Еще чуть-чуть – и залпы "вертушек", которые долбили засевших на склонах вокруг заставы "духов", запросто накрыли бы спрятавшегося в расщелине Толика. Ракеты рвались, казалось, над самой его головой. Горы дрожали и гудели, сверху сыпались камни и песок, и только чудом парень не попал под обвал, прогрохотавший чуть правее его укрытия.

Когда "вертушки", отработав, ушли, Аркан осторожно выглянул из своего укрытия, пытаясь разобраться в том, что творится на поле боя.

Выяснить, что стало в итоге с "духами", многим ли из них удалось уцелеть после этого жуткого налета, не было пока никакой возможности – взметнувшиеся в воздух пыль и дым окутывали склон плотной пеленой. Рассмотреть хоть что-нибудь там, на склоне, Аркан не смог и решил подождать.

Он знал, что теперь, после ухода "вертушек", рано или поздно ситуация прояснится. Да и то сказать – дальнейшие события могли развиваться всего двумя путями: или "духи", переведя дыхание и собравшись с силами, снова возьмутся за заставу, добивая последних ее защитников, или пограничники, воспользовавшись замешательством противника и почувствовав собственную силу, перейдут в атаку, чтобы разблокировать наконец заставу и вызвать транспортные и санитарные вертолеты.

В последнем случае "духи" вряд ли станут принимать бой – они растворятся в этих горах тихо и незаметно, мелкими неуловимыми группами рассосавшись по ущельям и склонам, по расщелинам и пещерам, захватив с собой оружие и боеприпасы и оставив наступающим шурави только трупы своих верных Аллаху товарищей...

"Странно, однако!" – заметил про себя Аркан, взглянув на часы: время шло, но ни одна из противоборствующих сторон пока не подавала никаких признаков активности. В этой неясной переломной ситуации никто почему-то не делал попыток захватить инициативу – в горах повисла странная напряженная тишина, и это обстоятельство насторожило сержанта. Не могло же, черт возьми, случиться так, как в том старом фильме: "Это очень грустная история, в которой все умерли!"

Чертыхаясь, Аркан вытащил из рюкзака бинокль и, приблизив окуляры к глазам, первым, делом посмотрел на тот склон, который подвергся обработке с "вертушек".

– Ага! – вырвался у него непроизвольный вскрик радости. – Не понравилось!

Никаких сомнений быть не могло – оставшиеся в живых "духи" явно решили "делать ноги", пока не поздно. Со своего наблюдательного пункта Аркан хорошо видел позиции блокировавших заставу таджиков. "Вертушки" все же здорово их потрепали – повсюду валялись трупы, покореженное оружие, ошметки каких-то тряпок, которые при ближайшем рассмотрении вполне могли оказаться просто кусками разорванных взрывами тел.

Несколько человек суетливо возились у двух уцелевших минометов, отделяя плиты и сошки, явно готовя их к транспортировке. Еще несколько "духов" бродили по горе, склоняясь над трупами товарищей и собирая уцелевшие автоматы и прочую экипировку. Небольшая группа боевиков уже поднималась по склону – на каждом бойце в этой группе висело сразу по несколько гранатометов и автоматов.

"Духи" явно драпали, но на заставе этого как будто и не замечали – ни одного выстрела вслед.

Казалось бы, сейчас, когда никто не мешает, вытащить наверх из укрытия автоматические гранатометы – и "шахматкой" по склону. Раз, другой! Всего несколько залпов – и шесть десятков гранат довершили бы то, что не успели доделать Ми-24. Но застава упорно молчала.

Аркан перевел бинокль на "Красную".

У него чуть снова не вырвался непроизвольный возглас, но на сей раз это был бы возглас изумления: посеченная взрывами мин и гранат, покореженная, разрушенная застава словно вымерла.

Среди развалин "Красной" Аркан не мог разглядеть ни одного пограничника. Сержант понимал, что они там есть, что хоть кто-то остался в живых: ведь он видел, как ребята атаковали, как отходили назад под плотным огнем "духов". Ведь кто-то должен был уцелеть!

Но видимо, шок от "дружеской" встречи, которую устроили пограничникам басмачи во время неудачной атаки, оказался настолько сильным, что желания высовываться из укрытий теперь ни у кого на заставе не возникало.

"А как же раненые?"

Толик перевел бинокль на поле боя – маленький пятачок, ставший местом атаки и гибели пограничников, – и удивленно покачал головой: лишь на дальнем от него фланге несколько бойцов под началом сержанта пытались организовать эвакуацию раненых и убитых ребят из своего подразделения, суетливо перетаскивая их на расстеленных плащ-палатках.

Аркан не зря удивился – с таким он еще никогда не сталкивался: в спецназе отношение к раненым товарищам обычно было совсем иным.

Парни из его батальона предпочитали подставить под пули собственную голову, чем бросить истекающего кровью товарища. Толик почувствовал, что желание выручить попавших в переплет погранцов, которое двигало им все эти дни, помогая на последнем издыхании тащить по горам тяжеленный пятидесятикилограммовый рюкзак, да еще и ухитряться подбадривать друзей, теперь сменяется странным раздражением.

"На хрена тогда вообще все это надо было? Ради какого говна полегли ребята из моего взвода? Ради этих зелено-погонных ублюдков, не рискующих высунуться из окопов даже тогда, когда по ним никто и не пытается стрелять? Ни в жизнь не поверю, что они все там перемерли! Обосрались по уши и сидят, суки, нос высунуть боятся..."

Наверное, он бы еще долго, все больше распаляясь, ругался про себя, подыскивая самые обидные определения для перетрусивших пограничников, если бы вдруг не заметил такое, чего понять и объяснить даже самому себе был не в силах.

Сначала он подумал, что ему это просто померещилось. Аркан оторвал глаза от бинокля и тут же снова прильнул к окулярам, поправляя и без того достаточную резкость.

Теперь сомнений быть не могло – по ложбине, в которой захлебнулась отчаянная атака пограничников, в сторону ущелья, уходившего на восток прямо под ногами Аркана, полз человек.

Он полз быстро и уверенно, и, присмотревшись к нему повнимательнее, Аркан дал бы голову на отсечение, что этот человек не ранен.