- Эй, - сказал Софрон сзади, - может быть, немножко потише?

Павел Амадей Саха громко тормознул, пропуская старушку в розовых шортах, которую он чуть не сшиб, и ничего не отвечая, поехал дальше. К Жукаускасу повернулся Головко. Софрон наклонился к нему, но Абрам ничего не сказал и отвернулся.

- Эй! - крикнул Софрон. - Почему вы так едете?!

Тут машина резко остановилась у тротуара, и мотор смолк. Наступила пауза, ничего не произошло, трое существ сидели в этом механизме для более быстрого перемещения в пространстве и не произносили ни слога. Наконец Павел Амадей Саха медленно открыл дверцу, неспеша вышел из машины и подошел к сидящему Софрону Жукаускасу. В глазах его виднелись слезы, мерцающие желтым светом из-за фонарей авениды Гвоздей.

- Вы что!.. - жалобно воскликнул он. - Какой же якутянин не любит быстрой езды?!..

И он так напряженно и укорительно посмотрел в центр лба Софрона, что тот подумал, что сейчас взорвется череп и его мозги выстрелят вверх. Софрон кашлянул, слегка ударил ладонью по своему бедру, сделал виноватое лицо и мягко сказал:

- Простите... Извините... Я не думал... Я с вами!

Павел Амадей Саха отошел и снова сел за руль.

- До свидания, обиды! - крикнул он, поворачивая ключ зажигания. - Жизнь так легка.

- А я там был, - неожиданно сказал Головко.

И они опять помчались вперед по веселой бешеной дороге, наполненной автомобилями, мотоциклами, троллейбусами и автобусами, и ветер опять обвевал их лица, шеи и грудь, принося с собой нежную свежесть, дух ласкового ночного воздуха, и благоухающую насыщенную палитру запахов прекрасного города Мирного, существующего в густоте цветущих деревьев, в брызгах озерной, речной, океанской, дождевой чистой алмазной влаги, и в окружении своей загадочной нереальности, возникающей вдруг среди остальной действительности, как подлинно явленная сладкая греза. Все слилось в проносящемся мимо пестром мельтешений; кончились проспекты и улицы, и начались темные поля и новые уютные дома; бананы сменялись баобабами, и пальмы уступали свое место тальнику; бульвар превращался в стремительное шоссе, ведущее неизвестно куда; и когда наконец желтая, в коричневую полоску, машина с Павлом Амадеем Саха, Жукаускасом и Головко доехала почти до того самого места, где совершил недавно посадку вертолет, работающий на службу <зу-зу>, она вдруг свернула направо в узенький проезд, и, проехав пять домов, остановилась напротив шестого, напоминающего увеличенный в четыре раза якутский четырехугольный балаган. Бесшумно раздвинулись бежевые ворота, раскрывая въезд, Павел Амадей Саха радостно поднял руки вверх.

- Ну что, приятели, вот мы и здесь! Как вам нравится мой чудесный дом?! Жукаускас весело вздохнул, радуясь концу езды. Головко тут же открыл дверцу и выскочил из машины. Он подошел к низенькому зеленому дощатому забору, посмотрел на темное верхнее правое окно в доме и щелкнул пальцами.

- А вот сейчас я - вжик, хрясь - загоню свой чудный автомобиль в гараж, и мы - бум, дрюк - войдем внутрь, чтобы там действовать.

Сказав это, Павел Амадей Саха нажал какую-то черную кнопку в машине, и в левой стороне дома раздвинулись незаметные раньше, белые, как и весь дом, ворота.

- Ауа! - крикнул он, нажимая на газ.

Машина с ревом поехала туда.

- Подождите, я выйду! - крикнул Софрон, хватаясь за дверную ручку.

- Не блюй! У меня там вход в дом, в гараже, эй вы, прекрасный парень, идите сюда!

Абрам Головко медленно и гордо пошел за ними и вошел в гараж, как только въехала машина. Немедленно задвинулись ворота, и наступила полная тьма.

- Ха-ха-ха-ха!!! - засмеялся Павел Амадей Саха. - А теперь я раскрою свою мистерию, господарики, я ведь член буржуазно-социалистической партии западной русской Якутии, и просто заманил вас сюда, чтобы покончить. Сейчас я резко удалюсь, нажму на еще одну кнопочку, и вас раздавит огромный пресс, существующий сейчас в виде потолка. И хрен с ней с моей машиною. Мне платят много! Куплю две!

И... Раз, два, три, четыре!

- Абрам... - с ужасом прошептал Жукаускас.

- А я там был, - сказал Головко, не меняя своего положения.

- Да я шучу, ребятоньки, что вы в самом деле!.. - воскликнул Павел Амадей. - Такой партии нет нигде, даже на полюсе. Впрочем, я слышал, что появился Союз Борьбы за Освобождение Полюса. Но это мотня. Да будет свет, сказал монтер, и член засунул в полотер.

Немедленно все вокруг засияло нежно-голубым прекрасным свечением, заполнившим весь небольшой гараж блаженной мягкостью вновь увиденного мира.

- Вы просто невозможны... - с пафосом пробормотал Софрон.

- Да я шучу! Пойдемте наверх, будем есть моржовый ус, а также моржовый уд, и пить кумыс с тоником, или ледовитую водку. У меня есть еще кое-что...

- Необязательно, - сказал Головко.

- Я хочу тюленя и моржа! - восторженно воскликнул Жукаускас.

- Вперед! - крикнул Саха, вылезая из машины и подходя к началу дубовой лестницы наверх. - Итак, господарики, добрэ дошлы у мою расписную якутскую хату в могучем Мирном, что стоит рядом с Вилюем посреди лесов, песков и пальм. Истинно, истинно говорю вам: <заелдыз>!

Они сидели в мягких креслах за низким столом темного дерева в большой комнате с белыми стенами, на которых висели яркие картины, рога каких-то животных и всевозможные амулеты. Горел камин, пахло жареной дичью, Павел Амадей Саха в шелковом халате бирюзового цвета, громко чавкая, ел мозг из большой вареной кости. Жукаускас попивал <жиздру>, Головко курил кальян. В большом готическом окне можно было видеть их отражения, поблескивающие на витраже. Абрам Головко закрыл глаза и зевнул.

- Чудеса и небо без ливня, - сказал Саха, отложив кость. - Мне так хорошо с вами. Ну, расскажите же подробнее, как борьба, как Дробаха...

- Нормально, - ответил Софрон, - все это нормально. Вы что, знаете Дробаху? Откуда? Где же все-таки последний агент?

- В жопе... - засмеялся Саха. - Да, я знаю Дробаху. Он принял меня в партию. А где агент, я в самом деле не знаю. Но как вы видите, нам вообще этого ничего и не надо.

- Ах, да, да... - Жукаускас отхлебнул <жиздры> и пристально посмотрел в камин.

- Чего?

- Да ничего. Откуда у вас это все?! Откуда в Советской Депии вот эта вся... вообще... ну это... западная... южная... вот прямо... жизнь. А? Прямо ведь так?

- Прямо ведь так.

- Ну?

- Не догадываетесь?

- Я - Старший инструктор.

- Алмазы.

- Алмазы?

- Алмазы.

Софрон резко допил <жиздру> и налил себе <чучу>.

- Но ведь это невозможно! Алмазы принадлежат государству! Вы не распоряжаетесь ими! Их увозит специальный самолет - и все. И никто не знает. Оборонные дела.

- Взятки, - сказал Саха.

- Но нельзя же всех...

- Почему?

Софрон резко выпил <чучу> и налил опять <жиздру>.

- Нет, но это невозможно, ведь есть же план по алмазам, там ведь надо сколько-то добывать, это фиксируется, куда-то складывается, там следят...

- Приписки.

- Но нельзя же все приписать!

- Почему?

- Не получится, ведь это же маразм какой-то... Ну там чуть-чуть... Немного... Но ведь не все!

- А взятки?

- Ну хорошо, хорошо... Но я знаю, что существует план продажи алмазов в мире и твердая цена. И больше продавать нельзя. Иначе будет скандал, снижена цена, и там начнется уже большая политика. И вы что, ограничились это, как говорится, дозированной продажей?

- Нет, конечно.

- Но я что-то не слышал о каком-то буме мирненских алмазов. По-моему, на мировом рынке все спокойно.

- Взятки.

- Ну хорошо, и там взятки, но ведь алмазов-то больше! Реально больше! Куда их девать?! Не можете же вы утверждать, что вы продали два, когда вы продаете пять!

- Почему?

- Как это почему?! Потому что вы продали пять!!!

- А приписки?

- Приписки, как я понимаю, уже в отрицательном смысле?

- А почему бы и нет?