметанном соусе.

Он злился на себя, что забыл спросить у мальчишки даже имя, потом решил справиться у портье, кто прибыл сюда утром. Но дойти не успел.

Любош увидел ЕЕ. Она сходила по дубовым ступеням в холл. На ней были клетчатая юбка, меланжевый свитер и шлепанцы, звук которых и привлек его. Она шла с сосредоточенным и задумчивым видом, ни на кого не обращая внимания, словно ее интересовал только этот затоптанный темно-зеленый плюшевый ковер. Опустив глаза, прошла мимо него, даже не заметив.

Сначала Любош подумал, что ошибся. Но, обернувшись, все же окликнул ее:

– Анна!

Она оглянулась.

Любоша озадачило странное выражение, появившееся на ее лице: было ли то удивление от неожиданной встречи или просто недоумение, как это случается, когда мы встречаем человека, страшно напомнившего нам кого-то.

– Анна, а ты повзрослела. Но все такая же маленькая, – сказал Любош и пошел ей навстречу; глаза их встретились, и он уже был совершенно уверен, что это она.

Узнала его и Анна: та же широкая улыбка, те же узкие, далеко посаженные глаза. И все-таки у нее было чувство, что к ней приближается какой-то чужой человек.