Растворилась дверь, ведущая на арену и в нее вошел Потит в тяжелых цепях. Едва прикрытый бедною тканью, изнуренный голодом и заключением в душной, смрадной тюрьме, отрок однако при своей бедности и худобе казался прекраснее прежнего. Его светлый взор, кроткое лицо, благородная осанка, как и всегда, поразили глядевших на него. Многие умилились и сердца их дрогнули от жалости. Но те, которые сожалели о Потите, осужденном погибнуть в таких молодых летах, затаили это чувство в глубине души, опасаясь заслужить общее порицание. Как часто случается, что люди слабые, внутренно негодуя и сожалея, из трусости, из страха нарекания, не только скрывают лучшие и благороднейшие чувства свои, но еще прикидываются, что разделяют мнение большинства. Это постыдная слабость, достойная всякого презрения, которая обличает мелочность души и ничтожность характера.
Потит стоял посреди арены; но Антонин приказал подвести его к себе.
— Ты знаешь теперь, где ты и что тебя ожидает? — сказал он ему.
— Знаю, я на земле, созданной Богом и ожидает меня то, что Ему угодно. Да будет воля Его.
— Над тобою моя воля, а не воля кого-либо иного — и ты сию минуту испытаешь это!
Антонин подал знак. Решетки заскрипели на огромных петлях и темная пропасть разверзлась за ними. Из нее ринулись на свет звери, оглашая цирк диким ревом. Со страшными прыжками быстрым бегом кружили они по огромной арене и вдруг увидели неподвижно стоявшего, полунагого мальчика. Мгновенно звери утихли и смирились. Они тихо подошли к нему и послушно легли у ног его. Он стоял посреди их, опустясь на колени, скрестив руки и по просветленному внутренним светом лицу его видно было, что он горячо молился. Зрители и сам император были изумлены. Агния, дочь императора, находившаяся в числе зрителей, встала со своего места и вся в слезах, сложив руки, не спускала глаз с дивного зрелища.
Потит встал.
— Ты видишь, — сказал он громко, обращаясь к Антонину, — что я во власти моего Господа, а не в твоей власти. Он спасает меня от пасти лютых зверей, ибо час мой не пришел еще.
В эту минуту Агния, будто несомая ветром, слетела вниз и бросилась к ногам Потита. Она лежала без слов, и только взоры ее, устремленные на него с мольбой, обличали чувство ее охватившее. Она привстала, протянула к Потиту руки и воскликнула.
— Я верую! Верую!
Потит посмотрел на нее с неописанною любовью и, оглянув весь амфитеатр взволнованный и мятущийся, сделал знак, что хочет говорить. Все смолкло.
— Антонин, — сказал он. — римский император и вы все патриции и народ, слушайте, что я говорю. Господь на мне явил чудо, чтобы показать вам Свое могущество и обратить вас. Глядите на этих зверей, которые по воле Его кротче агнцев. Теперь все свершилось и я во власти твоей, могущественный император. Прикажи своим ликторам и я умру. Час мой пришел. А ты, дитя, — прибавил он, обращаясь к Агнии, — ты обращена. Не забывай чуда, которого дважды удостоилась быть свидетельницей, и прими святое крещение.
Многие присутствовавшие при этом обратились в христианскую веру, но большинство упорствовало и приписывало все происшедшее чарам Востока.
Агнию, по приказанию императора взяли и увели во дворец, а отроку Потиту отрубили голову в цирке посреди арены, при мертвом безмолвии стотысячной толпы народа.
Во II веке могила мученика, была отыскана, останки его перевезены в Сардинию, место его родины, и христианская церковь, причислив его к лику святых, постановила праздновать память отрока мученика и чудотворца Потита 1 июля каждого года.
Агния жила отшельницей в отдаленных покоях дворца; она приняла христианство и посвятила себя добрым делам и молитве. Она оставляла дворец тайком, чтобы посещать больных и неимущих, она принимала и кормила странных, посещала темницы, куда приносила утешение и помощь. Антонин нежно любил дочь свою, позволил ей исповедывать в тайне христианскую веру, жить по воле и делать добро. Он не спрашивал ее ни о чем, и притворился, что не знает о принятии ею христианства. Недолго Агния пользовалась общею любовью, как язычников, так и христиан, ею облагодетельствованных, ибо она одинаково помогала и утешала и тех, и других. Многих обратила она в христианство, но умерла рано, не достигнув 20 лет.