— Хорошо, и что я должна сделать? Служить тебе?

— Нет, просто идти своим путем. Он уже начался, этот путь.

— Слова, слова. Пустые, ничего не значащие. Как я могу защищать богов, если я не могу защитить даже себя? У меня нет ничего, кроме этого камня и прядки волос моей доченьки.

— А разве этого мало? После того, как Тулькан передал тебе реликвию Забытых, на тебе благословение богини Айвари. Выбор сделан. Мой сын сделал его. Забытые получили Воителя. Теперь твое место в грядущей войне определено. Что же до волос… Память о тех, кого ты любила, до сих пор не позволила тебе стать жестокой и безжалостной убийцей, хотя ты пролила немало крови. Ты выдержала последнее испытание — испытание злобой. Три года на арене цирка ты жестоко мстила всем за те несчастья, которые обрушились на тебя. Но ты пощадила Тулькана, и Забытые видели это.

— Я устала, — Каста схватилась ладонями за виски, замотала головой. — Уходи, матушка. Я не хочу больше говорить.

— Хорошо. Только еще несколько слов напоследок. Твоя судьба тесно связана с судьбой одного юноши, которого ты повстречаешь очень скоро. Это будет не совсем обычный союз, но он позволит тебе совершить то, чего ждут от тебя Забытые. А теперь прощай. Береги камень, он не раз сослужит тебе добрую службу. Он обладает великой силой исцелять раны, болезни и нейтрализовать яды. И еще, прими от меня это кольцо. Не смотри на его простоту. Это вторая реликвия Забытых. Кольцо Моммека, бога мудрости. Его еще называют Кольцом Языков. Оно поможет тебе находить путь к сердцу того, кто встретится на твоем пути.

— Динче! Айвари! — крикнула Каста, но за дверью ее камеры уже никого не было. Динче исчезла в темноте коридора. Селтонка с недоумением посмотрела на свою правую руку — потертое медное колечко непонятным образом оказалось у нее на безымянном пальце. А потом сняла с шеи амулет, и увидела, что невзрачный камень Тулькана изменился. Теперь это был полированный кусок янтаря, имевший безупречную шестиугольную форму — форму пчелиных сот.

— О Берис! — вздохнула Каста. — Что происходит?

Ответить на свой вопрос она не смогла.

Достопочтенный Рис-Шавхун, верховный судья Дарната, глянул сначала на свиток, лежавший перед ним, затем на человека, который с подобострастием смотрел на судью, ожидая, когда тот соизволит ответить на его вопрос. Чтобы ответить, надо сосредоточиться. А этого достопочтенный судья как раз никак не мог сделать. Он хотел тишины и покоя. Вчерашние возлияния до сих пор напоминали о себе тупой головной болью. Глаза его слипались, когда он пытался читать свитки дел, требующих рассмотрения. Хотелось домой, в прохладу, в постель. А тут еще этот, проситель…

— Я подумаю, — сказал Рис-Шавхун, не поднимая взгляда. — Сначала нужно допросить обвиняемую.

— Конечно, конечно, свет истины. Но добрый господин Абнун просил об… особом отношении к этому делу. Все-таки убит уважаемый человек, убит злодейски, на глазах у многих свидетелей.

— Я подумаю.

— Добрый господин Абнун просил вас, свет истины, ускорить вынесение приговора.

— С чего бы такая спешка? — Рис-Шавхун все же поднял глаза на посетителя. — Судопроизводство дело сложное.

— Обвиняемая — всего лишь грязная рабыня.

— Вольноотпущенница, — поправил судья. — Которая три года была кумиром черни. Но не стоит говорить об этом, Шабак. Если тебе больше нечего мне сказать…

— О, совсем забыл! — Секретарь владельца Большого цирка с хорошо сыгранной виноватой улыбкой стянул с пальца перстень с прекрасным голубоватой воды алмазом и положил с поклоном на стол перед судьей. — Это господин Абнун нижайше просил принять от него в знак уважения и преклонения.

— Уже второй, — сказал судья.

— Что второй? — не понял Шабак.

— Ты второй, кто пытается сегодня всучить мне взятку. С утра был один… Чего хочет твой хозяин? Чтобы я приговорил девку к смерти? Ей так и так не миновать плахи.

— Вы верно изволили заметить, что проклятая селтонка три года была знаменитостью. У нее могут найтись влиятельные заступники.

— И что из этого?

— Я слышал, что пришло время снарядить «корабль смерти», — перейдя на шепот, сказал Шабак.

— Ах, вот ты о чем! — Судья покачал головой. — Я-то думал, что твоему хозяину хочется посмотреть на то, как палач будет потрошить девку на Площади Вздохов.

— Я счастлив, что вы поняли меня, добрый господин.

— Ладно, — судья взял свиток и как бы невзначай ловко смахнул им перстень со стола себе на колени. — Я распоряжусь насчет девки. Передай Абнуну мой привет и пожелания здоровья.

— Эй, женщина!

Каста подняла голову. Загремел засов, и высокий человек в черном вошел в камеру.

— Встать! — негромко скомандовал он.

Каста подчинилась. Человек встал так, чтобы свет из крошечного окошка камеры падал Касте в лицо. Его лица она видеть не могла — неизвестный был без факела.

— Я пришел сообщить тебе, женщина, что высокий суд рассмотрел твое дело. Ты приговорена к смерти, — сказал черный.

— Рассмотрел мое дело? — Каста убрала с лица грязные слипшиеся волосы. — Даже не выслушав меня? Воистину, это верх правосудия!

— Твои слова оскорбительны. Но теперь это не столь важно. Завтра на восходе солнца ты будешь обезглавлена на Площади Вздохов публично.

— «Черный ворон, вестник смерти, хочет напугать меня», — пропела Каста, презрительно усмехнулась. — Ты думаешь, я боюсь? Ты ошибаешься.

— По закону вечером накануне казни тебе полагается ванна и ужин за счет государственной казны стоимостью не более восьми кавашей. После этого тебя переведут в другую камеру, где ты проведешь эту ночь до утра.

— Очень хороший обычай, — Каста проглотила комок, застрявший в горле. — А мужчина за счет казны мне не полагается? Что-то не хочется последнюю ночь жизни проводить одной.

— Грязная шлюха! — прошипел черный и покинул камеру.

Каста опустилась на солому. Слепой ужас, который охватил ее, когда она услышала о приговоре, немного прошел, осталась только противная слабость в ногах и чувство полной обреченности. Завтра ее казнят. Динче обманула ее. Никакого освобождения не будет. Что ж, надо быть сильной. В конце концов, ее мучения завтра закончатся. А потом… потом она встретит свою Элеа. И Айлора. И маму. Больше трех лет она думала об этой встрече. Ждать осталось совсем немного.

Она пребывала в оцепенении до той минуты, пока в ее камеру снова не вошли — на этот раз знакомый ей желтолицый тюремщик и с ним два охранника. Ее подняли окриком, велели следовать за ними. Привели вниз, в подвал башни. Здесь ее ждали бочка с горячей водой и накрытый стол.

Даже за несколько часов до смерти человек может быть счастлив, думала Каста, с наслаждением смывая с себя липкую тюремную грязь. Более того, именно в такие минуты жизнь кажется особенно прекрасной. Каста мылась, расплескивая воду, охая и постанывая от наслаждения, совершенно не обращая внимания на охранников, которые наблюдали за ней. Ей было все равно, что на нее смотрят. Пусть глазеют — может, хоть раз в жизни увидят красивую женщину. В каком-то смысле палачи сжалились над ней: завтра на эшафоте она не будет выглядеть грязной свиньей. Это пусть слабое, но все-таки утешение. А потом она оделась и села за стол. Предложенное ей вино было кислым, мясо — недожаренным, хлеб клеклым, а фрукты слегка подгнившими, но даже этот убогий ужин показался ей необычайно вкусным. Она ела с жадностью, пока блюдо не опустело. А потом ей невыносимо захотелось спать. Каста хотела сказать тюремщику, чтобы ее отвели в камеру, но язык не слушался. Еще мгновение — и девушка повалилась прямо на стол, разлив остатки вина.

— Ну, вот и все, — сказал желтолицый тюремщик. — Теперь хватайте ее и несите в повозку. Отвезете первую партию в порт и быстро возвращайтесь за остальными.

— Жаль, что ее скормят рыбам, — сказал один из охранников, глядя на Касту. — Я бы посмотрел, как палач будет рубить ей голову.