- Ну, теперь мы поживем! Теперь мы повоюем! - возбужденно повторял Пучеглаз, потирая руки.

Новость распространилась по кораблю. Люди повеселели, кто-то во все горло затянул песню, и ее тотчас же подхватили, но тут от Гарибальди пришел приказ соблюдать тишину: неприятельские корабли крейсировали где-то поблизости.

Якорная цепь снова загремела: "Пьемонт" отправлялся в дальнейший путь.

Закатное небо полыхало золотым, оранжевым, зеленым, лиловым, вода принимала, вбирала в себя все эти краски, исчезала линия горизонта, и казалось, что небо и море - одна огромная чаша, наполненная расплавленной жидкостью. И вдруг очень быстро, почти незаметно для глаза, все подернулось дымкой, словно пеплом. Потускнели краски, красный мяч солнца бултыхнулся в воду. И откуда-то из глубин моря стал выползать туман. Он подымался и наплывал волнами - все гуще, все плотнее. Казалось, что "Пьемонт" погружается в вязкое месиво. "Ломбардия", которая следовала за "Пьемонтом", вдруг совсем скрылась из виду. Ее пытались окликнуть, она не отвечала. Понемногу замолкли даже разговоры. Люди напряженно вглядывались в обступившую корабль облачную завесу. Ни зги, ни огонька. "Пьемонт" подвигался вперед толчками, как слепой, бредущий ощупью. Лев и Александр завернулись в плащи и прикорнули на палубе, но заснуть не могли: им тоже передалось общее напряжение. Пучеглаз еще на закате отправился снова в камбуз к новому приятелю - коку, а Лука отпросился к матросам: ему хотелось достать у них мази и точило, чтоб наточить и начистить свою великолепную саблю.

Туман теперь был так плотен, что казалось, его можно ощупать руками, как толстый занавес. Едва человек делал шаг в сторону, как уже терял и своего соседа и представление о том, где находится он сам.

Лука, надраив в кубрике свое драгоценное оружие, вылез на палубу, ахнул, но все же пошел искать своих синьоров уффициале (офицеров). И почти тотчас же заблудился.

Он то наступал на чьи-то ноги и в испуге отпрыгивал, то натыкался на связки канатов и ящики. Один раз он чуть не упал в море, потому что широко шагнул вперед, не видя ни борта, ни поручней.

- Святая мадонна, что же это такое? Спаси и сохрани нас!

Луке сделалось страшно, хотя он отлично знал, что кругом в этом белом мареве сидят и лежат люди, его друзья. Мальчику пришло в голову, что будет безопаснее, если он пойдет, держась за перила. По крайней мере не свалится в море.

Так он и сделал. Однако не продвинулся он и на несколько метров, как увидел где-то впереди чуть светящуюся точку. Свет быстро перемещался то выше, то ниже. Лука обрадовался: "Никак, фонарь! Вот хорошо-то! Сейчас попрошу посветить и быстро найду моих синьоров". Он решительно двинулся на свет, но мутное пятно вдруг исчезло! Эге, нет, вот снова забрезжило... а теперь опять исчезло! "Вот чудеса! - рассуждал про себя Лукашка. - Кто там балуется? И откуда взяться здесь фонарю? Днем никакого фонаря я не приметил". Все же он продолжал подвигаться вперед, крепко ухватившись за перила. И вдруг у самого его лица, ослепив его, полыхнул свет.

Лукашка протянул руку и тут же, чертыхнувшись, отдернул:

- Ох, черт, жжется как!

Свет мгновенно исчез, и кто-то невидимый, закутанный с ног до головы в плащ, вскрикнул:

- Кто... кто здесь? Что нужно? Что такое?!

- Это я, синьор. Ординанца русских, синьор. Извините, я ищу своих офицеров, - растерянно забормотал Лука, дуя на обожженные пальцы.

- Зачем тебя дьявол здесь носит? Ступай на свое место! - свирепо сказал невидимый. - Чтоб ты здесь больше не шлялся, слышишь, сопляк!

Оробевший Лука отступил. Долго еще бродил он среди белых волн тумана, покуда не набрел на своих "уффициале".

- Где пропадал, Лукашка? - добродушно спросил его Александр.

- Заблудился в тумане, синьор, - отвечал Лукашка, тряся рукой, которая так и горела у него.

- Что это с твоей рукой?

- Обжегся о фонарь, синьор.

- Какой фонарь?

Пришлось Луке рассказать историю своих странствований по кораблю. Неожиданно история с фонарем и человеком, который так грубо прогнал Лукашку, заинтересовала синьоров офицеров. Оба они забросали мальчика вопросами: как выглядел этот человек? На каком борту стоял? Какой у него голос? Луке было очень жаль, что он не может угодить добрым русским, но он не видел ни лица этого человека, ни его фигуры. А голос? Ну как же можно описать голос? По выговору, наверное, римлянин, а голос совсем обыкновенный.

- Что вы думаете об этом, Лев? - взволнованно спросил Александр. Может, стоит доложить генералу?

Лев махнул рукой:

- А что вы ему скажете? Что какой-то человек стоял с зажженным фонарем у борта? А может быть, это делалось по его собственному приказанию. И потом, что вы видите в этом подозрительного? Я, например, уверен, что один из матросов просто что-то искал и светил себе фонарем.

- О, вы всему находите объяснения! - недовольно пробормотал Александр, но настаивать не стал.

Пока шел этот разговор, затерявшаяся в море "Ломбардия", которой командовал Биксио, тоже еле-еле подвигалась в тумане. Где-то в том же тумане находился и неприятельский фрегат. Биксио приказал на всякий случай погасить все огни и заглушить машины. Так можно было вернее проскользнуть мимо неприятеля. Сильно нервничающий Биксио сам стал на вахту и старался пронизать взглядом белесую пелену, окутывающую судно. Вдруг совсем близко Биксио различил какое-то большое темное пятно.

Пятно приближалось с непостижимой быстротой. Сквозь туман блеснул огонь.

- Синий свет! Теперь красный! Опять синий! Ага, это бурбонский корабль! Это их цвета! Они сигналят нам, видно, принимают нас за своих!

Биксио вмиг припомнил распоряжение Гарибальди: "При встрече с неприятелем начинай бой первый. Сразу бери его на абордаж".

- Приготовиться к бою! - скомандовал он. - Полный вперед!

"Ломбардия" устремилась навстречу сигналящему фрегату. Волонтеры приготовились, взвели курки. Сейчас, сейчас дадут команду: "Огонь!" Еще минута, и раздался бы гром пальбы, треск столкнувшихся кораблей, крики раненых. Но тут вдруг из тумана послышался хорошо знакомый всем голос:

- Эй, капитан Биксио, это что такое? Ты что, потопить нас собираешься?

- Галубардо! - ахнули волонтеры. - Сам Галубардо! Святая мадонна!

Потрясенный Биксио даже не отозвался.

- Капитан Биксио, почему не отвечаешь? - снова окликнул его Гарибальди.

Биксио взял рупор. От волнения он почти потерял голос.

- Я не понял ваших сигналов, генерал, - прохрипел он, и рупор еще усилил его хрипение. - Я думал, передо мной неприятельский корабль.

- Какие сигналы? О чем ты говоришь, Биксио?

- Я говорю о синих и красных световых сигналах, которые вы нам подавали с левого борта.

Наступила долгая пауза. Видимо, Гарибальди обдумывал то, что сказал Биксио.

- Кроме тебя, кто-нибудь видел эти сигналы? - спросил он.

- Видели все, кто стоял со мною на мостике.

- Хорошо. Я выясню, что это были за сигналы, - снова раздался спокойный голос Гарибальди. - А ты пускай в ход машины и держи курс на Марсалу.

- Есть, генерал!

"Пьемонт" и "Ломбардия" снова отправились в путь. А за пароходной трубой "Пьемонта", на крохотном кусочке палубы, разыгрывалась настоящая драма. Маленький пастушонок, одетый в форму гарибальдийца, катался по полу, рвал свои смоляные кудри и кулаками размазывал по лицу злые слезы.

- Оставьте меня, синьоры, не трогайте меня, - гневно говорил он сквозь слезы двум русским, которые пытались его успокоить. - Хотите, чтоб мне было легче, - избейте меня, как паршивую собаку. Избейте меня, синьоры, мне будет лучше! Ах я трижды проклятый, ах я глупый мул! Что скажет теперь обо мне Лоренцо? Держал врага в руках, он был здесь, рядом, а я ничего не понял! Этот негодяй хотел, чтоб наши корабли потопили друг друга, чтоб все мы пошли на корм рыбам, а я, я, шелудивый осел, ничего этого не понял! Горе мне, горе!

Неожиданно Лукашка вскочил на ноги: