- Почему в трубе?

- Э-эх, строитель. Дома они под ключ не сдадут, а фонды выберут. На новых объектах сделают нуль, стены и крышу. Соберут денежки и уедут. Кто будет мелочевку доделывать без денег? Там копейки останутся. И без противопожарной зоны у нас заказчик ничего не примет. Вот тогда мы погорим не на шоколадку, а больше...

- Что же, Прокопов дурак?

- Прокопов - не дурак, - зло сказал Китыч. - Он хуже, он добренький. А если проекты придержать, они волей-неволей зону дорубят. Тогда - пожалуйста. Тогда пусть копаются. Сделают нули, и шабаш. Остальное мы без них сумеем. На такую работу люди всегда набегут. Поняла?

- Нехорошо как-то... А если узнают?

- Кто узнает? Мало тебе всякого добра приходит... Ну, сунула в ящик, и все. Вылетело из головушки, - погладил ее Валерий Никитич и, выдвинув нижний ящик стола, положил туда сшивки, накрыв сверху бумагами. - Мы же их не насовсем прячем. Через недельку-другую выложим. Получила, пожалуйста. И мы с Прокоповым такие премии оторвем! Ох, Клавуня, - обнял он ее за плечи, ласковая моя... Как я по тебе наскучал. Ничего, потерпи еще немного. Скоро, скоро...

Глаза Клавдии закрылись. Она прижалась плечом и головой к Валерию Никитичу, прошептала:

- Валерочка... Я так измучилась...

- А я, думаешь, нет, родненькая моя. Эх, черт побери, - сказал он отчаянно. - Да что мы не люди, в конце концов. Можно сегодня и схулиганить. Как ты считаешь, Клавуня?

- Можно, - счастливо выдохнула Клава. - Можно, Валерочка...

Дверь комнаты распахнулась, и Болтун, вбежав, уселся возле Клавдиного стола, на Валерия Никитича поглядел, гавкнул.

- Вот чертова собака, - с опаской отступил Валерий Никитич. - Чего у нее в голове, еще тяпнет.

- Молчать, Болтун! Вон отсюда!

Болтун улегся возле окна, морду на лапы положил и глядел.

Возле клуба, на светлом, песчаном, еще незатоптанном четырехугольнике волейбольной площадки все было готово к жестокому сражению.

- Счас раздолбаем отрядников! - митинговал Ваня Бешеный Судак; он капитаном у поселковых был. - Не веришь?! Давай на пузырь! Сгоришь, как лондонский фраер! Век свободы не видать! - и звонко шлепал себя длинными руками по бедрам.

Команды выстроились на задних линиях. Студенты в спортивных костюмах. Поселковые же кто в чем: в белых и клетчатых рубашках, в трусах и отглаженных брюках, в новеньких туфлях и босиком.

- Привет! - дружно крикнули первые.

- Привет! - нестройно повторили вторые.

Игра началась. Все больше людей стекалось к площадке: и от лагеря, и от поселка. Болельщики взревели от восторга, когда Петя-большой, высоко взметнувшись над сеткой, уложил мяч почти на первую линию.

- А-а-а!

- Замочи им клеенку!

- Ложи-ись!

- А-атнаси!

Поселковые мальчишки визжали истошными голосами.

На площадке поначалу борьба шла почти равная, и если и было у студентов преимущество в технике, то его перевешивала самоотверженная старательность поселковых. Их прически были уже всклокочены, лица потны, брюки испачканы желтым песком.

- Давим! Озверели! Век свободы не видать, давим!!! - кричал Ваня Бешеный Судак.

Он изменился в игре. Куда девалась его расхлябанность? Тонкий и легкий, он, словно боксер на ринге, короткими скупыми шажками двигался по площадке, а в прыжке тело его напрягалось, видны были натянутые струны мускулов на руках. И лицо изменилось: энергичнее стал вялый рот, заблестели тусклые глаза, откинутая назад косая челка открыла высокий лоб.

Григорий с трудом разыскал Зою. Она болела истово, и вытаскивать ее из толпы пришлось силой.

- Лихарь зовет... Лихарь тебя зовет, соображаешь? - объяснял он Зое. Но та глядела на него непонимающе и просила:

- Ну чего ты пристал? Дай поорать...

Но Григорий взял ее за руку и повел к клубу, к кинобудке, на крылечке которой сидел Антон Антонович.

- Проигрываете? - спросил он.

- Очко в очко идем.

- Но кто-то там визжал прямо сатанинским каким-то визгом, - зябко передернул плечами Лихарь. - Как завизжит, завизжит, у меня аж щека дергается, ей-богу. А сейчас вроде не слышно.

Зоя смущенно опустила глаза.

- Садись, Зоенька. Гриша, давай начинай агитацию. Ты парень молодой, она тебя быстрей послушает. А я уж и слова забыл, какими девчат уговаривать надо.

- Это что, заговор? - спросила Зоя.

Григорий ухмыльнулся.

- Ты по компасу умеешь ходить?

- Конечно, - ответила Зоя.

- Карты читать, костер разводить, палатку ставить, определять север юг...

- Ты же прекрасно знаешь, что у меня первый разряд по этому делу.

- Замечательно! - причмокнул губами Лихарь. - Лучшего и желать нельзя.

- Вы толком скажите: чего от меня нужно.

- Ладно, - успокоил ее Григорий. - Я по-нашему, по-казачьи, без дипломатии. По коням, и шашки наголо. Значит, так, Заяц. Вот этим ребятишкам, Кольке и его компании нужен хороший человек, старший товарищ. Чтобы этот преподобный отряд индейцев взять под присмотр. Ты сама видишь, матери и отцы все работают, за пацанами глядеть некому. Они к нам тянутся. А выходит, мы их гоним. Надо организовать ребят. Будут работать посильно, нам помогать. И родителям спокойнее. Займись ими, Зоенька, а?

- Ну вот... Нашли крайнюю.

- Послушай, Зоя, - сказал Лихарь. - Ты сама видишь, какие у нас места. Здесь и взрослый пропадет ни за грош. А ребятишки... Они же, сама знаешь, какие. Все знают и ничего не боятся. В прошлом году парнишка ушел из соседнего поселка. Искали, искали... А где искать? Вон гляди, - повел он рукой вокруг. - Гадай, в какую сторону пошел. Гриша говорит, и наши индейцы собираются в какой-то поход. Через болото, аж на Второй ручей. Это у старой стоянки хантов, это черт-те где. И придумают же, шпиона какого-то ловить. Так что, Зоенька, великая к тебе просьба, - встал и низко поклонился Лихарь.

- Но почему я? Ведь они мальчишки. Они ребят лучше будут слушать, Антон Антоныч. Гриша, - умоляюще проговорила Зоя, - Андрея поставьте. Они же с Колькой друзья.

- Чего Андрей... Ты же у нас ориентировщик и бывалый турист, - убеждал Григорий. - Они тебя раскрыв рот будут слушать. Ты их научишь всему и в поход сводишь.

- Да польза же какая, польза, Зоенька! - горячился Лихарь. - Ты пойми. Это у них на всю жизнь останется. Твоя наука. Тогда уж они нигде не заблудятся. Ты этим людей спасешь. Понимаешь?

- Господи, чего я такая несчастная, - поскучнела Зоя. - Мне еще мать говорила: дура, дура, у людей дети как дети. Та плаванием занимается, та гимнастка. А у меня спросят, я и не объясню, что это за спорт у тебя такой... ори... ори...

- А если я откажусь? - спросила Зоя. Мне же не хочется, ей-богу. Да нет, - махнула она рукой. - Все равно не смогу я с этими пацанами. Они от меня разбегутся...

- Все будет в порядке. Их от тебя не оттянешь. Спасибо, Зоя, - как о решенном сказал Лихарь. - Пошли теперь поболеем. Ты, Гриша, беги вперед, а мы посекретничаем. Знаешь, Зоенька, - склонился над девушкой Лихарь. Спасибо, что согласилась. Но чтоб особенно не переживала, я тебе скажу: из бригады тебя все равно бы сняли. Вот так.

- Почему? - вскинулась Зоя. - Что я плохо работаю?

- Прекрасно! - зажмурился Лихарь. - На все пять, - и поднес к ее лицу костлявую пятерню. - Замечательно! Ты молодец, что приехала с ребятами. Не побоялась. Молодец. Но видишь ли, дочка. Это я не сам додумался. Спасибо, жена подсказала. Я тебя нахваливать начал, а она как поднялась, поднялась... Ты женщина. Красивая женщина. И у тебя должны быть красивые дети. А в бригаде схватишь какое-нибудь бревнушко неподъемное. Или брус. И всю жизнь будешь страдать да нас, дураков, ругать. Вот так, Зоенька. Только не думай, что мы тебе ловушку поставили. Не-ет. Хоть завтра иди штукатуром с нашими девчатами. Или малярить. Пожалуйста. Тебя научат. Ты смышленая. А в бригаду нельзя. Так что давай руководи ребятишками. Привыкай.