Наташа малярничала. Красила окна в одном из классов. Андрей, не окликая ее, прокрался от двери на цыпочках и закрыл ей глаза руками, чувствуя, как трепещет под ладонями их живое тепло.

- Через окно-то видела, вроде Андрей шел, - насмешливо сказала Наташа, вывертываясь из рук Андрея. - Ты чего не спишь? После ночи?

- Ага. Сейчас пойду.

- И долго будешь в ночную работать?

- Сегодня последний день.

- Кто вас гонит? Еще придавит кого-нибудь ночью.

- Бог не выдаст...

- Из-за вашей спешки и нам покоя никакого. Начальство придет и давай мораль читать: "На студентов посмотрите. С них пример берите. Они строители без году неделя, а вас за пояс затыкают".

- Ну и берите пример.

Наташа покачала головой и, шлепнув Андрея по затылку, улыбнулась.

- Петух! Для вас это вроде игры на два месяца. А для нас - жизнь. Так долго не проработаешь. Ты вот приехал сюда беленький, ухоженный, - провела она рукой по его волосам, лицу, - а теперь мать родная не узнает. Бриться и то некогда.

- Дело не в некогда, - запротестовал Андрей и осторожно погладил редким пушком заросший подбородок. - Сибирский сувенир. Бесплатно, а дома ни за какие деньги не достать.

- Вот и отпускали бы свой сувенир дома.

- Тоже мне сказала... - рассмеялся Андрей. Да меня же с бородой в институт не пустят.

- А здесь нет института.

- Это точно... - согласился Андрей.

- А вот тот парень, небольшой такой, аккуратный, с нами в кино тогда был, это твой друг?

- Григорий, что ли? - спросил Андрей.

- Ну, самый такой хороший из вас, подтянутый, прическа у него, как у артиста.

- Раз ты про прическу, это, конечно, Григорий. На этом он помешан.

- Все бы вы так помешались. То-то было бы хорошо.

- Наталья?! - взмолился Андрей. - Какая тебя муха укусила. Все-то тебе не нравится! Может, хватит? А?

- Обиделся?

- Ага, сейчас на дуэль вызову.

- А ты умеешь стрелять? Давай на охоту пойдем? А? Ружья достанем, обрадовалась Наташа, - и собаку возьмем. Вот здорово! - И она захлопала в ладоши, подняла воображаемое ружье: - Трах-тарабах-тах-тах! Готово! Ну как? Пойдем?

- А когда?

- В выходной.

- Когда-то он у нас будет...

- Что ли, по разным календарям живем?

- Ага! - мотнул головой Андрей. - У нас выходные только по особому решению штаба.

- Пропадите вы пропадом, - рассердилась Наташа.

Все у вас не как у людей! - Но, заметив огорченное лицо Андрея, смягчилась: - Ладно. Все равно пойдем. Ведь когда-нибудь и у вас будет передышка.

- Будет, - вздохнул Андрей, - когда-нибудь будет, - и зевнул сладко и длинно...

- Иди спи, - сказала Наташа. - Придешь завтра вечером?

- Приду.

На следующий день поздно ночью Андрей сидел на кушетке в маленькой комнатке медицинского пункта, остро пахнущей лекарствами, а врачиха Рита ловко прощупывала его тело холодными пальцами и спрашивала:

- Здесь больно? А так? А теперь? Да не ври только, говори правду.

Она уже поколдовала над его разбитой губой и на глаз, совсем заплывший, повязку какую-то прилепила, а теперь принялась ребра щупать, заметив на боку, чуть ниже подмышки опухоль.

- Так больно? А вот здесь?

Андрей толком ответить не мог: голова была налита вязкой, непроходящей болью, а стоило закрыть глаза, как появлялись фиолетовые круги на черном, будто в черную воду бросили камень и фиолетовые круги шли один за другим.

Здесь же сидела Наташа. Ее лицо сливалось с белой стеной, и оттого глаза и волосы казались угольно-черными.

За дверью, в коридоре и возле вагончика не смолкал топот сапог, разговаривали, ругались; кто-то шлепал по лужам возле окна и карабкался по стене, силясь заглянуть в комнату.

Наконец врачиха потрепала Андрею волосы, сказала:

- Иди ложись. Завтра придешь. Не вздумай на работу ходить.

И, приоткрыв дверь, позвала:

- Славик, помоги Андрею.

Но Андрей поднялся сам, и Наташу, которая хотела ему помочь, остановил.

- Спокойно. Все в порядке.

Вошедший в комнату Славик закричал нарочито радостно:

- Ну, я же говорил, что панику подняли! Били-били, колотили, убили, разбили! Крик, шум. Не дано женщинам знать нашего мужского, исключительно мужественного организма. Пошли, Андрюха.

В коридоре его окружили парни. Они подходили к Андрею, спрашивали: "Ну, как? А кто? Вот скоты! Неужели не заметил?" - и переводили глаза на Наташу, рассматривая ее беззастенчиво.

Наташа, шепнув Андрею: "Я зайду завтра", быстро вышла из комнаты. Славик бросился за ней.

Андрей же улегся в постель.

Дверь открывалась беспрестанно, но никто не тревожил его разговором. Только Григорий, присев на кровать, спросил:

- Ты точно никого не узнал?

- Да, - проговорил Андрей, открывая глаза. - Было темно, а я только что вышел из комнаты. И ошалел от первого удара.

- А голоса?

- Они молчали.

- Извини, пойду. Боюсь, как бы парни не наделали глупостей.

Славик и Володя пришли вместе.

- Наташу мы проводили. Все в порядке.

- Давай, Андрюха, выкладывай.

- Да чего выкладывать, - приподнялся Андрей и сморщился, сдерживая стон, и снова лег, задумался, стараясь припомнить то важное, о чем нужно было рассказать:

- От Наташи я ушел в двенадцать. Пришли девушки, которые с ней живут, и я пошел. Спустился с крыльца. Плащ накинул. Дождь идет. Грязь. Темень. Повернул за угол. Несколько шагов сделал, слышу сзади кто-то бежит, догоняет, а я не оборачиваюсь. Не подумал ничего дурного.

- Эх, Андрей, Андрей, - перебил его Славик. - Услышал и не убежал. Запросто ведь мог сорваться. Бегаешь, как лось. Кто же кроме этих скотов мог гнаться-то?

Разве мог Андрей сейчас объяснить свое тогдашнее состояние? Как бы ни старался он, все равно не поймут ни Володя, ни Славик. Об этом вечере нельзя рассказать. За окном шел дождь, жестяной колпак лампы сдерживал свет, и в комнате стояла полутьма. Разговор был какой-то скачущий с одного на другое, сумбурный. Андрей о себе рассказывал, об отце, матери, институте. И Наташа рассказывала. Но для Андрея разговор был прекрасен тем, что, может быть, впервые говорил он так, как умел говорить только с самим собой. Не нужно было пропускать каждое слово, выходящее наружу, через густое сито осторожных, всегда стерегущих мыслей, тех невидимых бдительных цензоров, знающих, которое слово к месту и в пользу, а которое может повредить, приоткрыть чужому взгляду то, что ему вовсе не положено знать.

И когда шагнул он с крыльца, и когда пошел от дома прочь, не прерывался этот разговор. Потому и не оглянулся, услышав торопливые шаги за спиной: это, конечно же, Наташа, ведь он позвал ее мысленно, и она не могла не услышать.

Андрей невольно задержал шаг, ожидая, как упадут ему на плечи, а потом закроют глаза ласковые Наташины руки.

Ударили в голову. А потом в плечо. Еще и еще раз. Он повернулся, не понимая, в чем дело. Если бы могли они увидеть его глаза, в которых совершенно не было страха, а одно лишь удивление еще не пришедшего в себя, счастливого человека!

Но было темно. И потому ничто не могло сдержать тяжелых злых кулаков.

Андрей закричал и, как показалось ему, сразу же рядом появилась Наташа.

- А все-таки нужно было их найти и отделать так, чтоб не сдохли, но пару дней ходить не могли. А то начинается эта политика: нельзя, не имеем права, существуют органы... - Славик зло сощурился, повернулся к Володе. Ну что? Неправда? Да? Они нас, значит, могут? А вы так спокойно рассуждаете: "Нельзя опускаться до них". Вот они и чувствуют, - Славик мотнул кудлатой головой в сторону темного окна, - понимают, что такие вот чистенькие не опустятся до грязи, и спокойны.

- Ты даже не знаешь, кто это был, - беззлобно отмахнулся Володя, - а уже бить, душить. Надо же разобраться.