– У меня тоже. Сжег-то я всего лишь читательский билет, да и то – просроченный.
– Ты меня разочаровываешь.
– Я тоже был разочарован… в себе. Но я оказался у всех на виду, и что-то нужно было сделать. – Холлидей откинулся на спинку стула и потянулся к чашке с кофе. – А вот каким образом ты оказался у всех на виду, Джоэл? Что-то я не замечал за тобой стремления к популярности.
– Правильно. Но меня вынудили.
– Раньше ты, кажется, говорил, что вас обманули.
– Это я уяснил себе позднее. – Конверс поднял чашку и отпил глоток черного кофе, чувствуя, что разговор нравится ему все меньше и меньше. Он вообще не любил вспоминать те годы, но ему слишком часто приходилось возвращаться к ним. Его заставили тогда быть совсем не тем, чем он был на самом деле. – Я был всего лишь студентом-второкурсником в Амхерсте, и, нужно признать, никудышным студентом… Я успел провалить все, что можно, и скатывался все ниже и ниже. А летное дело было знакомо мне с четырнадцати лет.
– Этого я не знал, – прервал его Холлидей.
– Отец мой красавчиком не был и не имел любовниц, он был пилотом гражданской авиации, а позже – одним из руководителей “Пан-Ам”. В семье Конверс было традицией – управлять самолетом, не получив еще и шоферских прав.
– И братья и сестры?
– Младшая сестра. Она села за штурвал раньше меня и до сих пор не упускает случая напомнить мне об этом. – Я видел по телевизору интервью с нею.
– Она дважды появлялась на экранах, – с улыбкой подтвердил Джоэл. – Она подключилась к вашей шайке и не скрывала этого. Из самого Белого дома поступили указания оставить ее в покое: “Старайтесь не запятнать дело, но проверяйте ее личную переписку, раз уж вы всем этим занимаетесь”.
– Так вот почему она и запомнилась мне, – сказал Холлидей. – Итак, никудышный студент распрощался с колледжем, а военно-морской флот США пополнился пламенным пилотом.
– Не таким уж и пламенным, особо пламенных среди нас не было. Пламя, правда, случалось видеть нередко, особенно когда нас сбивали.
– Должно быть, ты ненавидел таких, как я. Исключая, конечно, свою сестру.
– И ее тоже, – уточнил Конверс. – Ненавидел, презирал, приходил в бешенство. Но только когда кого-нибудь убивали или кто-нибудь сходил с ума в лагерях для военнопленных. Но отнюдь не за то, что вы говорили, – каждый из нас отлично знал, что такое Сайгон, – мы завидовали тому, что вы могли говорить об этом без страха. Из-за вас мы чувствовали себя полными дураками. Глупыми, трясущимися кретинами.
– Я могу понять и это.
– Очень мило с твоей стороны.
– Прости, это прозвучало не совсем так, как я хотел.
– А как это прозвучало, ваша честь? Холлидей нахмурился.
– Высокомерно, я полагаю.
– Именно, – сказал Джоэл. – Так оно и прозвучало.
– Ты все еще злишься?
– Не на тебя, а на то, что приходится постоянно копаться в прошлом. Я терпеть не могу эту тему.
– Благодари за это пропаганду Пентагона. Какое-то время ты фигурировал в ночных новостях в качестве самого настоящего героя. Сколько их было, этих побегов? Три? После первых двух тебя поймали и спустили шкуру, но в последний раз ты бежал один, не так ли? Ты прополз по вражеским джунглям пару сотен миль, пока не добрался до линии фронта.
– Там и сотни миль не было, а кроме того, мне отчаянно повезло. При первых двух попытках из-за меня было убито восемь человек. И ей-богу, гордиться здесь нечем. Может, мы все же перейдем к “Комм-Теку” и “Берну”?
– Дай мне еще несколько минут, – сказал Холлидей, отодвигая кофе и булочку. – Пожалуйста. Поверь, я не пытаюсь копаться в твоем прошлом. Просто у меня в голове вертится один небольшой вопросик, если ты, конечно, считаешь, что у меня есть голова.
– Репутация Престона Холлидея не позволяет отрицать этого факта. Если верить моим коллегам, ты – просто акула. Но я-то знал еще того, кого звали Эвери, а не Пресс.
– Значит, предоставим слово Фоулеру, если тебе с ним удобней.
– А в чем дело?
– Сначала парочка вопросов. Видишь ли, я тоже не хочу недоразумений, поскольку у тебя тоже есть вполне определенная репутация. Утверждают, что ты – лучший специалист в области международного частного права, однако те, с кем я разговаривал, никак не могут понять, почему Джоэл Конверс удовлетворяется работой в небольшой, хотя и весьма респектабельной фирме, когда он мог бы добиться большего. Или даже работать самостоятельно.
– Ты хочешь подрядить меня?
– Нет, я вообще не нуждаюсь в партнерах. Спасибо отчиму и его юридической фирме в Сан-Франциско.
Конверс с сомнением поглядел на оставшуюся половинку булочки и решил не трогать ее.
– Так что же вас интересует, ваша честь?
– Почему ты работаешь там, где ты работаешь?
– Мне хорошо платят, и фактически я возглавляю отдел. Никто не стоит у меня над душой. Кроме того, не хочу рисковать. Мне ведь приходится выплачивать алименты: соглашение полюбовное, но тем не менее.
– На содержание детей?
– Нет, Бог миловал.
– Как складывались твои дела после демобилизации? Каковы были твои планы? – Холлидей снова наклонился вперед, прочно опершись локтями о стол и опустив подбородок на руки – олицетворение сосредоточенного студента. Или кого-то еще.
– Кто эти люди, с которыми ты говорил обо мне? – спросил Конверс.
– Служебная тайна, ваша честь, по крайней мере на данный момент. Такой ответ вас удовлетворяет?
– Да ты и на самом деле акула… – усмехнулся Джоэл. – Итак. Евангелие от Конверса… После того как жизнь моя потерпела крах, я вернулся с намерением взять реванш. Зол я был тогда как черт. Мне хотелось заполучить все. Недоучившийся студент засел за науки. Не стану врать – этому немало способствовало и весьма доброжелательное ко мне отношение. Вернувшись в Амхерст, я за три семестра и одни летние каникулы прошел курс двух с половиной лет. Затем Дьюк предложил мне ускоренную программу. Я прошел и ее, а потом специализировался в Джорджтауне и одновременно работал.
– Ты работал в Вашингтоне?
Конверс кивнул.
– Да.
– Где именно?
– В фирме Клиффорда.
Холлидей, присвистнув, откинулся на спинку стула.