Я почти могла представить блаженство момента и тогда, прямо как сейчас, раздражение омрачало все это, потому что я знала: вероятность того, что я нашла бы мужчину и родила ребенка, и разделила этот момент с тем мужчиной, как мои родители, скорее всего никогда со мной не случится.

— О, мы повеселимся, дядя Дрю. Повеселимся, — тихий смешок вырвался из меня, стоило только увидеть массу неудобных рассуждений, которыми загрузился отец на счет неясного высказывания, не говоря уже об облегчении, которое Эйприл всегда приносила в моменты моего уныния.

Отец мог остановить меня. Он мог дать мне наставления или велеть быть дома в определенный час, но вместо этого он улыбнулся этой своей мягкой улыбкой, которую совершенствовал с тех пор, как доктор сообщил ему новости. Он позволил мне выйти за дверь, не прощаясь, потому что мы больше так никогда не делали. Я думала, он считал, что с тех пор, как у меня не было так много шансов победить болезнь или изнурительную химиотерапию, я должна была прожить полную жизнь, пока могла — вот, почему я согласилась на правила Эйприл этой ночью.

— Дом Люка потрясающий, — сказала я Эйприл, пока мы спускались прямо к бушующей вечеринке. Все место выглядело так, будто было сделано из стекла в медовых тонах. Там были огромный бассейн и прекрасный сад, которые явно тянули деньги на их содержание в этой чертовой засухе.

— Я знаю, верно? Семья этого парня имеет оборот наличных, как верхушка Голливуда. Я слышала, что его отчим — член клуба миллионеров. Клуба миллионеров! Это огромное дерьмо, а Вону плевать. Кто, черт возьми, игнорирует отца с миллионами? У этого парня явно проблемы.

— Погоди. Кто такой Вон? — я была в замешательстве. Минуту назад мы говорили про Люка, а теперь она болтала о каком-то Воне.

— Вон — это брат Люка... ну его сводный брат, и, добавлю по-быстрому, тут замешана история, которую никто не расскажет. В любом случае, он — полная противоположность своему брату. Горячий, конечно, но недоступный.

— Он — кретин, — раздался голос справа. Люк налетел на меня и поцеловал в щеку, прежде чем повторить это с Эйприл, которая наслаждалась. Видимо, они играли во флирт с дошкольничества. От него пахло пивом, солью и землей — все пахнет землей. Люк был таким же дружелюбным по отношению ко мне, каким был в первую неделю в школе, и поцелуй был слишком личным. Может, это здорово в деревне, но быть девчонкой из Сиэтла слишком раздражало.

— Неважно, — смеясь ответила Эйприл, уже осматривая группы людей в поисках Картера. Оказалось, я встречала его в художественном классе, и он был потрясающим скетчером, у него всегда была с собой видеокамера. Мы обе высматривали его одновременно, и она схватила меня за руку, потому что, кажется, Эйприл — не единственная, кто имела виды на Картера, что, честно говоря, не удивительно. Парень был создан для этого. Но ради Эйприл я готова была стать ветряной оспой и жуками в животах всех тех бикини-бронированных задниц.

— Предполагаю, здесь мне надо убить несколько сучек? Мне нравится эта вечеринка все больше с каждой секундой, — сказала я, рассмешив Эйприл и Люка. Было здорово заставлять кого-то смеяться, вместо слез или чувства жалости.

— Когда я увидел тебя в первый день, я знал, что влюблюсь в тебя, — Люк сказал это так серьезно, что я почувствовала себя некомфортно. Обманщик.

— Пойдем, — я схватила Эйприл за руку и потянула в сторону бассейна с бикини-командой. У Картера снова была камера, и он снимал видео, стоя рядом с парнем, который выглядел таким же вкусным, как он сам, если не больше. У парня была татуировка бонсай, которая тянулась от бедра вверх по его спине. Единственным недостатком на его потрясающем теле была брюнетка, прилипшая к руке.

— Ты не привлечешь его внимания, стоя здесь, — сказала я Эйприл, внезапно захотев выполнить миссию.

— Позволь не согласиться, — проворковал Люк, прицепившись к нам сзади, — прежде чем вечеринка закончится, вы, дамы, увидите нас, парней, падающих в обморок, просто ждите и наблюдайте.

— На самом деле, Люк, — я повернулась к нему с широкой улыбкой, — и мне нужна будет твоя помощь.

Через несколько минут Люк, рад-радёшенек угодить, побежал в сторону трех девушек. Картер и другой парень, были готовы применить силу без предупреждения. Девушки не успели понять, что врезалось в них, как Люк внезапно обхватил их, визжащих, и столкнул в воду с огромным всплеском.

Эйприл схватила мою руку, и я почувствовала ее смех сквозь свои кости. Голова Люка пронзила поверхность воды, пока он хихикал над протестами и ругательствами девчонок.

— Вы идете? — проорал он нам.

О, как бы я хотела увидеть это снова.

Эйприл и я уже направлялись в их сторону, как Картер и его ранее упомянутый друг повернулись к нам.

«А камера то снимает», — подумалось мне.

Так было, пока я не увидела его лицо — не Картера, в Картере не было ничего от удивительного парня. Мое сердце затрепыхалось. Он пялился на меня, и я не смогла отвернуться. Я была в ловушке. И точно была одной из этих тупых мотыльков, танцующих напротив света электромухобойки. Это было очень опасно по слишком многим причинам, но и потрясающе, и глупо одновременно. Я ненавидела его уже за то, что он заставил меня почувствовать.

Вот где она. Я уж начал думать, она никогда не появится. Я не знал, что со мной творилось, но не мог бороться с притяжением.

Вчера утром я был нормальным. Картер ныл, что я должен прекратить хандрить, схватить жизнь за яйца и идти к ней. И я пытался, но у меня ничего не получилось. Все, что ты получаешь от этого, это мгновенное удовлетворение, с последующим чувством вины, и, если ты не будешь осторожен, тебе гарантирована травма яичек. Просто спросите Джаррода Диксона после того, как он переспал с двумя сестрами за двенадцать часов.

Думаю, я пробивал себе дорогу через туман до тех пор, пока в один день не перевел дыхание и понял, что потерял часть себя, когда мы с мамой вышли из кабинета доктора в тот день, и никакое количество девушек не смогло бы меня спасти от этого. Я потерял до хрена, наблюдая за тем, как она опускалась до женщины, которую я не смог узнать, но любил так сильно, что меня убивала невозможность помочь. В день, когда я положил ее крошечное тело в землю, мои внутренности были разодраны и кровоточили, и жизнь никогда не будет восстановлена.

Лучшее, на что я мог надеяться, когда оставлял дерево в горшке у ее маленького надгробия, словно то было меткой, это пришитая заплатка в моей груди, через которую вытекали моя душа и сердце.

Так что Картер был прав в какой-то степени. Мне необходимо было сделать что-то, прежде чем меня выперли бы из школы или еще что похуже, за что моя мама, благослови ее душу, никогда не простила бы меня. Но когда Бет подошла ко мне в первый час, я вдруг понял, что это не решение. У меня было достаточно этого дерьма, и если бы у меня не было маминого питомника, о котором надо было заботиться, я бы уже сбежал. Меня мог бы меньше беспокоить пустой секс без обязательств с Бет, школа, которой не было дела до потерявшегося в жизни мальчика и отец, который смотрел на меня лишь с разочарованием.

Так было до тех пор, как я заканчивал с освещением для драматической постановки. Внезапно у меня появилась причина, чтобы остаться.

Я увидел танцующую на сцене Харпер Кеннеди, в то время как она думала, что одна. Она танцевала, как... чёрт возьми, я даже не знаю, с чем сравнить текучую красоту, которую она показывала. Я был в восторге и, честно говоря, думал, что мог бы смотреть на нее вечно, а потом это закончилось, вот так просто. Когда песня завершилась, она остановилась в центре сцены в полной тишине и тусклом свете и начала плакать. Ее плечи подрагивали, и девушка издавала слабые звуки, которые разбивали все, что осталось от моего чертового сердца.

Мне хотелось спуститься с площадки, залезть на сцену и обнять ее. Я захотел узнать, кто она. Захотел понять, почему она плакала, почему она не участвовала в постановке, ведь она могла бы надрать своим танцем задницы других девушек, и я хотел узнать, потанцует ли она для меня еще раз. Но прежде, чем я смог сделать хоть что-то, ее кузина ворвалась в дверь. Вот как я узнал ее имя и то, что она придет на мою гребаную вечеринку.