На следующий день ближе к полудню на телеге, запряженной черной кобылой, приехали к церкви трое местных мужчин. На возе лежали доски, бруски, веревки, молотки, гвозди, проволока – в общем, все то, что могло понадобиться для ремонта сбитого молнией креста. Батюшка, волнуясь, стоял у ворот.

– Ничего, отец Павел, не беспокойтесь. Мы это дело мигом наладим, – после приветствия уверил один из мужчин, сбрасывая пиджак и закатывая рукава рубашки.

Длинная лестница висела на стене церкви.

Мужчины довольно долго обсуждали, как лучше укрепить крест и кто полезет наверх. Вызвался Василий Марков, самый легкий и самый молодой из работников. Черную кобылу выпрягли из телеги, и лошадь пошла щипать сочную траву у церковной ограды. Мужчины принялись спорить, чертить прутиками на земле способы, какими можно справиться с задачей.

В конце концов пришли к единому решению.

Василий Марков, повесив на шею веревку, стал карабкаться по лестнице на крышу. Затем, сбросив конец веревки, поднял маленькую лестницу, принесенную из деревни, приложил ее к куполу, перевязал проволокой, укрепил. Стали поднимать крест. Снизу кричали, давая советы. Даже ругательства постоянно слетали с губ, несмотря на то что крест ставили. Время от времени бранные слова срывались то у Василия, стоявшего на коньке крыши с молотком в руке, то у его помощников, размахивающих внизу руками.

Василий поставил кованый металлический крест и уже приготовился прихватить его веревкой, как тот вдруг качнулся и начал заваливаться.

– Да держи ты его, мать твою! – послышалось с земли.

Проволока, которой крест был прихвачен, медленно раскручивалась. Василий едва успел отскочить. Если бы не его проворство, то крест упал бы прямо на парня. Наверняка Василий, свалясь с крыши на землю, разбился бы насмерть. Но Бог миловал.

Работник удачно уцепился за конек крыши, взобрался, сел на него. Вытащил из кармана рубашки мятую ярко-красную пачку «Примы».

Закурил и лишь после того, как выкурил сигарету и немного успокоился, вновь взялся ставить крест.

На этот раз Марков действовал расторопнее, крест прихватил в двух местах. И единственное, что упало на землю, так это его серая кепка, которая мешала закручивать болты на металлических полосах-стяжках. Кепка, как колесо, покатилась по крыше и упала к ногам отца Павла. Священник бережно поднял головной убор и положил на табурет у крыльца.

Работа была закончена, крест укреплен.

– Посмотри, что там, Вася, – закричал мужчина постарше. – Все ли ладно? Не упадет ли следующим разом?

– Закрутил на совесть, аж четыре болта.

Намертво сделал, еще сто лет стоять будет.

Только красить надо, чтобы ржавчина металл не съела.

Василий спустился с крыши. Мужчины сложили веревки, инструмент, отошли к церковной ограде полюбоваться на крест.

Тут подошла матушка Зинаида с женщинами.

Одна из подошедших, мать Василия Маркова, подозвала к себе сына, посмотрела на крест.

– Что такое? Что-то не так? – молодцевато спросил парень, поправляя кепку.

– Почему сразу не покрасили крест?

Только тут все поняли ошибку. И даже отец Павел обреченно, словно птица с перебитым крылом, махнул рукой и отошел в сторону.

– Да бес попутал, – сказал вместо отца Павла Василий. – И надо же было до такого простого дела не додуматься!

– Краска же в притворе стоит, целая банка, – произнесла мать Зинаида. – И кисточка есть.

– Давай, мужики, по новой!

Василий, не возражая, приставил к церковной стене лестницу и уже с банкой краски, с кистью в зубах полез наверх. На кресте сидела ворона. Когда молодой человек, осторожно ступая по гулкой жести, подошел к куполу, птица, громко каркнув, взмахнула крыльями, но с креста не улетела.

– Кыш! – закричал ей Василий. – Пошла вон!

Птица встрепенулась, взлетела, и вместе с ней со всех старых лип поднялась в небо целая туча ворон. Птицы громко кричали и носились над церковью. От огромного количества галдящих птиц даже небо почернело.

Василий же, не обращая на них внимания, принялся красить крест. Банка была привязана к поясу, работник макал кисть и аккуратно водил ею. Затем перебрался на вторую сторону, покрасил и там.

– Ну как? – закричал он, обращаясь к стоящим на земле людям.

Вороны яростно завопили, а затем облепили свежевыкрашенный крест.

Секретарь Патриарха назначил встречу Андрею Холмогорову в Загорске. Андрей прибыл к десяти утра, и секретарь Святейшего обрадованно улыбнулся, когда увидел Холмогорова, входящего в кабинет. Они поприветствовали друг друга рукопожатием. Знакомы они были уже не первый год, и отношения между ними были теплыми, почти приятельскими.

– Андрей Алексеевич, – спросил секретарь Патриарха, – а может, мы пойдем прогуляемся и заодно все обсудим? Кабинет не располагает к беседе.

Холмогоров кивнул. Уже через пять минут они прогуливались у монастырской стены, где еще вовсю цвела сирень, распространяя свежий аромат. После ночного дождя все вокруг дышало спокойствием. По небу плыли легкие белые облака, гонимые теплым южным ветром.

– Благодать-то какая! – взглянув на купола соборов, сверкающие кресты, вымытые ночным дождем, произнес секретарь.

Он снял очки, и его лицо с маленькой аккуратной бородкой сразу же стало детским, наивным, а глаза почему-то увеличились в размере. Холмогоров усмехнулся и спрятал в усах улыбку.

– Святейший ознакомился с вашим заключением, Андрей Алексеевич, – секретарь Патриарха тихо ступал по песку, которым была высыпана дорожка. – Очень доволен. Он сожалеет, что не сможет с вами встретиться лично. Занемог Святейший.

– Что-нибудь серьезное? – озабоченно осведомился Холмогоров.

– Все в руце Божьей, – ответил секретарь. – Я даже не ожидал, что он так быстро прочтет заключение, – секретарь наклонился, сорвал травинку, поднес ее к глазам, любуясь. – Экая красивая!

Холмогоров не ответил, он наблюдал за голубями, воркующими у маленькой лужи, отражающей голубое небо с белыми облаками.

– Чем вы сейчас заняты, Андрей Алексеевич?

– Работаю в архиве, – коротко ответил Холмогоров.

– Продолжаете свой труд?

– Продолжаю, – сказал Холмогоров, – но так медленно все движется. Столько всего уничтожено, безвозвратно исчезло.

– Вы имеете в виду…

Холмогоров не дал договорить секретарю, кивнул. Они понимали друг друга с полуслова. Холмогоров был на пару лет старше секретаря, в свое время они вместе учились в академии.

– Католики зашевелились, – вдруг сказал секретарь, – активизировались, словно весна на них подействовала.

– Знаю, – ответил Андрей Алексеевич.

– Папа предлагает Святейшему встретиться, но Святейший не желает встречаться.

– Оно и понятно, – мягким певучим голосом произнес Холмогоров. – Я бы на его месте тоже повременил со встречей. Хотя это тянется уже не одно столетие. Когда-нибудь нужно посмотреть друг другу в глаза.

– Слишком много вопросов, – сказал секретарь.

– Я в курсе.

– Святейший просил передать благодарность за проделанную работу. Он остался очень доволен, я давно не слыхал от него столь высоких похвал.

– Я всего лишь делаю свое дело.

– Не скромничайте, Андрей Алексеевич.

То, чем вы занимаетесь, не под силу… – секретарь хотел сказать «никому», но замешкался, остановился у лужи. Голуби вспорхнули из-под ног и полетели к куполам. – То, что удается вам, Андрей Алексеевич, не знаю, кто бы еще смог сделать.

– Спасибо за похвалу. Я работаю потому, что мне нравится моя работа.

– Служба, – напомнил секретарь.

– Я не рукоположен в сан, поэтому предпочитаю считать себя наемным работником.

– Это смирение или гордыня? – усмехнулся секретарь и, не дождавшись ответа, продолжил:

– Вам, наверное, придется поехать в Ватикан в середине лета. Святейший вас наверняка благословит на эту поездку.

– Зачем? – сразу же задал вопрос Холмогоров.