- Да что же я здесь валяюсь? Ведь я должен сейчас же, сию минуту бежать к генералу, сказать ему, что я видел, как тот негодяй сигналил! Пускай генерал прикажет обыскать весь корабль! Мы найдем предателя!

Вопли мальчика уже начали привлекать внимание. Несколько бойцов просунули головы в укромный угол за трубой:

- В чем дело? Отчего этот рагаццо так орет? Что с ним приключилось?

- Заставьте его замолчать, - по-русски сказал Мечников Александру. Мальчишка своим криком весь корабль поднимет, а тот, кто сигналил, преспокойно ускользнет. Если мы хотим его обнаружить, надо молчать до поры.

- Он здесь, он никуда не мог скрыться! - продолжал между тем вопить Лукашка. - Я скажу! Я заявлю генералу... - Он поперхнулся.

Рука Александра плотно закупорила ему рот.

- Парень поссорился с одним нашим товарищем и хочет пожаловаться генералу, - обратился Мечников к гарибальдийцам. - Очень вздорный мальчишка!

А Есипов, все еще не отнимая руки, успел шепнуть Лукашке:

- Сейчас же замолчи! Ты глупый. Помни: это военная тайна.

Брови пастушонка полезли на лоб.

СИЦИЛИЯ

29. НА ОСТРОВЕ

В Мессинском проливе ходила темно-зеленая, как бутылочное стекло, волна. 11 мая, уже на рассвете, перед гарибальдийцами открылись шапка Этны и встающая из зеленой воды желто-бурая гряда сицилийского берега. Гарибальди удалось обмануть бурбонцев: они караулили его в море, на дороге в Сицилию, а он резко изменил курс, пошел к Африке, потом круто повернул на северо-восток и направился в сицилийский порт Марсалу.

Королевские корабли спохватились, да поздно. "Стромболи" и "Амалия" кинулись преследовать гарибальдийцев, однако настигнуть их удалось только у самых берегов Сицилии. Между тем на рейде, у Марсалы, стояли два английских корабля. Корабли эти мешали бурбонцам открыть огонь: они боялись попасть в суда англичан и просили английское командование уйти, освободить порт. Английские капитаны отвечали, что дожидаются своих офицеров, уехавших на берег, и никуда не уйдут, но обещают соблюдать строгий нейтралитет.

Пока шли эти переговоры, Гарибальди спокойно начал высадку волонтеров. Жители Марсалы высыпали на берег и громкими криками приветствовали своих освободителей. Они обнимали гарибальдийцев, совали им в руки цветы, еду, вино. "Бедный народ принял нас ликуя и с нескрываемой симпатией, - писал о высадке Гарибальди. - Он думал только о возвышенности жертвы, о героизме дела, на которое шла горсть благородных юношей, издалека явившихся на помощь своим братьям".

Мечников с Есиповым и Лука с Пучеглазом сошли на берег одними из первых. Сиртори передал своим бойцам приказ собраться у низкого белого здания таможни на берегу. Волонтеры торопились с высадкой. Все понимали, что неприятельские корабли вот-вот начнут обстрел. Мимо наших друзей, откусывая на ходу хлеб, пробежал Марко Монти. Вид у него был встревоженный.

- Не обстрелянный еще, - усмехнулся, глядя ему вслед, Пучеглаз.

Александр и Лука взглянули друг на друга и потупились: им обоим пришла мысль, что и они тоже еще не обстрелянные, - как-то они почувствуют себя под огнем! Однако долго думать об этом им не пришлось - раздался грохот, и первый снаряд с бурбонского корабля разорвался в море, взбаламутив зеленую воду.

- А ну, давай еще такой же! - заорал Пучеглаз.

И, словно послушавшись его, снаряды начали ложиться то на молу, то у входа в порт, то в море. Толпы волонтеров бежали по берегу. Александр оглядывал каждого: нет ли среди них Лючии? Один раз ему показалось, что он видит тонкого мальчика с испуганными глазами Лючии. Он кинулся к нему, но это оказался настоящий мальчик, перепуганный и растерявшийся. Между тем вражеские снаряды никому не причиняли вреда. Гарибальдийцы подозревали, что моряки с бурбонских кораблей нарочно целили мимо, чтоб не убивать своих братьев-итальянцев. "Пьемонт" достался неприятелю, когда на нем не оставалось уже ни одного бойца. "Ломбардия" села на мель, и никакие усилия неприятеля не смогли сдвинуть ее с места. Стрельба внезапно прекратилась.

Удивленные волонтеры поняли, что оба неприятельских корабля разворачиваются и как будто собираются уходить. В самом деле, бурбонские командиры увидели всю бесцельность обстрела и решили идти на соединение с остальным флотом.

- Уходят! Они уходят! - закричали гарибальдийцы ликуя.

Вскоре оба неприятельских корабля скрылись из глаз.

Гарибальди, сойдя на сицилийский берег, выпустил воззвание:

"Сицилийцы! Я привел к вам горсть храбрецов, уцелевших от ломбардских битв. Мы услышали геройский зов Сицилии, и вот мы здесь, среди вас. Мы желаем только одного - освобождения отечества. Будем единодушны, и дело окажется нетрудным.

К оружию! Кто не возьмется за него, тот либо изменник, либо трус! Пусть никому не служит извинением недостаток оружия: в руках храбрых всякое оружие хорошо. Городские власти позаботятся об участи стариков, женщин и детей. Итак, к оружию! Пусть Сицилия снова покажет миру, как доблестный народ освобождается от своих тиранов!

Д ж у з е п п е Г а р и б а л ь д и".

Марсала - красивый маленький городок, кокетливо присевший на одном из золотистых пляжей, которые тянутся от Трапани до Джидженти. Укрепленный в старину, как почти все сицилийские города, он сохранил стены и башни со времен средневековья. Здесь делали знаменитые вина Марсалы, и на набережной высились торговые дома английских фирм, которые вывозили это вино за границу.

Еще до высадки гарибальдийцев местные власти сообщили по телеграфу в Трапани, где находился большой бурбонский гарнизон, что приближаются неизвестные корабли. Потом они передали, что корабли вошли в порт и что с этих кораблей начали высаживаться неизвестные люди. Гарибальди, видимо, подозревал, что власти будут телеграфировать. Едва ступив на сушу, он приказал, чтоб послали людей занять контору телеграфа.

Сиртори вызвал Мечникова и Есипова как наиболее просвещенных и владеющих несколькими иностранными языками. С ними попросились идти Пучеглаз и, разумеется, неизменный Лука. Все четверо быстро направились вверх по горной улочке к маленькому домику телеграфной конторы, который им указал прохожий марсалец. Лукашка вприпрыжку бежал за офицерами, задевая своей длинной саблей все камни и тумбы на улице. Он был в упоении: впервые в жизни он участвовал в настоящей военной операции (Александр успел объяснить ему, что занятие телеграфа - важное дело на войне).

В белом низком домике все было брошено на волю судьбы. Бурбонские телеграфисты, видимо, сбежали и впопыхах даже не успели закрыть помещение. Ветер свободно входил в распахнутую дверь. Трое взрослых взяли ружья наизготовку, и, глядя на них, Лукашка тоже вынул саблю из ножен и покрепче взялся за рукоятку. Было тихо, только где-то в глубине дома постукивал автоматический телеграф. Мечников и его спутники толкнули следующую дверь. Она бесшумно открылась. Это была аппаратная. В ней кто-то стоял спиной к вошедшим и, нагнувшись, читал телеграфную ленту, которая медленно выползала из аппарата. Александр и Лев узнали Датто.

Услышав, видимо, какой-то подозрительный шорох, Датто мгновенно обернулся и встретился с четырьмя парами глаз, которые смотрели на него в упор. Датто усмехнулся и неспешно протянул Мечникову ленту с точками и тире.

- Вот Трапани запрашивает здешнего телеграфиста, что за неизвестные корабли начали высадку. Требует ответа. А телеграфист, видимо, давно сбежал.

При первом звуке его явно римского говора Лукашка вздрогнул и уставился на Датто во все глаза.

- Удивительно вы легки на ногу, капитан Датто, - непринужденно заметил Мечников. - Мы вот только-только успели сойти с корабля на сушу, высаживались под выстрелами, а вы, оказывается, уже здесь и уже успели даже ознакомиться с содержанием телеграммы? Вы знаете азбуку Морзе?

- Очень приблизительно, - не глядя на Льва, отозвался Датто. - Что же до моей быстроты, то всякому военному, синьор руссо, понятно, что надо не мешкая в первую очередь занять телеграф. Ведь если бы ответ телеграфиста дошел до Трапани, тамошние войска очень скоро были бы здесь.